Стихи Захару

Стихи на случай

Захару Прилепину

Не консерватор, не вагант,
Но вызывает изумленье.
В нём есть писательский талант
И своенравное мышленье.

Творящим не для дураков
Не хватит одного абзаца:
В десятках разных языков
Его деяния плодятся.

Призов и премий — до ушей,
В один присест не подытожит.
Предпочитает «депешей»,
И без Вертинского не может.

Всё аккуратно, по уму,
Не успокоен книжным раем.
Не сторож брату своему,
Вот оттого и почитаем.

Памятуя, что сначала было слово
А талант пиита — божий дар
Полоснула Верка Лолозкова
По майору с именем Захар

Полоснула пятистопным матом
Всё грозясь шампанское открыть.
И унять пытались, да куда там!
Говорит: пила и буду пить!

На глазах притихшего народа
Столько страсти на чужой крови…
А тому назад четыре года
Признавалась в искренней любви.

Говорила: все вокруг тарасы
Лишь Захар воистину мужик
Светел мыслью и лицом прекрасен
В общем, в её душу он проник.

У него детей четыре штуки!
Сделал что ли б Верке одного
Жизнь щедра на разные кунштюки
Не сложилось в Веркой у него…

Жжет теперь глаголом: слюни, сопли
Ах, ее оставили одну!
По нему такие девки сохли!
Он, немодный, всё любил жену

Раз отверг, то получи, писатель,
Слышишь гей-казачий грозный свист?
Ты теперь законченный каратель,
Отщепенец, ватный экстремист!

Для тебя уже отлили пулю,
На тебя нацелят «Точки У»
Зря отверг любовь ее слепую —
Сложишь скоро буйну голову.

Но война закончится победой
И никто, конечно, не умрет
Станет Верка пухлой и дебелой
Подошьётся и шампанского не пьет.

Перспектива

Ты уже понял, что всё.
И я уже понял, что это — всё:
Время выёживаться минуло.
Пора признаться,
Что в лучшем случае
нас с тобой пронесёт
Между сибирским берегом
и канадским.

В худшем же случае из костей
наших они возведут мосты,
Чтобы ходили люди, носили ксивы,
Составляя из новостей
пазлы своей мечты.
И это неплохо —
с точки зрения перспективы.

Твёрдое нерушимое
побеждается тем, что гибче.
Так было и так будет
от Аляски до самой Юзовки.
А мы — тупые, поскольку
не мыслили стратегически.
А мы — святые, поскольку
нас неизбежно юзают.

И не надо писать вконтакте,
хрипеть мне в трубку:
Я — человек без такта,
я включаю медведя,
И я не могу его отключить,
когда надо хрупко
Провести тебя по европам
К твоей победе.

К моей победе, к победе нашей —
делить не имеет смысла.
Мы — детки рулетки русской,
мёртвые пассио-нарики.
Хрустальные пальцы твоих сестёр
пахнут степным кумысом,
И пахнут могилой братской
слёзы в моём хрусталике.

19 марта 2019 г.

БЖ. Рэп для столичной тусы

Захару Прилепину посвящается

Они забыли, что есть параша, что есть ставни, а что есть слеги.
Они говорят на изысканном дерридианском сленге.
Они говорят: «Хтонь», — вместо: «Мамка, сыра земля».
Из меня вырывается хрип — ключевое русское слово: «Мля!»

Из меня выдирается то, что при Делёзе давно забыли:
Россия-матушка, Киев-батюшка. Русь башлачёвской былью,
Выплеснувшись наружу Волгою дольше Нила
(Или длиннее?): пространство и время — хронотоп патриодебила.

Они забыли, что есть избушка, что есть колокол, что есть сани.
Из меня вырывается — в виде груза двести (слэш) триста — боец твой Саня.
Я дурею, передирая из речей твоих выражения:
Со времени нашей встречи я — всё тот же старлей Женя.

С хилым тельцем, но хамским духом: провоцируя либо зли их я,
Они мне советуют: «С этой, Zhенья, ацкой русофилией
Тебя не примут в грантовых наших постпостмодерных вузах»…
Придумали нам перверсию в форме любви к Союзу.

К Союзу сердец любящих, к Союзу Христа да с тушёнкой каши,
К Союзу нежных и беспокойных, чьё место — возле параши.
Они забыли, что есть параша, но мы их на брусья нижем…

«Я всё равно тебя когда-нибудь возьму: 
Одну или вдвоём с Парижем».

26 ноября 2021 г.

Захару Прилепину

Я хочу быть Максимом Горьким, 
чтобы жить на берегу Волги в Нижнем,
писать в амбарной книге рассказы о ближних,
ходить по Руси в лаптях и рубахе.

Говорить на языке нижегородском,
не мешая его со французским,
окать на самом чистом, как Ока на Стрелке, —
на самом русском.

Разрезать волну крылом волглую,
круг почетный свершая над Мининым.
Распугав всех окрестных пингвинов,  
Буревестником полететь по-над Волгою.

Над утесом лететь, эх, Стеньки Разина,
чуя запах людской кровушки,
чтоб в Сорренто найдя хлеб да кровушек,
душу выхаркать ей, заразиной.

И раскуривать трубку с дьяволом,
превратиться в легенды и были,
И заплакать в платочек синий,
будто Волга. А мальчик был ли?

РОДИНА

Захару Прилепину

Гудящая в веках стальными лопастями,
Глубинная моя, горящая дотла,
Как выживаешь ты, забытая властями,
Как выживаешь ты, не помнящая зла?

Отдав своих солдат на дальние заставы,
Сусеки поскребешь и — в общий хоровод.
Как выживаешь ты, народ моей державы,
Далекий от столиц, столицам тем оплот?

Несуетная ширь, стоишь ты, подбоченясь,
Надмирная, как лик надвратного Христа,
Ты Китежем всплывешь, взродишься птицей Феникс,
Воскреснешь, воссияв, — до нового креста.

А как хотела ты? — владелица пространства,
Мать лучших из людей, чистилище племен.
И я люблю в тебе вот это постоянство,
Охранный твой удел, победный перезвон.

Захару Прилепину

однажды мой друг
(и я до сих пор считаю его другом, потому что просто верю ему)
почти кричал на меня, говоря:
куда ты идешь, зачем живешь, ты пишешь не то!

я и сам так часто думаю, полагая,
что вокруг меня идиоты и тщеславные люди
и для них, и вместе с ними
я пишу — полную чепуху

друг говорил: никому не интересен твой палец
который ты прищемил в двери
и что он у тебя болит
вот, например, интересна Россия, несправедливая страна

я сидел и улыбался, потому что уверен:
палец — интереснее, особенно — если прищемили палец
ребенку
и я могу заплакать вместе с ним

а Россия — что Россия?
у меня старая мать, но я не чувствую к ней любви
так же, как не чувствую свое тело
и не замечаю прекрасные черные липы под своим окном

БАТАЛЬОН ПРИЛЕПИНА

Кто ответственен за строку,
Тот по сути защитник, воин.
Приравнявший перо к штыку,
Лучшей участи будь достоин!

Среди взрывов и огненных трасс
Забываешь о личной боли.
Кто пошёл защищать Донбасс,
Удостоен будь лучшей доли!

Через время идёт твой «Взвод»,
Он уверен в себе, спокоен.
Защищающий свой народ,
Лучшей участи будь достоин!

Утвержденье, как мир, старо:
Если пишешь — готовься к бою.
Приравнявший к штыку перо,
Знай и помни, что мы — с тобою!

Захару Прилепину

Едва жива засыпанная снегом
Окраина Руси.
Но здесь дымится зеркало Онего,
И — Господи спаси! —

Какие в нём ерши и зодиаки
Под хрустнувшим ледком,
Когда в ночи свирепствуют собаки
Косматым языком.

Дай вы-го-во-рить-ся! Не захлебнуться
Среди твоих чудес,
Дай мордой в небеса твои уткнуться,
В дозвёздный лес.

В пустынях снеговых или бумажных
Почуять дай — молю!
Что плачет сукин сын, со-друг, со-бражник
Со-брат по словарю.

