Активная стратегия
Захар Прилепин — писатель, политик, общественный деятель, живущий в Нижнем Новгороде, в силу своих разнообразных интересов часто бывает в Москве. На этот раз он проездом в столице. Перед его отъездом на книжную ярмарку в Прибалтику у нас есть немного времени для беседы:
— Захар, а ты себя в первую очередь как позиционируешь?
— Никак. Я пытаюсь воспринимать жизнь всеми рецепторами, расположенными на моем астральном теле, поэтому ограничивать себя в этом было бы с моей стороны глупо. Даже история русской литературы доказывает, что чем шире, безумнее, азартнее человек воспринимает жизнь, чем он больше тратит, тем он больше получает. Тут примеров можно приводить великое множество, начиная с писателей — игроков, алкоголиков, сластолюбцев и дебоширов. Это все необходимые энергии, без этого было бы скучно. Мне любопытно ходить с флагами на митинги, заниматься своими детьми, писать разные книжки, статьи. Писатель, сидящий в башне из слоновой кости, мне кажется существом крайне скучным, неинтересным.
— То есть для тебя общественная жизнь — это своего рода «безумие»?
— Может быть. Политическая деятельность мне по-большому счету противна, но в России сложилось такая обстановка, что если ты не займешься политикой, политика займется тобой. Я занимаюсь ею в силу того, чтобы некоторая часть упырей и мутантов не думала, что политика это исключительно их личное дело, а все остальные на нее должны взирать. В России большая часть людей заслужила право на свою точку зрения, право на влияние. Такое право есть и у меня как у человека молодого, размышляющего, рефлексирующего.
— Вроде бы такое право по Конституции есть у всех…
— Да, но сегодня тысячи и миллионы моих сограждан являются объектом манипуляций. Если послушать, как рассуждают люди — это полный кошмар. Все что им говорят о Медведеве, Жириновском, Путине, вся эта клоунада, театр абсурда, с заранее отведенными ролями — для них это кажется единственно возможной реальностью. И нередко можно слышать рассуждения типа: а что в самом деле может сделать президент за четыре года? Надо править страной лет двадцать-двадцать пять. Или, как один таксист рассуждал: «Надо президентом Жириновского выбрать. Вот настоящий мужик, вот он им устроит. Такой еще только один был, но умер»… Спрашиваю его: «Да кто же?» Отвечает: «Собчак». Какой-то кошмар в голове у людей, все в куче. И всем этим бредом люди оперируют, они в нем находятся. Это ужасно.
— Однако ты всегда с симпатией пишешь о русских людях. Как на самом деле ты к народу относишься?
— По-разному, ведь что ни говори о русском народе — все будет правда и многие на этом спекулируют. Для одних народ — это пьяное грязное быдло с рабом в душе, поэтому его надо направлять на путь демократии и свободы; для других народ — богоносец, сам все знает и его надо допустить до власти и тогда все будет «путем». Это крайние точки зрения. Народ, как говорил Достоевский, амбивалентен, в нем есть все: и жертвенность, и святость, и безумство, и полная вопиющая дурь — все это в нем помещается. В народе, конечно, есть потенциал и присутствует некий коллективный разум, но для того, чтобы прийти к какому-то выводу ему нужна ясная, расчищенная реальность. В виду того, что у них этой реальности нет, они вынуждены оперировать теми «фишками», которые им подсовывают. Фишка — «Жириновский», фишка — «Медведев», фишка — «стабильность цен» и другие. Они эти фишки переставляют, стараясь построить домик, в котором можно жить. А из них вообще ничего не построишь, потому что к реальности они не имеют никакого отношения. В этом собственно беда. И я тоже когда-то был точно таким же ребенком, потому сформулировать свое отношение к политическим вещам предельно сложно. Для этого надо прочитать с десяток тысяч книг, пообщаться со многими людьми, знать лично многих, начиная от Чубайса, Касьянова, Путина до Суркова, Каспарова, Лимонова. Только затем из этого невероятного вихря эмоций, мыслей, концептов сформулировать свое собственное представление.
— Что это за власть, которая целенаправленно сводит людей с ума?
