Захар Прилепин: чтобы написать роман «Тума», нужно было умереть и ожить заново
О том, как родилась идея нового произведения и что познавательного откроют для себя читатели
Первый большой роман писателя и политического деятеля Захара Прилепина после его бестселлера «Обитель» был представлен 7 июня на книжном фестивале «Красная площадь». Названный «Тума», он посвящен бурному XVII веку и охватывает такие события, как Переяславская рада, расцвет казачества, церковный раскол и восстание Степана Разина. В интервью ТАСС автор рассказал о пути становления романа, который длился 35 лет, о своих общих чертах с главным героем — бунтовщиком XVII века, а также о совместном проекте с группой «Аффинаж».
— Недавно на фестивале «Красная площадь» вы представили свой новый роман «Тума». Хочется узнать, как долго вы вели над ним работу и почему решили обратиться именно к «бунташному» и «смутному» XVII веку?
— Этой темой я заболел давно. В 1984 году моя семья переехала в город Дзержинск Горьковской области, и, наверное, где-то в те годы мне попались несколько книг по XVII веку. Мы тогда жили на улице Дзержинского в общежитии. Я помню, что в тот период болел, в школе не был. Достал с полки книжку про Разина — она была в желтом тряпичном переплете, старая, отец ее переплел заново — и стал читать. Так и «пропал мальчишка». С тех пор, примерно 35 лет, я так или иначе обращался к этой теме.
А потом, с годами, выяснил, что не просто мой род — род Прилепиных с Дона, а, по сути, моя родня была участниками тех событий, которые описаны в романе. Я понял, что все это не случайно, что такой интерес во мне жил на генном уровне. Но писать эту книгу я начал только после покушения. Этот, скажем пышно, «духовный взрыв» позволил мне взяться за эту тему. Видимо, для этого нужно было умереть и ожить заново.
— Во время написания книги вы консультировались с историками и экспертами в этой области?
— У меня была возможность собрать настоящую команду профессионалов.
Книга моя написана на восьми языках. Очень большая часть разговоров, бесед, допросов происходит на разных языках, причем они звучат так, как и звучали в XVII веке
У меня есть ряд знакомых специалистов-филологов из разных стран, к которым я обратился. Мы совместно доводили все до ума. Кроме того, у меня есть целая группа профессиональных историков среди моих товарищей, с которыми мы вместе тщательно перечитывали текст.
Вообще в любом историческом романе — у Дюма, у любого из Толстых — неизбежно обнаруживаются непринципиальные ошибки. Иногда, впрочем, они допускаются осмысленно. Скажем, некоторые детали я могу назвать современным словом, иначе речь будет перенасыщена архаизмами.
— Вы сказали, что в книге встречается несколько языков. Расскажете о них подробнее?
— Исторический персонаж Степан Разин говорил на шести языках, потому что был дипломатом, послом, переговорщиком. Соответственно, он использовал османский, крымско-татарский, польский и другие языки, которые активно бытовали в то время. Я считаю неприемлемым и непрофессиональным использовать условности, распространенные в литературе и кино, когда персонажи встречаются и продолжают говорить по-русски, даже если общаются с иностранцем.
Мне очень нравится опыт режиссера Мэла Гибсона. Например, в его фильме «Храброе сердце» персонажи говорят на шотландском, в «Апокалипсисе» — на индейских диалектах, а в «Страстях Христовых» — на древнеарамейском. Он мог бы позволить себе, чтобы герои говорили по-английски, как это делается во многих других фильмах. Но его подход придает фильму совершенно другую степень убедительности.
В своей книге я хотел, чтобы многоголосие — турецкое, татарское, польское, сербское — звучало исторически достоверно. Мне предлагали написать: «дальше они говорили по-польски», а затем продолжать по-русски. Но это означало бы, что писатель не справился с задачей достоверного перевода.
— Степан Разин — это очень самобытный персонаж. Мне кажется, он чем-то напоминает вас. У вас есть определенные идеи, которых вы придерживаетесь и заражаете ими. Вам никогда не нужно хватать людей за руку и говорить: «Следуй за мной». Вы продолжаете свою линию и знаете, что, если людям покажется это правильным, они пойдут за вами сами. Степан Разин, похоже, нес свою идеологию так же.