Дай поцелую в губы золотые
За слово-серебро,
А сердце, словно конница Батыя,
Топочет под ребро.

Захару Прилепину

Свет ноября. Перегорели спички.
Трепещет костерок.
Поговоришь с Онегой по привычке — 
И волны между строк.
И ряпушка в бездонной сковородке,
Картошка в котелке.
Так хочется свободы — или водки
На русском языке.
Земля моя — озябшая, живая,
Из домовин бараков и хрущеб
Шарахает победа моровая…
Мы выживем ещё.
Перезимуем, запалим огарки,
Мазут сотрём со лба,
Воскресшие у божьей кочегарки,
Где теплая труба.

человек смотрит на море
море смотрит на человека
и думает
какое же я большое!
какой же он маленький!
потом человек уходит и уносит в себе целое море

человек смотрит на бога
бог смотрит на человека
и думает
какой же я большой!
какой же он маленький!
потом человек уходит и уносит в себе целого бога

человек смотрит на маму
мама смотрит на человека
и думает
какой же он маленький!
какая же я большая!
потом человек уходит
и вечно носит в себе женщину, которая была для него морем и богом

Снег

Захару Прилепину

В зимних закромах скопище воды,
Мокрая крупа, — наш песок и йод.
Влаги аромат — старый поводырь
Снега, что упал — опустился — пьёт.

Месиво дави тёплою стопой,
Сепией следов сочини для всех
Мести алфавит, протопчи с толпой
От «СВАЛИЛСЯ!..» до «НЕНАВИЖУ СНЕГ!..»

БАТАЛЬОН

Другу за пятьдесят.
Звонит иногда. Но редко.
 — Свой батальон, говорят,
Создал Захар Прилепин.

Книгу его про Донбасс
Как раз я сейчас читаю.
Про русских она. Про нас,
Чья хата уже не с краю.

Знаешь его? Не зря ж
Сам всё чего-то пишешь.
Может, ты для меня
Его телефон отыщешь?

Паузу я тяну.
Знаю его характер.
 — Зачем тебе на войну?
Смерть там. Война не сахар.

— Смерть, говоришь? Смешно.
Хочешь еще смешнее?
Мертв я уже давно,
Вряд ли найдёшь мертвее.

Жизнь? Это ты про то –
Выжить, кредит, квартплата…
Я здесь — мертвец. Никто.
Забыл, что и жил когда-то.

Может, ещё найду
Окоп, где смогу родиться,
Да маленькую высоту,
Чтоб насмерть в неё вцепиться.

Дальше неслось, как стон,
Все падежи, как плети.
 — Где этот батальон,
Что создал Захар Прилепин?

Хватит похабства, лжи!
Пусто в душе и сердце!
Где батальон, скажи?!
Где братья, единоверцы?!

Где тот Захар? Родной!
Взвыл он, что та сирена:
 — Нас ли пугать войной,
Тех, кто бежит из плена!

Другу за пятьдесят…
Здесь таких — миллионы.
Что ж ты молчишь, комбат?
Где твои батальоны?!

Ты — храм, расстрелянный.
И сотни тысяч пуль —
Птиц адских трелями —
В тебе, как богохуль.

Ты — солнце, вставшее
Луной однажды утром: 
Но живы павшие —
Во братстве рыжекудром.

Ты — ночь моя без сна,
И яблочные брызги 
Кислятиной вина —
Так плачут обелиски.

И где-то на краю
Окраины украйной,
А, может быть, в раю —
Брат обнимает Каина.

И рубит яблоки
Старуха-сирота —
Лопатой у реки,
Где божии врата…

Остались следы
На кровящем снегу
От иных ничего не осталось

В ЗЕМЛЕ ГОЛУБОГЛАЗЫХ ШАХТ

Тот високосный год
пах подпалённой курицей — 
Дверь настежь в ад — 
и тёртым чесноком под кожу ног и крыл.
Обстрелом разогретая, как сковородка, улица,
Где розы озверевшие мочились на костры.
Где ты.

И вжавшись под балкон
в подвальную дыру, он видел лишь
Её:
глаза смотрели сквозь него
в последний окоём — 
А там, в небесенной заре,
по скатам чуть смущённых крыш
Мечтали птицы о своём,
и вы средь них — вдвоём, вдвоём.

Он выжил, разводил собак,
убитых на войне,
И в каждом встречном пацане
искал черты ребят,
Что держат вечный пост в земле
голубоглазых шахт.

А РАКИ В ИЮЛЕ…

Под Красным Лиманом,
В зарёванном лете — 
С крестом и Кораном — 
Спасаем столетье.

Да нет — просто курим
И тянемся в небо…
А раки в июле
Форсируют Днепр!

И прутся в войнушку
Хохляцкие дiти,
В Европу-старушку
Скача на убитых.

Поэты здесь бродят,
Как брага печали — 
Святое отродье,
Гробы за плечами.

Твой нимб набекрень,
И сбитые ритмы,
И словно мигрень — 
Ты мучишь любимых.

Постой, командир,
Успеешь убиться,
Парням погляди
В последние лица…

И в Киеве русском,
Во Львове ль, в Одессе
Ты снимешь разгрузку:
В ней — смерти сто песен.

07.07.2024

Мёртвый писатель выглядит некрасиво:
Одутловат, небрит, синеват местами.
Рот растянув, в кулак собирает силы
И из могилы ногу вот-вот достанет.

Мёртвый писатель собран. Сосредоточен.
Всё же врачи не зря подбирали пазлы.
Будет безумно больно, но это — ночью.
Гости придут, не время ругаться грязно.

Даже когда подняться уже не может,
Тело с трудом держа, как сизифов камень,
Бывший мертвец на свет выползает Божий,
В спину толкаем дружескими руками.

Шутки и смех, гитара чуток фальшивит,
Марш ополченцев, кухонька полевая…
Можно закрыть глаза — и вот они, живы,
Каплю за каплей силу в него вливают.

Их голосов под куполом не убавить,
И, разгоняя струи подстывшей крови,
Мёртвый писатель стискивает зубами
Связи времён разорванный тонкий провод.

Тело до воскресения будет тленно,
Но на клавиатуру слова упали
И по экрану, наперекор вселенной,
Линии судеб явственно проступают.

Серым лицом-радаром сигналы ловит,
Возраста стёрты мнимые величины:
Что-то казачье, графское или злое
Одновременно в контуре различимо.

Что-то по праву и поперёк закона
Что-то из тьмы восставшее, мимо кассы.
Тем, кто легко поверил, что он закопан,
Будет от вида этого век икаться.

Первую жизнь внепланово подытожив,
Путь в небеса проделав до половины,
Мёртвый писатель делает то, что должен,
Ради чего его и толкают в спину.

Ловит живых крючком, подсекает ловко,
И, заставляя биться от мук и боли,
Души из бездны сотнями тянет в лодку.
Мёртвый писатель, воин на поле боя.

Захару Прилепину

Файл стерпит больше, чем бумага,
под свист щербатых флейт —
везет призывника отцовская коняга,
а там, в Чечне — delete.

Подташнивает Збруеву Надежду,
а ей шестнадцатый минует год,
так сладко и тепло — внутри и между,
она поглаживает свой живот,

закуривает и глядит сердечно,
как сахар, — растворяется в толпе:
прощай, прощай, мой милый, бесконечно,
а дальше — БМП и tmp.

18.06.2016

Захар в «Сахаре» о Захаре сказал немало веских слов.
В патриотическом угаре я слушал проповедь Отцов.
Один отец литературный, — он облик ДНР сваял,
Как человек весьма культурный героев в образ тот впаял.
От «Слова о полку» до Блока — встают живые типажи.
Братоубийственная склока, антимоскальские ножи.
Вот Гиви, Дрёмов, Моторола, — гусар летучих эскадрон.
Советская простая школа и справедливость как закон.
Тут Русский мир, тут Русью пахнет, тут вызов бросили Тельцу.
Пока буржуй над златом чахнет Всегда есть дело молодцу!
Другой отец как команданте, в его фамилии есть «ЧЕ»!
В его рассказе отзвук Данте, тату «Россия» на плече.
Он говорит скороговоркой о зверствах армии врага.
И понимаешь всё подкоркой. Свербит пробитая нога.
Он кровью право атамана на поле боя заслужил.
Почти как Гёте Эккерману Захар Захару услужил.
Отцы родные, командиры! Ваш глас прекрасен на миру.
Когда же изорвут мундиры «непобедимых» ВСУ?