— Нынешняя власть является объектом внеидеологическим, она мимикрирует под любую идеологию. Она может быть либеральной, краснокоричневой, почвенной. Она подает все сигналы одновременно или в зависимости от ситуации, от того, что избиратели, народ хочет слышать. Перейти в оппозицию к власти крайне сложно, она везде. Сейчас сформулировать какой-то концепт и объяснить его человеку почти невозможно. Он всегда скажет, что это все то же самое, что Путин или Чубайс говорят, а они у власти. Значит все нормально. Система координат разрушена полностью. Власть аморфна, она совершенно бесстыдно живет вне понятий. Это, в общем, некий симулякр власти. Ведь люди хотят другого — жить в честном государстве, с определенными принципами и понятиями.
— Обычно обретение реальности возможно только через катарсис, очищение. Как, по-твоему, наше общество ждут сильные потрясения?
— В России катарсис — это очень много крови. Если в России произойдут подряд три сильные катастрофы, это может поменять ситуацию мгновенно. В критические моменты становится совершенно ясно, что власть невменяема, не прагматична, что она не управляет, не имеет долгосрочного потенциала и мгновенно рассыпается при очередном кошмаре. Когда случился Беслан, тонул «Курск» власть исчезала на несколько дней, а потом появлялась и вела себя, ну, просто безобразно, начиная давить всех сапогами. Если в России произойдет такой хаос, то сразу станет ясно, что в доме нет хозяина. И он появится.
— Какие цели ты ставишь в своей политической деятельности?
— Первичной целью я ставлю возвращение в Россию нормальных правил игры. Замену этого шулерского, игорного стола на поле, где честные люди сходятся на честном поединке. Потому что сейчас вся политика построена на тотальном недоверии к народу. При этом такая позиция распространена и с среди демократов. Недавно «Новая газета», процитировав слова Чубайса, в своей передовице написала, что если бы в России были честные выборы — это было бы ужасно, наш народ не способен сделать правильный выбор — то есть полностью выразила свою солидарность с его мнением. В моем понимании нынешняя ситуация дурна не только по идеологическим, эстетическим и другим мотивам. Она не соответствует метафизике космической, метафизике бытия, потому что если мы шаг за шагом позволяем себе совершать дурные, подлые поступки, то ничего хорошего не будет, за все придется отвечать. Бог есть и он будет наказывать целые страны, целые народы. Все будем за подлость отвечать, и я это очень серьезно чувствую. Я занимаюсь политикой, чтобы мои дети не смогли мне сказать: «Папа, а что ты за страну нам оставил, ведь черт знает что». И мне бы тогда пришлось выкручиваться: «Знаете дети, а я думал, что оно само все рассосется, а оно вот, вишь ты, не рассосалось, теперь сынки разгребайте вы». Сейчас все прекрасно понимают, что не рассосется само, страна беременна дурным плодом, и ей надо помочь разродится, чем быстрее, тем лучше.
— Захар, а почему ты примкнул к лагерю национал-большевиков, был ли у тебя какой-то иной выбор?
— У меня особого выбора не было, я был всегда человеком левых, национал-демократических взглядов, я всегда ощущал себя неким патриотическим элементом. В этом смысле в 1996 году, когда я искал людей, к которым можно было бы примкнуть, то сообщество, собравшееся вокруг Лимонова, вызвало у меня наиболее замечательные ощущения. Там был большой элемент эпатажа, элемент эстетической игры, но за всем этим просматривалась тотальная серьезность и жертвенность, какая-то запредельная честность, которой не было в российской политике ни у кого. Конечно, ныне покойные Егор Летов и Сергей Курехин, здравствующий Дмитрий Ревякин и сам Лимонов, а также десятки парней, которые там находились, вызывают у меня колоссальное уважение. Их выбор мне понятен и никаких метаний не было вообще.
— В каком состоянии это сообщество пребывает в настоящее время?
— С ним полный порядок, оно накопило много различных, противоречивых энергий и есть смысл эти энергии осмыслять, беречь, консервировать, подмораживать как здоровые энергии с тем, чтобы потом их выпустить на свободу и дать им жизнь. В этой ныне запрещенной организации состоят тысячи замечательных русских парней, которых нет ни у кого. Это правда.
— В чем ты видишь проблему оппозиционного движения?
