Захар Прилепин: "Сталин - это бог мщения"

В письме, написанном от имени Российской либеральной общественности, в частности, говорится: "Мы обанкротили возведенные тобой предприятия и увели полученные деньги за кордон, где построили себе дворцы. Тысячи настоящих дворцов. У тебя никогда не было такой дачи, оспяной урод… Поэтому твое имя зудит и чешется у нас внутри…" и "Ни одна империя за всю историю человечества никогда не была сильна так, как Россия при тебе".

- Если говорить прямо, ни одно из изданий, с которым я сейчас сотрудничаю, - а их больше десятка - пока не объявило о желании расторгнуть со мной контракты, хотя какие-то отзвуки недовольства управленцев этих изданий до меня доходят. Просто люди не знают, во что это выльется. С другой стороны, ряд изданий, и глянцевых, и не глянцевых, немедленно вышли ко мне с предложениями сотрудничать с ними, и в них я могу всегда обрести приют. Особенно приятно и любопытно, что это издания не левого или правого толка, не мракобесы, - это массовые, широко известные издания. Многие интернет-ресурсы дали знать: мол, мы всем ресурсом следим за вами, болеем за вас - и это тоже приятно знать.

Я удивлен этой поддержкой, она оказалась просто огромной. Мне написали и позвонили сотни, если не тысячи людей, среди них люди, которые являются цветом русской культуры, деятели, награжденные самыми престижными российскими и мировыми премиями. Как я понимаю, многие из них не желают немедленно вступить в этот спор, но так или иначе они говорят: ты можешь на нас положиться, мы тебе поможем.

- С Дмитрием Быковым нас вряд ли разлучит мое письмо и его ответ, у нас с ним замечательные дружеские, приятельские отношения, я его очень люблю и надеюсь, он ко мне тоже относится хорошо. И меня никакие закидоны не заставят относиться к Быкову злобно, хотя я не разделяю быковской критики православной церкви, эта критика мне кажется надуманной, не всегда точной, порой легковесной. Но это его право.

- Одной из целей этого письма как раз было понять, кто мне друг, кто согласен если не умереть за мое право высказывать свои убеждения, то хотя бы выслушать их. А кто готов публично растоптать того, кто с ним не согласен. Такой водораздел был проведен, и теперь я вижу только по ЖЖ около 10 тыс. откликов. Тут ведь вопрос не о самом Сталине, а о каких-то базовых, более важных вещах. Что нам самим делать, куда нам идти и насколько велика наша внутренняя и внешняя свобода, которую мы должны демонстрировать?

Сам я, когда писал это письмо, никаких целей перед собой не ставил. Я и в обычной жизни редко рефлексирую. Я написал этот текст в минуту раздумья и недели через три опубликовал. Внутренним чутьем я догадывался, что будет скандал, но таких оглушительных результатов предположить не мог. Так уж вышло - однако оправдываться у меня нет никакого желания: я не пользовался бранью, я говорю на русском языке, я живу в своей стране и буду произносить все, что угодно, тем более что выяснилось, что в России десятки тысяч, если не миллионы людей думают подобным образом, а многие настроены и куда более радикально.

Нашей либеральной общественности нужно отдавать себе отчет в том, что есть страна, есть люди, у которых есть определенная система взглядов, и это не помойное сообщество маргиналов. Многие думающие, мыслящие люди в России, составляющие ее гордость, понимают смысл написания этого письма. Повторяю, это письмо не о Сталине, Сталин - это фигура речи, в данном случае это метафизическая категория, Сталин как жест неприятия нынешнего порядка вещей, жест неприятия легитимизации либерализма в России, продолжения этого либерального тренда. Под либералами я понимаю далеко не Болотную и так называемый креативный класс, а часть людей, которые приватизировали протест. Это также, в первую очередь, наши квазиэлиты, управляющие страной, которые по большей части по крови-то русские. Поэтому не надо упрощать то, что я хотел сказать.

Это письмо находится не в контексте борьбы с каким-то масонским заговором, а в контексте моих вопросов Владимиру Путину, в контексте всей моей оппозиционной деятельности, в контексте всех моих книг - именно так его и следует рассматривать.

- Никто не стоит за этим письмом, это мой сугубо личный жест. Что касается разводки, то она уже произошла. Я и мои товарищи долгое время пребывали в уверенности, что у нас общая свобода, общие цели и мы найдем общий язык в достижении этих целей. Я читал статью Ходорковского "Левый поворот", я близко общался со многими представителями либеральной общественности, они много раз повторяли, что левые элементы должны присутствовать в построении нового общества в России, что русофобии не должно быть места, что олигархия 1990 годов не должна быть легитимизирована, что нынешнее скотство не должно иметь оправдания. Было множество точек соприкосновения.

А потом произошли эти митинги, и выяснилось, что люди, которые в свое время приватизировали промышленность, а потом приватизировали историческую правоту, приватизировали и протест. Они последовательно сняли и меня, и Лимонова, которые призывали остаться на пл. Революции, - теперь я понимаю, насколько это было точным ходом. Они увели всех с пл. Революции на Болотную. На митингах они последовательно заместили всех людей, которые придерживались других точек зрения, других взглядов. Они создали свои оргсоветы и сделали так, что оппозиция для людей, живущих в русской провинции, ассоциируется с ними. Я знаю, какие были проблемы у Константина Крылова, чтобы пробить ему право на выступление, - не говоря уже о представителях левого фланга. Да, есть Навальный, которого не задушишь, не сотрешь, есть Удальцов, который принят, чтобы показать: смотрите, у нас и левые есть. Но по сути протест был приватизирован, и никакого слияния не произошло. Недаром после того, как ушли другороссы, ушел Лимонов, ушел я, ушла колонна националистов, чтобы больше не возвращаться. Все было понятно уже тогда, и мое письмо прозвучало всему этому вослед. Если вы считаете, что вы в силе, что все принадлежит вам, вот вам ответ.