ДНЮХА. ДНР. ЗАХАР.

Поэтическое поздравление Прилепина
06.07.2017

За характер Захара ценю я,
он за русских сражается днесь.
И жену, и детишек целуя,
мчит в Донецк и поет свою песнь!
Здесь его батальон, здесь окопы,
Здесь могилы героев войны.
И пускай Западло и холопы
льют ручьи ядовитой слюны.
Как Твардовский, как Симонов с лейкой
этот парень на передовой.
За здоровье майора налей-ка,
пусть не шибко рискует башкой.
Он поэт, он писатель, он воин,
для него ДНР — Сталинград.
И любви всенародной достоин,
и державных наград.
Это «Санькя» сошел со страницы
в каске, бронике и с «калашом»!
Чтобы враг не мытарил станицы,
чтобы людям жилось хорошо.
Ну, конечно, «Светлейший» не выдаст,
и, вестимо, Победа придёт.
И граница Донбасса — на вырост,
и Звезда
над Спасом
встаёт.

ПРИЛЕПИН ПРЕЗИДЕНТ

рэп-поэма

Эй, товарищ, не упусти момент,
Грядёт мессия — Прилепин Президент!
Кому Захар, а кому Евгений.
— Скажытэ он Мастер?.. Мастер?!  Он — гений!
Средь сонма книг возвышаются пики –
«Санькя», «Паталогии», «Грех», «Обитель».
Боец  ОМОНа, член НБП,
Путь его тернист, но он с нами в одном купе!
Не съехал в Грас или не дай бог Бретань,
Не обабчелся, как какая-нибудь эховская срань.
Гроздья премий на жилистой шее,
Сегодня в студии, завтра в траншее.
Помощь реальную получит Донбасс,
Он в центре событий, любимец масс.
Когда вражьи стрелы ложатся слишком густо,
Он «Взвод» писателей выводит на бруствер.
Шишков и Давыдов,  Державин-старик,
Дружно заткнули либероидов крик.
Он всесоюзный, братва, замполит,
За русских не печень, а сердце болит!
Из однодворцев, служивый по крови,
Котел-голова, гусеницы-брови,
Глаза-буравчики, лучики морщин,
Секс-символ средь пишущих мужчин.
Четверо детей, красавица жена,
Просится вопрос: — Какого же рожна?..
Ответ тривиален и прост, как сапог –
Он по-иному поступить-то не мог!
Как не смогли Симонов и Гайдар
На ташкентском фронте писать мемуар.
«Россия — всё…», «Отнять и поделить»,
Олигархи на выход, трудяги — будем жить!
Левый поворот, не чужая смута,
С этим парнем всё будет круто.
Эй, товарищ, не упусти момент,
Грядет мессия — Прилепин Президент!

08.09.2017

ЛЕНИН и НАЦБОЛ

К 100-летию Октябрьской революции

Мог ли представить Владимир Ильич,
что СССР разобьет паралич?
Что через сотню лет всё навернется,
что эволюция в пузо упрётся?

Думал ли Ленин в предсмертном ознобе,
что будет спящим титаном во гробе?
Что буржуазный вернется  уклад,
снова народ для господских услад?

Вот вам и обыкновенный чекизм, —
белое с красненьким — метаболизм:
газы болотные портят эфир,
гадит Навальный — юнцов командир.

Рядом камлает красотка Собчак,
напоминая изящный стульчак.
Это политика?! Гоголь — пророк.
Дурни с дорогами — это наш рок.

Знал ли Ульянов, что вместо «ИскрЫ»
будут чадить Инстаграма костры.
Что на Ютубе любой демагог
сможет вести свой занюханный блог.

Стонут герои в кремлевской стене,
нет им почета в буржуйской стране.
За колбасу сдали Молот и Серп,
взяв из чулана потрепанный герб.

Но на Донбассе есть спецбатальон,
служит в нем парень, один на мильон!
Смотрит с прищуром на всю эту жуть, —
Лысый и даже картавит чуть-чуть.

Тезисы есть и программа ясна:
жлобскую гниль раскалить до красна!
Небо как колокол, месяц — язык.
Вот вам и национал-большевик.

УРОКИ РУССКОГО

спор славян между собой

Вот диалектика и скрепа,
Вот перегиб и парадокс:
На фронт отправился Прилепин,
А мог в Жан-Жаке нюхать кокс.

А мог бы чалиться на «Эхе»
И вату злобненько чморить.
А он, в видавшей виды бэхе,
Уехал Родину любить.

Ответил делом за базары,
За книги, песни, рандеву.
И то, что видишь ты в кошмарах,
Он часто видит наяву.

Там льется кровь, там свищут пули,
Там русский дух, там Русский мир.
А ты в столице крутишь дули
И дуешь импортное beer.

Увы, Республика в осаде, —
Обстрелы, смерти хоровод.
За что ж вы бьете её сзади,
Зачем не верите в народ?!

У вас майданная экзема,
Антироссийский менингит.
Мадам: — Отстали от Европы!
— Я ненавижу герб, — джигит.

И сплошь, везде лишь ваши трели,
Но видит бог и малых сих.
Когда юродствует Емелин,
Прилепин бьется за своих!

МАЙОР ПРИЛЕПИН

Героический эпос о русских героях

Да он же просто
ве-ли-ко-лепен,
этот крепкий парень — 
майор Прилепин!

Политрук спецназа,
писатель-воин.
Кто более «намаза»
в России достоин?

Собрав все лавры
на писательской ниве,
прибыл на Донбасс
к Мотору и Гиви.

В традиции «Взвода»
русских писателей,
в гуще народа
против карателей.

«Эхо» зачмокало
болотными газами:
— Дайте нам брокколи
и платье со стразами.

Нам гей-Европа
милей, чем ваш «ми-и-ир».
(Бальзам для укропа)
Кошмар и Кашмир!

«Голос Бандеры»
залаял кОбелем:
«Писатель Прилепин
приполз за Нобелем».

Успокойтесь, свидомые,
не ломайте пальцы!
Вспомните-ка  лучше
Иловайск и Дебальцево!

«Сомали» и «Спарта»,
«Призрак» и «Пятнашка».
Полевая  карта,
винторез и шашка.

Погибшие командиры
Навечно в строю.
Рубакам и задирам
Песню пою.

Шолохов и Симонов,
Че и Виктор Хара,
смотрят с восхищением
на нашего Захара!

13.02.17

НЕКОТОРЫЕ НЕ ПОПАДУТ В АД

Репортаж с презентации книги Захара Прилепина (Хуторок, 6.04.19)

Захар, — как много в этом слове!
Я жил мечтой и вот я здесь.
И вот я вижу эти брови,
И вот я слышу эту речь.

Волшебный терем, Хуторок,
Как на полотнах Васнецова.
Вокруг поместья — в них порок,
А тут — сияние Иного!

Тут Русский мир, тут Русский лад,
И книги красная обложка.
В ней живы все и страшен ад
И бесполезна неотложка.

Вот автор — скромен и речист.
Вот боевые побратимы.
Оплачен кровью каждый лист
И судьбы неисповедимы.

Сто грамм за дружеским столом
И боевые колесницы
Уносят воинов. Стилом
Восславлю чудные страницы!