— Усталость человеческого материала. Человек создан из глины, и она дает о себе знать гораздо чаще, чем дух. Если бы оппозиция представляла из себя устойчивый конгломерат из разных личностей: начиная с Касьянова, Глазьева, Хакамады, Немцова, Рогозина, Каспарова, Лимонова, Рыжкова, а также молодых Маши Гайдар, Ильи Яшина — это была совершенно другая оппозиция. Но она постоянно натыкается то на один угол, то на другой, постоянно осыпается, не сдерживается. Но эта проблема касается не только оппозиции, власть еще более разрозненна. Если оппозиция раскалывается по человеческим идеологическим мотивам, то власть раскалывается по мотивам финансовым, внегумманистическим. Власть в разных своих структурах ненавидит друг друга настолько, что это не снилось никому, там ненависть имеет запредельную величину. Люди во власти реально готовы друг друга убивать, сажать, уничтожать.
— Ты веришь в возможность консолидации оппозиции?
— Не очень, но я верю в возможность разового единения в определенной ситуации. Потому что существующая реальность она поперечная, против кровотока. Эти правила игры не устраивают никого из мыслящих людей в России. Ведь на «Марши несогласных» выходят люди разных возрастов, разных взглядов: и левых, и антилевых. Очень много интеллигенции. Бизнесмены пока не участвуют, но и они готовы примкнуть к «Маршам». Я уже не говорю о простых врачах и учителях, которым предлагается тупо терпеть и прожить всю жизнь в нищете. Никто им зарплату всерьез поднимать не будет, а будут говорить, что у вас ребята все нормально: зарплата растет на 10 процентов каждый год, а по-другому нельзя — экономика перегреется. Но экономика, почему-то не перегревается от долларовых миллиардеров, от безумных трат на яхты, виллы, яйца фаберже. А вот если нянечке в детском саду мы станем платить не две тысячи, а четыре, то экономика видите-ли перегреется. И с этим абсурдом мы должны смириться. И чем дольше будет существовать это единение, тем лучше будет для России. Большие массы активных людей могут сойтись на три дня, на три месяца, а там будем действовать «мы», как поет в песне Цой. Дай бог, чтобы они при этом все остались людьми, ведь от этого зависит судьба России.
— Как ты думаешь, долго народ будет терпеть эту тупость?
— В России чудовищный бунт можно организовать в течение трех дней, если отдать оппозиционерам телевидение на это время, чтобы проводить расследования и рассказывать людям, что делает власть.
— Это будет опять же провокация извне, а люди сами по себе могут дозреть?
— Это значит многого хотеть от человека. Когда вся пропагандистская мега-машина впилась в его мозги и выкручивает их, как тряпку, для того, чтобы отринуть всю эту систему координат, нужна большая смелость.
— А тебя не увлекают проекты поиска национальной идеи?
— Я не ставил перед собой такую задачу. Но, безусловно, духовное наполнение смыслом большого пространства России выглядит умнее, чем повышение ВВП в два раза. Власть намеренно избегает главных истин, не стремится к общению даже с общепризнанными классиками, которые никого не хаяли, а вели себя достаточно тактично и деликатно. Это тот же Солженицын, Фазиль Искандер, Валентин Распутин, Василий Белов. Писатели не дают четкого описания действий, они транслируют вспышки, образы, приближение к идеалу. Так вот, сейчас, я уверен, у них у всех апокалиптическое ощущение реальности. И вместо того, что погромче «включить» этих людей и провести с ними пять вечеров, власть успокаивает себя: все нормально, стабфонд есть, продержимся.
— Как ты строишь свою жизненную стратегию в условиях надвигающегося апокалипсиса?
— Я делаю все, что считаю нужным, чтобы голос мой был услышан. Мне до всего есть дело, я предпринимаю действия самого разного толка от наблюдения за властью и проведения массовых мероприятий до наведения порядка в своей собственной душе, в своем доме. Я стараюсь создать своим детям нормальные условия жизни в семье, дарить им светлые эмоции. Ведь дети счастливы только тогда, когда они уверены в любви своих родителей. И свою энергетику, надеюсь, позитивную я хочу встроить в хор таких же энергетических потоков, и тогда что-то может быть и произойдет спасительное для мира.