На самом деле все радикально иначе в представлении огромных масс людей. Это послание не к власти, не к либеральной оппозиции, послание направлено к людям в России, которые должны понимать, что оппозиция у нас не только либерального или ультралиберального толка, не только набрана из птенцов гнезда Ельцина, в ней есть люди самых разных взглядов, в том числе и левоконсервативных, патриотических взглядов, и я буду призывать людей иметь дело с нами. И тогда посмотрим на эти стотысячные толпы, которые, я уверяю, на 90% не состоят из либералов и ультралибералов. Не надо воровать народную страсть, не надо ее присваивать, не надо ее приватизировать.

- Сегодня во многих европейских странах правые партии сидят в парламенте, они находятся в политическом поле, они легальны. Я сам-то левый, но и левое движение в Европе становится все шире, левые интеллектуалы все заметнее. В этом смысле Россия находится на задворках европейской мысли. В Европе в либеральные одежды рядиться уже не совсем модно и с каждым годом будет все менее модно. Мир, стоящий на пороге огромного финансового кризиса, не может прославлять либеральные ценности, он не самоубийца. Европа, которой грозит нашествие других культур, которая стоит на пороге огромных социальных проблем, не может оставаться либеральной. А Россия одевается в одежды, вышедшие из моды. Это в 1917 году мы взяли на вооружение новейшую идеологию, которой не было ни у кого, мы были самыми модными, мы были в тренде, пользуясь современным языком. А сейчас в России либерализм выдает себя за сверхмодную, сверхновую, актуальную идеологию - которой не является.

- Ностальгия по 1930-м для Европы еще ужаснее, чем у нас ностальгия по НКВД. В те годы в Европе добрая треть государств строила авторитарные фашистские или полуфашистские режимы. Съезд представителей фашистских партий собирал делегатов из 16 европейских держав. Это мы из своего скудно-либерального далека почему-то воспринимаем Европу 1930-х годов как демократию, а тут у нас жил тиран Сталин. На самом деле Европа с каждым днем становилась все более коричневой.

Я не испытываю никакой ностальгии по 1930-м, я неплохо знаю историю своей страны, я сейчас как раз пишу книгу о Соловецкой тюрьме, для меня это тоже личная трагедия и личный ужас. Какая может быть ностальгия по времени, когда штамповали смертные приговоры? Но Сталин - это бог мщения, это демон, который, как выразился профессор Гиренок, заставил появиться ужас на блудливом лице лавочника.

- Эдуард Лимонов написал программное стихотворение, замечательное: "СССР - наш Древний Рим". Чем дольше отходишь от того времени, и в Европе тоже, тем яснее, что то было время гениев, титанов, демонов, святых. Бродили чудовищные космические энергии, были и сквозняки, были и немыслимые сегодня достижения в сфере культуры. А сегодняшний мир куда более суетлив, куда менее трагичен. Постмодернистская ухмылка, сарказм разъедает все, и одна из причин сложности появления масштабных фигур в том, что их растащат немедленно мелкотравчатые, суетливые сообщества. Почему в России исчезли знаковые величины, к которым все прислушиваются? Смешно об этом говорить: если бы в современной России продолжал бы жить Солженицын или жил бы Сахаров, Шолохов, или Пастернак, или Константин Симонов, или Георгий Жуков - их порвали бы на части, немедленно превратили бы в решето.

- Студия Елены Шубиной, с которой я работал, плавно переместилась в издательство "Эксмо", с ней я и продолжаю работать. Так что меня это не коснулось. Но я не знаю, каково будет новым, молодым авторам прорываться в писательский мир. Когда мелкие издательства теряют свои возможности, свой авторитет, открывать имена все сложнее. Мои друзья из Ad Marginem втайне радовались падению АСТ - но не думаю, что им будет легче жить в мире, где осталось одно "Эксмо". Но меня это не коснулось, мои книги продаются, я начал в благое время, в начале нулевых, когда запрос на новые имена был совершенно очевиден. Но и сейчас есть издательства, которые пытаются продвигать новые имена.

Я думаю, будет загустение литературно-художественной среды, а потом опять из маленьких почек начнут появляться новые листики.

- У меня много занятий, которые созвучны моему писательству. Я живу за счет своего литературного имени. Я был никем, занимался исключительно литературой и журналистикой, потом, когда я заработал себе имя в литературе, я стал зарабатывать себе на хлеб. Меня приглашают выступать с лекциями, я часто езжу за границу, возглавляю в качестве шеф-редактора ряд ресурсов, пишу колонки. Одними книгами я мог бы кормить одного ребенка, может быть, двух, но их у меня четыре.

- Я почти все лето никуда не ездил - отказывался от всех предложений выступить и за бесплатно, и за деньги, и за очень большие деньги. Все это время я провел в деревне со своими детьми. Я и дальше бы оставался жить - но труба зовет. С 12 сентября начинается новый чес по миру: я еду на Украину, потом в Барселону, потом на Сицилию, потом в Москву, потом в Челябинск, Ульяновск - график расписан на 2 месяца.

- Последний раз мой приятель Роман Сенчин ударил в челюсть одному критику. С тех пор давно не видел.

Игорь Шнуренко, "Деловой Петербург" - 3.09.2012