Какой случится день недели

(по одноимённому рассказу З.Прилепина)

мы будем кормить дворовых кошек
отдавать им свою еду
и заниматься любовью на завтрак обед и ужин

как в бреду

ты будешь ждать меня
если уйду

забывая даже побриться
станешь оправдываться:
«Прости я так занят был
тебя ждал
почему ты так долго не шла?»
и я не смогу удержаться
проведу языком у твоего виска
ты возьмёшь меня на руки
«Хочу тебя. Всю»

а потом одежда всюду…
собирать по квартире, смущённо улыбаться
«вот это мы натворили…»
и передумаем убираться
пусть ещё поваляется,
так красиво…
неожиданно в тишине:
«я хочу от тебя сына»
«а я дочку. что б на тебя похожа…»

сядем на подоконник
внизу прохожие…
дождь начнётся
«знаешь, я не могу поверить в счастье своё, о Боже»…
и нежно, как ты умеешь, руками по волосам:
«Девочка моя. Моя лиса…»
у меня опять мурашки по коже
от твоего голоса…

вот и вся наша чёрная полоса —
доводить до такой тоски
друг по другу
до такой истомы
но.оно того стоит…
оно того стоит…

и не поверим никому, кто скажет
что всё закончится болью
я точно знаю —
счастья будет всё больше и больше
больше и больше…

ruse/rush/rusk/rust/rus

Захару Прилепину

любовь равна боязни потерять
старенье есть неуваженье меньших
и дух есть разновидность бытия
в стране неименованных умерших

мы все размещены вокруг стола
багетт единогласно обезглавлен
профессора и лютая шпана
проклятый центр и медленность окраин

о русь моя церковная строка
хваленая конторская придирка
по вечерам ты искренне строга
а утром избегаешь поединка

от выстрела останется тоска
четвертый джинн лишается бутыли
нас долго отводили ото сна
но не смогли, а там не разбудили

какая ты природа русская
не умерщвлен так до конца уменьшен
любовь равна периметру стола
и поднятой руке на слезных женщин

Патология

Захару Прилепину

Миллионы тонн
Жидкого холода
Шелестели
У моих ног

Хотелось увидеть
Замёрзшее море
Но оно живо

Январский сумрак
Стёр горизонты
Оставив пульсацию
Маяков

Вода ледяная
И почти пресная
Так тихо
Что хочется всё увидеть
Впервые

Пусть это кажется патологией
Почти физически
Любить море
Ветер. Вечер. Сугробы. Песок
Но…

«Там,
Где заканчивается равнодушие,
Начинается патология»

Прочитал я на станции
Ожидая электричку

Переживая то лёгкое
И усталое счастье
Которое обычно остаётся
После соития…

ВЕЛИЧАЛЬНАЯ

Мой дивный брат по крови слова!
Роднися с вольною судьбой!
Пусть солнце счастия благого
Стоит в зените над тобой!

Всех муз веселое собранье
И всех святых согласный взор
С тобою вместе на гуляньи
И в утружденьи с давних пор!..

Твоя строка как чарка яда,
Что во спасенье налита,
И пьется мне, хотя не надо,
Нельзя так залпом пить с листа…

Перемахнув запруды, касты,
Со всею Русью ты «на ты»!
Хочу, чтоб соколом лобастым
Всех утиц видел с высоты!

С прекрасной Днюхой поздравленья
Прими как антикварный грош!..
И из-под ласты — как тюлень я —
Слежу как воздух ты стрижешь.

Василий Блаженный

Захару Прилепину

Напиться бы, ах, напиться бы, напиться бы — из горсти…
В отрепьях иду столицею. Устала митру нести.
Задохлась!.. — лимон с клубникою?!.. — железо, ржу, чугуны —
Тащить поклажей великою на бешеной пляске спины.
Я выкряхтела роженочка — снежок, слежал и кровав.
Я вынянчила ребеночка — седую славу из слав.
Какие все нынче бедные! Все крючат пальцы: подай!..
Все небо залижут бельмами!.. — но всех не пропустят в Рай.

А я?.. Наливаю силою кандальный, каленый взгляд.
Как бы над моей могилою, в выси купола горят.
Нет!.. — головы это! Яблоки! Вот дыня!.. А вот — лимон!..
Горят последнею яростью всех свадеб и похорон.
Пылают, вещие головы, власы — серебро да медь,
Чернеющие — от голода, глядящие — прямо в смерть!
Шальные башки вы русские, — зачем да на вас — тюрбан?!..
Зачем глаза, яшмы узкие, подбил мороз-хулиган?!..
Вы срублены иль не срублены?!..

…Ох, Васька Блаженный, — ты?!..
Все умерли. Все отлюблены. Все спать легли под кресты.
А ты, мой Блаженный Васенька — босой — вдоль черных могил!
Меня целовал! Мне варежки поярковые подарил!
Бежишь голяком!.. — над воблою смоленых ребер — креста
Наживка, блесна!.. Надолго ли крестом я в тебя влита?!
Сорви меня, сумасшедшенький! Плюнь! Кинь во грязь! Растопчи!
Узрят Второе Пришествие, кто с нами горел в ночи.
Кто с нами беззубо скалился. Катился бревном во рвы.
Кто распял. И кто распялился в безумии синевы.

А ты всех любил неистово. Молился за стыд и срам.
Ступни в снегу твои выстыли. Я грошик тебе подам.
Тугую, рыбой блеснувшую последнюю из монет.
Бутыль, на груди уснувшую: там водки в помине нет.
Там горло все пересохшее. Безлюбье и нищета.
Лишь капля, на дне усопшая, — безвидна тьма и пуста.
А день такой синеглазенький! У ног твоих, Васька, грязь!
Дай, выпьем еще по разику — смеясь, крестясь, матерясь —
Еще один шкалик синего, презревшего торжество,
Великого,
злого,
сильного
безумия
твоего.

Стихи на случай

Зазнав про письмена Захара
Поет Державина душа!
И адский огнь и божья кара
И пули свист и блеск ножа
Настигнут тех, кого вожжа
Чумным желанием кусала.

Пусть в треуголке, в каске ль он 
Гибридным замыслом влеком
Летит на дроне, на кобыле
Несется ли, в автомобиле
Взрывчаткой начинив его
Он враг. И больше ничего.

Перо к перу и штык к штыку
И строки сковзь века несутся
Сердца отмщением нальются
Пиит теперь сродни быку.
В средине огненной машины
За слоем дюжинной брони
Сияют грозные мужчины
И знай, читатель кто они.

Майор Прилепин и Державин
Воскресший русский генерал!
Один воздвиг другой прославил,
Один крушил, другой спасал!
Теперь в движении едином
Седой поэт с любимым сыном-
Писателем. Через века
Глядят на наши облака.

Я Захара люблю, как друзей все мы любим,
его крепкую шею, как ствол крепколистый
одинокого, жарко-песчаного дуба,
обвивала бы (другу всё можно! Всё — близко!).
Сочиняла бы письма. Побуквенно в каждом
излучались звучанья бы высшего смысла,
умирала бы в них я светло и отважно,
в восклицательных знаках, как друг, бескорыстно!
Подставляла плечо бы. (О, женские плечи,
эти хрупкие косточки, связки, ключицы!)
Есть фундамент, который не перекалечишь.
Есть основа, которая в темень искрится.
Да святится пусть имя твоё! Ты мне пишешь:
«Свет. Приветы тебе!» Мама, две твоих дочки
и Мария-жена, сыновья! О, мальчишки!
О, вихрастые чёлки! Планшеты и книжки!
О, парные затылки. Вспотевшие спинки.
Целовать их — младенчиков — в попки, подмышки.
Вот об этом в письме, где слова, как кувшинки,
как рябины, как ёлки, снежинки, щетинки
излагала бы. Пальцы бы ладаном пахли,
золотою лавандой, черёмухой, мёдом.
Довелось же нам, русским, заштопывать крахи.
Довелось же нам, русским, чтоб пули, как маки
дозревали в подкошенных нас небосводом.
А мы — русские — словно бы громоотводы
всей земли от несчастий! От горя, разрухи.
А во мне плачут все Ярославны! В старухе,
в молодухе, певунье! И мне все открыты
эти женские плачи, что собраны в сердце.
А мы, русские, словно бы все страстотерпцы.
Пережили мы время — трагедий, коммерций,
пережили мы время лихих девяностых
и десятых лихих. И уже нам не деться
ибо в каждом есть Пушкин, Толстой, Чехов, Герцен,
ибо в каждом Прилепин Захар ритмом бьётся!
Я тону в его книгах, как будто в колодцах.
В «Патологии», в «Саньке», а про Луговского
я читала пять раз. И читать буду снова.
Прижимать к телу красной строкою построчно.
Допивать, как вино, его книги я буду.
Как вино виноградное белое ночью,
как вино аргентинское, что желтогрудо.
Алкоголь я не пью. Но пьяна его речью.
Его правдой прилепинской, всечеловечьей.
Его профиль, гляди, Иоаннопредтечев.
Для него в церкви сорок небесных я свечек
зажигаю, молясь. И грызу своё небо.
И ещё, я признаюсь, о, да, что поэты
быть хотят, как Прилепин! Но всем невозможно.
Ибо им не открылось! Так млечно. Таёжно.
А такие, как он, прямо в космос, в рассветы — воздеты!

Глава первая «Санькя» (ассоциации)

Когда параллельною жизнью живёшь с соловьиной свирелью:
у всех девяностые годы лихие,
а ты в ночь рожаешь
хорошенького и кудрявого сына! И что карамелью
ты пахнешь, ты сладкая вся, как малиновый заяц.
У всех — суета.
И на Пушкинской митинг сегодня.
У всех — безработица, дача с картохой, морковью.
А мне — отходящие, околоплодные воды.
А мне — больно…
У всех — по талонам купить бы съестного на ужин.
А мне —
как кормящей мамаше бы чаю с лимоном.
И, чтобы потрескавшийся мой сосок зажил тут же
от мази, что куплена нынче в аптеке хвалёной.
В заботах домашних!
Не хочется мне на работу
от слова «совсем». Оставлять как детишек в детсаде?
Цепляется сын за подол и ладошкой находит
он руку мою и вопит:
— Мама, мама, не надо!
А после к окну припадает всем детским он телом…
Какая работа?
Какое серьёзное дело?
Лишь помнится личико залитое всё слезами,
с работы бежишь семимильными словно шагами!
Распятье. Распятье…
На гвозди земля вся, планета
живая ещё, но вколочены гвозди ей крепко.
За деньги, за деньги, за нефть, за алмазы и злато
стреляют в дома, в мишек, зайчиков, в книги, кроватки.
Они — сумасшедшие, просто больные мозгами.
Да лучше повесились бы, как Иуды, так было б честнее.
…Осколком по зеркалу, пудре, по крему, по раме,
которую мама отмыть никогда не сумеет…

САНЬКЯ-ПОМИДОР

Для меня Захар Прилепин — детство, старость, юность, взрослость, жизнь,
для меня он — ополченец, президент литературный, белый лист.
Истомись. Пронзись. Послушай. Исчитайся. Бейся грушей
о чужой кулак — явись!
Это в сказке — жили-были, пряли, плакали, приплыли.
Это в жизни — синь Афгана, кровь на рваном дне кургана.
Мне Захар — проект России от Софии до Марии.
«Санькя», как сопротивленец, песня в коей Святогор.
Он — Ахматовский мне сор.
Из него растут цветные — поле, лес, цветы, красоты,

что на грани боли, смерти,
мне Захар негей парады, нелгбт, не третьи
секс-меньшинства и не ейти,
И растут, вы мне поверьте, из Захара дети.
Поколенье «Z», не плети —
пряник,
голуб-яван.
Новый Павка молодёжный. Прочитаю книгу кожей.
Жёстко. Хлёстко. Не красиво. Сопли. Слёзы. Биты, Жути.
Как шампанское в кунжуте.
Родина — она на мате, драках, бункере, на «милый,
не бросай, когда бросают, но люби, когда не любят»,
в чёрные вороньи стаи, в мёртвые целуя губы.
Для меня Захар — политик. Крепи, толщи, Нестор мних — он.
Прикоснись щекой побритой, Пушкинской строкой гранитной,
будущим, коль несть пиитов.
Он один, как ось, как выгиб,
как дневник, творил который
Юрий Маркович Нагибин.

Петербург достоин своих строителей:
от Петра до Павла — любви стяжателей.
Хорошо, когда мы встречаем в Питере
настоящих русских живых писателей.
Не похож ты вовсе на небожителя,
и рука тверда — честь пожать ее,
но душа укутана в теплом свитере,
а глаза — фотонные отражатели.
Хорошо, что в небе нет истребителей,
что враги от злости пока не спятили.
Ты прошел по Лиговке — небо в литерах
не дождем рассыпалось — водосвятием.
Слава — Богу, ангелам и родителям,
и твоим любимым друзьям — читателям!

21.04.2016

ГЕРОЯМ СЛОВА

Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.

Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, о сводов нёба.

Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.

Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.

Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.

Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?

Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.

Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.

В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.

И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.

29.7.23

«Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы»,
У нас и санкции, и Крым,
И русофобские дружины,
И на Донбассе не майдан,
И не одесский крематорий,
А на Донбассе — хулиган
Захар Прилепин, скиф, который
И правым — свой, и левым — свой,
И ходит нагло знаменитым,
Но снится в яме гробовой
Литературным троглодитам, —
У нас и то, и это есть,
В любой момент, в любом столетье
Почтут за честь кого-то съесть,
Хотя осиротеют дети!..
У нас идей полным-полно,
Мы даже дурака валяем:
На запад продаём зерно
И там же деньги оставляем!..
Не будет санкциям конца,
Мои пророчества не лживы:
Мы всех сильней, пока сердца,
Пока сердца для чести живы!

Последний герой

Захару Прилепину

Глоток сверх меры — смерть автопилота…
Откуда, Авва Отче, эта чача?!
Смотрел в упор и напевал всего-то:
«в тропическом лесу купил я дачу».
Сошлись в снегу, эффектно скинув польта,
и вот один плашмя лежит у ели —
я знаю кто он, за кого и сколько
сидит свинца в его тщедушном теле.
Пропал кураж с отменой перекура,
а партитуры реквием навыли
ещё тогда, когда стрела Амура
попала в сердце, но прошла навылет!
Но зодчему обрыдло строить глазки,
крошить табак в бокал киндзмараули.
Как Бог его хранил без женской ласки,
и черти не забрили потому ли?
Был гибок, стал как проволока ломкий —
за способ избавления от стресса
благодарят брутальные потомки
и даже те, кто не имеет веса.
Он из-за тучи, расстопырив пальцы,
жжёт пенопласт, распугивая темень
в душе француза, русского, испанца
который окончательно не в теме.

Это моя эпоха — я вижу ее зрачки,
Вижу свечки-заточки, листочки за упокой,
Семена-имена, сплошь Иванушки-дурачки —
Впрочем, Отче, и я такой.

Что нас вкружило в движуху, в кровавый шторм,
В пляски эпохи, в картавый сказ?
Мы разодраны и расхристаны — ну и что? —
Всё равно умирать — за вас.

Наша участь желанна железобетонно —
И сколько любовь на нас ни ползла игриво,
Эпоха брала своё, оставляя тонны
Речитатива. Речитатива.

Захару Прилепину, с уважением

…я с детства не спрашивал: что читать?
а нынешний ширпотреб пусть нервно в сторонке курит:
ведь всякие гарри поттеры — не чета
старой доброй советской литературе!

не привык я смотреть на жизнь через розовые очки,
не по душе мне всё постмодернистское и балаганное:
ведь я рос гражданином Республики ШКиД,
верный себе и Конституции Улигании!

это сейчас заведено презирать отбросов,
а Германика выставляет на свет всё чернушное и позорное:
но ведь такие герои, как вечный гвардии рядовой Матросов,
тоже ведь были и трудные, и беспризорные!

ни кола, ни двора, ни куста.
всё — чужое вокруг. пресыщенное. не наше.
а ведь с юности знаю, Как закалялась сталь
на селёдке и пшённой каше!

с тимуровцами заодно презирал я Квакина,
с бузовиками кричал: «трепещи, халдей!»
и как «Молодая гвардия» навеки влюбила меня в Корчагина,
так и ныне радует жизнью замечательных людей!

ни воспитания, ни образования, ни хера.
автономные учреждения? спасибо вам и на этом.
а ведь были у нас пионеры, бойскауты, юнкера
и при царе и в стране Советов!

зато — под призыв! что защищать нам в армии?
под украденным гимном? кровавым знаменем?
Средиземие? Хогвартс? Нарнию?
единые государственные экзамены?

потому и торчат, а пустых головах балаклавы,
ведь инсталляциям вашим — цена им грош!
«столыпинский галстук» не сделал России славы,
и не одну державу ещё переживёт Гаврош!

правители, цензоры ещё канут в вечность,
и под флагами Революции очередной «экстремист», «смутьян»
плюнет в изящную русскую бессловесность
от имени грядущего поколения будетлян!

я с детства не спрашивал: что читать?
да и сейчас не подсовывайте мне программку:
с любимыми книгами в один ряд —
смотрите, завидуйте, — «Санькя»!

Захару Прилепину

В общем-то, слова уже не нужны.
Грозы, вишни, девушки, сны — поспели.
У июля ночи коротки и нежны.
Даже если б встретились — не успели.

У июля самый короткий срок.
У июля совести нет ни грамма.
Аромат акации между строк.
Йод морской в непосланных телеграммах.

Сквозняки бессовестны, как шпана:
задирают тюли, скатерти и подолы.
Воздух пьян и пьянит сполна.
Месяц кажется золотой гондолой.

Ну, к чему слова, когда сам июль
раззвонил секреты, приврал с избытком?
Грозы, вишни, девушки, сквозняки и тюль —
от руки подписанная тебе открытка.

07.07.2023

На Ивана Купала Небо Землю купало,
Небо Землю ласкало, от беды отмывало.

На Ивана Купала лошадь лужу лакала,
лужа в форме бокала. А потом ускакала.

На Ивана Купала эхо долго икало,
подворотню пугало, еле стихло помалу.

На Ивана Купала купола как лекала,
их портниха искала,
а портниха — Судьба.

Семь жизней, три войны и несколько любовей,
а можно было и
переписать сюжет:
жить легче, веселей, беспечней, бестолковей —
да что там говорить и горевать уже.

В чернильницу налит бальзам от пацифизма,
и пальцу так идёт оправа из курка —
немодное словцо, несчастное «Отчизна»
пытается отмыть уставшая рука.

Не кайся, не жалей. Живи напропалую.
Оставь себя как есть. Судьба предрешена.
И ямку на щеке — её я поцелую.
Когда в оглохший мир вернётся тишина.

ЗНАМЕНОСЕЦ

Прохладна река, только берег горячий.
Взбивают шампанское лапы собачьи.
Бродячие ели поманят, окликнут.
Крадётся ручей, мелководен и выгнут.

Устав от фальшивых речей нарочитых,
всегда нападающих — это же щит их! — 
бравад дураков, громовых безголосиц,
стоит у прохладной воды Знаменосец.

Назначен июль годовым перекрестьем.
Целуется Керженец с поднебесьем.
Как в детстве: каникулы, солнце, экватор.
Вот только страна подевалась куда-то.

Забыли присягу, убрали знамёна.
Он помнит предателей всех поимённо.
А он — Знаменосец. Тогда и поныне.
Упрямый хранитель атласной святыни.

Бредёт Знаменосец, распахнуто, босо,
почти восьмилетний,
аляноволосый,
в своих пионерских, прошедших,
изъятых,
краснознамённых
восьмидесятых…

07.07.2024

Сухое море

посвящаю Захару Прилепину

Мой стих упал на дно сухого моря.
Ушёл на фронт, забыв полить цветок.
Лицо жены, померкшее от горя.
Блокпост. Стрельба. Алеющий восток.

***

Всю ночь в Донецке грохотали пушки.
Горел бетон, дымилась арматура.
В развалинах лежал убитый ГРУшник.
Зловещая войны архитектура.

***

Комбат убит. Мы молча пили водку
В прифронтовом дешёвом кабаке.
А рядом миномёты драли глотку,
И мины разрывались вдалеке.

***

Пронзённый в грудь, лежал на дне воронки.
Я был один, заброшен на земле.
В заре летели чёрные вороны
И что-то хриплое они кричали мне.

***

В степи, на месте минного разрыва,
Где бинт лежал разорван и кровав,
Растёт травы серебряная грива.
В народе имя ей — «разрыв-трава».

***

Кто ты, светловолосый украинец?
Кого любил? В каком посёлке жил?
Кому на праздник привозил гостинец?
Будь проклят час, когда тебя убил.

***

Он был сражён недрогнувшей рукой,
Всадившей пулю точно и жестоко.
И был подхвачен белою рекой,
В которой нет ни устья, ни истока.

***

В пшеничном поле — два подбитых танка.
Я заглянул в распахнутые люки:
Танкистов обгорелые останки,
На пулемёте скрюченные руки.

***

Как воск, потёк железный ствол винтовки.
Платок жены по небу гонит ветер.
Мокры, как кровь, в газетах заголовки.
Я умер. Я проснулся на рассвете.

***

Он был носатый одессит,
Играл в одесском джазе.
Его брелок ещё висит
В подорванном КАМАЗе.

***

Девушка в холщовой вышиванке.
Поцелуи сладкие, как мёд.
На рассвете появились танки.
Я стянул с плеча гранатомёт.

***

Мы ночью охраняем мост,
Отец и мы, два сына.
Когда б ты знала, сколько звёзд —
Зелёных, белых, синих.

***

Пусть ты издал последний крик,
Но жить не перестал.
Твой луч пройдёт в смертельный миг
Сквозь радужный кристалл.

***

Когда промчусь я по кругам,
И мой настанет срок,
Смерть поднесёт меня к губам
И сделает глоток.

***

Железных мух назойливое пенье.
Багровые зарницы вдалеке.
Я помню, как на праздник, на Успенье,
Ты подошла в сиреневом платке.

***

Они его втроем забили в угол.
Железный прут без устали хлестал.
В миру он добывал донецкий уголь.
Став ополченцем, умер за Христа.

***

Мой дед снискал георгиевскую славу.
А мой отец погиб под Сталинградом.
Я пережил шестнадцать войн кровавых.
Теперь лежу под украинским «градом».

***

Ваши алые знамёна,
Ваши рыжие чубы.
Огневые батальоны
И простреленные лбы.

***

Кто поднял бурю? Кто за ней грядёт?
Чей лик узрим? К какому исполину
Прильнут народы? Кто перегрызёт
Истории гнилую пуповину?

***

Я акушер. Я принимаю роды.
В моих руках грядущее родится.
Открылся зев, и истекают воды.
Своё дитё рождает дьяволица.

***

Весь этот опыт с кровью и слезами
Я никому на свете не отдам.
Я смерть встречал с открытыми глазами,
Закрыв глаза убитым городам.

Формы отсутствия

Захару Прилепину

Здравствуй, здравствуй!
Мы — люди гражданской войны,
Мы махались на шашках и ссались в штаны.
Узнаю по голосу, со спины.
Порубали нас к ебеням
По азовским топям, херсонским полям.
А, гляди, срубцевалось, почти срослось.
Как потом умиралось? Как не жилось?
Молоко прокисло, масло прогоркло.
Внучку зовут Анфиска, внучка Егорка.
Улыбалось малость, малость пилось.
Ну, а та усталость прошла насквозь.
Как шальная юность, чужая смерть.
Нам осталось плакать и песни петь.
Ты читал «Гадюку» Толстого А.
Про такую суку, по мне жена?
Чтоб такую встретить, нагнать в пути,
Жарко должен ветер гудеть в степи.
Я читал «Гадюку» Толстого А.
Нам такая сука самим нужна.
Чтоб нагнать такую, укрыть в бою,
Стоит жизнь обратно прожить свою.

Захару Прилепину

Фантомасом с добрыми глазами
входит в душу, не снимая маски.
Здесь нельзя услышать крик из зала,
скрип станков, — резцовые салазки.
Здесь кусок дрожащей мышцы дышит,
проникаясь прозой всласть, с одышкой.
Чехов памятен садовой вишней,
А Захар — романом «Санькя (Тишин)».
Есть призванья — капать, резать, прочить.
Все нужны, но мир не однозначен.
И Прилепин — смачно многоточен,
сочно выдержан и лже-прозрачен.

Захару Прилепину

Чокнусь я с тобой стаканом разовым,
Пластиковым хрустом ужаснусь.
Затяни же песню Стеньки Разина
Про былую, будущую Русь.

Ты остерегаешь: будет месиво
Мутное, кровавое, и глядь —
Братцы на плечо «стволы» повесили,
Могут по ошибке расстрелять.

Знаешь, я давно с душой расстрелянной,
Просто по инерции совсем
Возраст тела меряю апрелями,
Насчитал недавно — тридцать семь.

Захару Прилепину

Я сам себе — двугривенный,
Подбросил, и кручусь.
Есть у меня два имени,
Каким оборочусь?

Сомнения — для слабых,
Расчёты — мудрецам.
Я сам себе забава,
Я в поисках лица.

Мне не до уваженья:
Я выбираю роль.
3вон, воздуха движенье,
И я опять «орёл».

Захару Прилепину

Я не сторож брату своему.
И не брат я сторожу тому,
кто стрелял на соловьиный шорох,
кругом первым сделав Колыму.

Я не сторож брату твоему,
что поверил в гордую войну.
И стрелял на Север, Юг и Запад,
доверяя Богу одному.

Просто брат я брату своему,
просто честь не подчинить уму,
просто он тогда меня не выдал…
И теперь мне трудно одному.

Я не сторож брату своему.
Приглашаю всех на Колыму…

Я в Москве люблю ходить на небо,
а ещё — в Бутырскую тюрьму…

30 ноября 2008

Россиянину Прилепину — ко дню рождения

Он идет по донецкой степи,
Не снимая руки с цевья.
И не все еще песни спеты.
Пишет главную: «Степь — моя».

Он идет по своей России.
Боевые рядом  друзья.
И враги перед ним бессильны:
Пишет в мыслях: «Россия — моя!»

Он идет по своей Планете,
Где все люди — одна семья.
И, за эту семью — в ответе,
Пишет суть: «Планета — моя!»

06.07.2017  г. Находка

ЗАХАРУШКА И МАКАРУШКА

Времена неоднозначные
Для пригожей девы красныя:
Затевают игры брачные
Два охальника ужасные.

Никому от них спасения
Нету в нашем поселении,
Как спадёт заря вечерняя,
Так уже токуют, гении.

Там частушки озорнющие
У чернявого Макарушки,
Тут ладони загребущие
У белёсого Захарушки,

Как раскинет он сажень свою,
Как пойдёт вприсяд Захарушка,
Так забьётся сердце женское
И нахмурится Макарушка.

Приустанет вдруг Захарушка,
Сядет к бабам на завалинку —
Балалайкой брень Макарушка,
И елдой могёт, и валенком.

Тут ужо не до Захарушки,
Бабы слушают и охают,
И, ревнуя баб к Макарушке,
Их мужья тишком мудохают.

Неспокойно в нашем сельбище
Вертихвосткам и затворницам,
Поскорее что ль бы снег уже,
Чтоб по избам да по горницам.

Будут думки как опарыши
Шевелить башку сударушкам:
Где ты, сокол-свет Захарушка,
С кем ты, миленькой Макарушка?

А ещё войну сурьёзнаю
Нагадала чья-то бабушка.
За Захарку мне не боязно,
Ты ж беги, беги, Макарушка!..

«Захар Прилепин
отправился добровольцем
в зону спецоперации».
RT

В ту трещину, где небо раскололось,
ревмя шепчу с окраины Москвы:
устрой всё так, чтоб ни единый волос
не стаял с этой бритой головы.

Чтоб сдюжил он на человечьей тяге
тот путь, куда душа его звала.
Он столько неисписанной бумаги
пылиться бросил в ящике стола.

Не докричался, не допел до коды,
не докрутил идею и штурвал,
недовозделал тоненькие всходы
и за собой кого-то недозвал.

Тебя, наверно, тоже не дослушал:
спешил туда, где ярче солнца — явь.
Он верует, что знаешь Ты, как лучше.
Не обмани, не выдай, не оставь.

Дай выстоять и службу отстоять, и
пускай скорей, пускай не в свой черёд —
и враг, и наш несчастный неприятель
к его ногам, поверженный, падёт.

28.01.2023

Он любит жизнь — такую, что досталась —
без экивоков, если да кабы,
в нагрузку к седине не взяв усталость
из рук своей настойчивой судьбы.

Он веку и себе означил цену,
звуча, взлетая, опрометью мчась,
у времени воруя неизменно
для командирских двадцать пятый час.

Не падкая до толков бестолковых,
душа его мальчишески чиста.
Он знает вес оброненного слова
и поднятого на спину креста.

Анфас не дрогнет ни единый мускул,
и в профиль сила льётся через край.
Он щедр и расточителен по-русски —
всего его хоть вёдрами черпай.

Глотнув хорея плодородной пашни,
вдыхая ямбы пажитных цветов,
он любит жизнь настолько, что бесстрашно
отдать её за Родину готов.

Захару Прилепину

1

Ты выделялся между пацанов,
По крайней мере равным мог казаться.
Досталась слава бешеной ценой…
Но ведь могла и вовсе не достаться.

У нас уж был талантливый босяк,
До гения немножко не хватило.
У каждого поэта свой косяк,
Который не простят и у могилы.

Творюг газетных слышен стон и вой,
Скуленье париотов, либералов.
Стоит у славы зависти конвой.
Творцов всегда свои же доставали.

Пребудут пусть всегда с тобой слова,
Навалом денег добывает слава.
Опять что делать и кто виноват?
Срок не впаяли. Пуля миновала.

2

Жизнь длиннее ее описанья
И короче, чем мысли о ней.
Мою бабушку дед кликал: «Санькя!»
Помню с детских чудеснейших дней.

Деревенские честные годы!..
Вы теперь от меня далеки.
Над Россией всегда непогода,
Время счастья сочтешь на деньки.

Удалось мне почти не прогнуться
Перед миром, в который пришел,
Но уже времена не вернуться,
Где мне было всегда хорошо.

И когда я встречаю похожих
На себя в моих детских мечтах,
Ощущаю, что жил я негоже
И давно сам себе не чета.

У истории стоя за дверью
В роли зрителя или слуги,
Остается, скрипя сердцем, верить,
Что не смог ты — другие смогли.

Захару Прилепину

Шелест ветра в ушах, хорошо на душе…
Ты стоишь, а как будто бежишь…
Вот уже рассвело. Стало небо стужей,
в нем одна лишь звезда чуть дрожит.

Воздух сладостно в грудь для души наберу.
Боже мой! Как ей хочется жить!
С ней мы были в бою, на балу, на пиру,
шли на риск, напролом, на ножи.

Я душою уже не хочу рисковать,
ее хочется лишь ублажать.
Но не дружит с душою моя голова,
и перечит ей часто душа.

Редок час, когда вместе они заодно.
Вот сегодня тот редкостный час,
когда на душе и в уме не темно,
душа в теле, башка на плечах.

Под звездою последней на небе стою,
веет ветер, снежок ворошит…
Ум с душою в согласье, дуэтом поют.
Каждым мигом таким дорожи!

Злодей и гений… Гений и злодей…
Альтернатива — Бездарь и… не подберу антоним.
Хоть как и чем на свете ни владей,
А чуть ослаб — ты в клевете и зависти потонешь.
Раним Создатель, хоть и всемогущ,
У Господа свои понты, понятья и законы.

Путь наш кремнист… Нам не до райских кущ,
Родившимся на горе и тоску
Иудушкам, лежащим и скулящим подле трона.
Ликуй и правь, до смерти далеко,
Еще рассвет твой ярок, свеж и разгоняет темень.
Победы нам даются нелегко,
И пусть не сразу Бог на нашей стороне и в теме,
Но ты иди, призванием влеком,
У небом избранных всегда свои судьба и время.

07.07.

Захар Прилепин и Антоновщина

Вновь Прилепин Захар вдохновился в селе,
Пишет строки, как правду забыли.
И узрел он Антонова Сашку в седле,
На коне, словно ангела были.
Разъяренные призраки за вожаком
По степи озаренной скакали…
И упал комиссар на просторе ничком,
Там, где люди свободу алкали.
Две лавины схлестнулись в Тамбовском краю,
И пропали в полыме жестоком.
Но Прилепин Захар не узрел их в раю,
Когда строки писал о высоком.
Он увидел витающий Нижний Шибряй,
И Антонова с братом в сраженье,
Крикнул: «Сашка, грядущей беде доверяй
И потерпят враги пораженье!»
Будет в новом романе тревожная суть,
Будут люди искать свою долю.
Будет Сашка Антонов оправдан чуть — чуть,
Как борец за крестьянскую волю!
С атаманом простился святой монастырь,
Когда он возлежал на подводе.
Но никто не читал поминальный псалтирь,
О бессмертном в тамбовском народе.
А волшебник Захар будет: конь и архар,
Даже пулей промчится по небу…
Только духом минуя Антонов пожар,
Он прильнет к опаленному хлебу.

Захару Прилепину

Поэты — смертники России,
ее нещадной синевы,
успокоенья не просили
и не сносили головы.

Их убивали искупленьем
хмельного дерзкого греха.
И словно было преступленьем
перворождение стиха.

Их наказали, наказали
ожесточением в душе.
И что они не досказали —
то не доскажется уже.

Уходит Божие веленье.
И поглощает синева
невозвратимое волненье,
невозродимые слова…
Но первородной реять силе!
Сразили их — и не сразили:
стоят они, светлы до слез,
поэты — смертники России —
у белокаменных берез!

Захару Прилепину

в финале дня, где мы — за кадром,
миры стаканами граня —
сон, словно школьная закладка
вдруг выпадает из меня

и память, прошлое листая
всё силится вернуть её
туда, где музыка простая
о вечных истинах поёт

туда, где всё уже понятно;
и всё, понятно, по плечу;
где я, за музыкой невнятной
сквозь горло пьяное лечу -—

в коньячный пар. в земли шатанье
и, как предвидимый итог —
губ незнакомых трепетанье
то между строк. то между ног;

в шальную точку невозврата —
где вечный шарик голубой;
где мы, счастливые когда-то,
впервые встретились с тобой.

Торжество

Захару Прилепину

1.

время выйти на свет
снять маски. поднять забрала
жизнь била
а попадала — куда попало

и —
то ли я на крючке
то ли время застыло леской —
мои братья глядят на меня из ближнего перелеска
мои братья
с кривой усмешкой
с кривой замашкой
нам бы сессию откосить
да сгонять за бражкой

да одна промашка

мои братья глядят на меня сквозь свои прицелы
мы не братья больше. на каждом из нас — ценник
продается всё — от старшего до солдата —
всё, чем степь богата.

2.

что там тикает
что там в степи
за ковылём
что-то тихо там
словно
и не живём

словно птицы
снова поют
и кузнечики скрежещат
словно не было ничего
о чём все и так
молчат

что за пуля?. все пели — дура
а она как раз — молодец —
ей что зелень что профессура —
заслужил,
боец!

3.

и снова — ни слова, ни вздоха, все взгляды — во тьму
и снова чирикнет полоска
небес бахрому
не знаю, откуда мой ангел за левым плечом
но тот, что за правым — когда-то был тоже — врачом

когда-то был тоже в халате
как я — зубоскал
вчера в полевом медсанбате
на бинт простыню изорвал

и плакал
лицом окунувшись
в притихшую степь
и плакал —
привыкший. учивший. осиливший смерть

я имя не помню
лишь белые руки
в кошмарах моих —
как он утирался руками
от слез бельевых —

от стонов и криков
от видевших, жаждущих смерть

…а нынче — во тьму — и ни вздоха
ни вздоха не сметь

4.

смерть.
снова она.
потому что никто не знает, как это будет.
но все — интересуются.

некоторые боятся
и хотят умереть во сне.

некоторые, такие, как я —
мечтают пережить — последнее, «это» — мгновение.
чтоб — либо погаснуть, а либо — торжествовать.
[чтоб свет. чтоб не жёг.
чтоб друзья в кружок]
и, чтобы не сбиться на рифму, последнее — главное — основное —
смерть неизбежна ©

Дорогой ты мой Захарка,
Старый добрый брат Захар.
Ты — и мрачная заварка,
И счастливый самовар!

Ты на джипе и на танке,
А вокруг — семьи уют.
И монахини, и панки
Гимн Прилепину поют.

Ты и Керженец прозрачный,
И пылающий вулкан.
Пусть встречает Бойко плачем
Каждый новый твой роман.

Ты — омоновец суровый,
Ты же — главный демонстрант.
Но всему тому основой
Твой божественный талант!

Дорогой ты мой Прилепин
(Можно Женей назову?)
Будь всегда великолепен!
(И переезжай в Москву!)

Середина войны превратилась в кино
Где реальность сюжетами сцеплена
Мне б вернуться туда, где пил я вино
С героями книг Прилепина

Автомат не дочистит товарищ майор
Позади Антарктида, впереди Сахара
Мне б туда где вино и простой разговор
С героями книг Захара

Мне б оттуда, где нет почему-то окон
Где никто ничего не построит
Мне б туда, где мосты, и лежит мёртвый слон
И живые Захара герои

О книге «Взвод»

З.ПРИЛЕПИНУ

Через истёртые страницы
Старинных книг в какой-то миг
Вдруг проступают лица,
Живые лица, тех, — других.
Кто штык точил на бивуаке
И кто в лихой гусарской драке
Один рубился за троих.
Одни — погибли в бранной сече,
Других покой настигнул вечный
В кругу заботливых родных…
Военный век легко прощает
Безумной удали грехи,
И память сердца превращает
Сражений смертные зарницы
В неповторимые стихи.
Под беспощадною картечью,
Летящих лет,
Вдали теряется и тает
Картавый выговор французский,
Походный шаг пехоты русской,
И золотой, с кровавым светом,
Блеск генеральских эполет.
Но и в наградах, и парадах,
Огне сегодняшнего дня,
И над спокойными полями,
И над суровыми полками
Горит солдатскою надеждой
Великой славою горда —
Звезда двенадцатого года
И сорок пятого звезда.

Настанет новый день, и с ним иная проповедь,
Родная кровь разбавит вены — Засада — Оттепель.
Прилепина на полку, бумагу в стол,
Останется только свобода, пустота, рок-н-ролл
Колонки шепчут голосом Шевчука
Моя последняя осень, зима, всем весна
Настанет новый день, и с ним иная проповедь
Родная кровь разбавит вены. Оттепель…

«Макулатура» в Нижнем Новгороде — худшее выступление века.
Звук не остроен и мы лажали в каждом треке.
Рома уложил спать на грязных простынях. На рассвете —
звонок в дверь. «Это за нами!» Мы перессали как дети.
Рома открывает. Из коридора слышу «Здравствуйте!» по голосу
узнаю — это Захар Прилепин. Ты есть на свете, Господи!
Захар уверенно заходит: «Отлично выступили, Костя!
Кончай лажать, вы молодцы. Женя, не ссы. Страдать бросьте.
Социальный рэп! Так держать! Ну, мне пора —
В высокую башню над мостом защищать город от врага».
И комната озаряется, и наши души стали светлей.
Захар ушёл через балкон, сверкнув плащом — вспомни богатырей!
И я стараюсь уверенней жить и завтракать,
сгорая изнутри, иду размахивая саблей.
Пока дышу, блядь, надеюсь. Потом электричка до Казани,
сажусь у окна и погружаюсь в воспоминания…