— Наверное, в этом есть какой-то резон. Все-таки нас разделяет 350 лет, и сравнивать сложно, но важно понимать, что многие люди сейчас представляют Степана Разина как, пользуясь нынешними определениями, диктатора. На самом деле казачье общественное устройство было предельно демократичным. Разин объявлял о своих намерениях на так называемом кругу, и его войско было вправе либо соглашаться с ним, либо нет. Ему нужно было максимально проявлять харизму, чтобы побудить людей к тому или иному направлению своей деятельности.
Например, в 1667 году он предлагает своему вольному войску отправиться на Хвалынское море (ныне Каспийское) и вступить в противостояние с персидским шахом. Они соглашаются. Позже, по возвращении, он предлагает войску поход на Москву. И от него уходит значительная часть его профессионального войска, однако примыкают другие.
Все это, знаете, чем-то похоже на мои военные подразделения, которые я создавал в 2015 году и затем снова в 2022–2023 годах. У нас тоже нельзя никого заманить, нельзя было взять и приказать незнакомым людям воевать. Поэтому ты говоришь: «Вы вправе идти со мной рядом, жить и умереть и вправе уйти, вы решаете это сами». И человек либо соглашается, либо нет. Хотя прошло 350 лет, многое осталось прежним.
— Вы пишете: «Вся атрибутика этой огромной всеобъемлющей жизни была у человека тогдашнего времени в голове. Люди жили внутри мощной национальной культуры». На ваш взгляд, живут ли сейчас люди внутри мощной национальной культуры?
— У нас действительно по-прежнему мощная национальная культура. Даже те люди, о которых мы говорим — наши соотечественники, уехавшие за границу, иноагенты, — они, несмотря на свои разнообразные взгляды, неизбежно вовлечены в общий контекст русской национальной культуры. Ничего с этим не поделаешь: они знают о Льве Толстом, Пушкине, Лермонтове, Есенине и многих других. Это огромное наследие — даже самые дикие представители нового поколения неизбежно соприкасаются с этой культурой. Более того, она время от времени начинает действовать, исправлять человека. Иногда это происходит с опозданием, иногда — совсем поздно, иногда восприятие бывает искаженным, но порой культура возвращает человека к русской мысли, к государственнической позиции.
Это можно увидеть на примере людей перестройки, 90-х и нулевых годов. Они были, как и нынешние молодые, влюблены в Европу и Америку, верили в либеральные ценности. Однако эта закладка русской советской культуры со временем изменила их взгляды. Существуют важные основы нашей культуры. Но она подвергается влиянию различных недугов, фейков и атак со стороны геополитических оппонентов. В прошлом тоже была сложная ситуация: колоссальная национальная культура — песенная, былинная, христианско-православная — лежала в основе национального мышления. При этом и тогда уже существовали различные ереси, сказывалось влияние соседей — как западных, так и восточных.
Европейские идеологические вбросы не являются чем-то новым; они начали проникать в нашу культуру еще в Древней Руси, затем при Грозном, в XVII веке при Петре и так далее. Мы часто думаем, что тогдашние люди жили в полной изоляции и не знали о мире. На самом деле это не так. Например, когда я описываю историю казачества XVII века, я вижу в документах, что казаки спокойно общались на нескольких языках со своими соседями. Они находились в постоянном контакте с различными народами: ногаями, крымскими татарами, турками, армянами, поляками. Они торговали с ними, воевали, заимствовали одежду, музыкальные инструменты, оружие. Каждый казак мог объясниться на шести — восьми языках и был осведомлен о событиях у соседей — религиозных изменениях в Польше, смене власти в Стамбуле, более того, они знали, не удивляйтесь, и про Колумба, и про пиратов у американских берегов, и про д’Артаньяна, и много еще про что.
— Наверняка многие деятели кино и театра уже предложили вам экранизировать роман или поставить его в театре. Какое будущее ждет ваше новое произведение?
— Не скрою, интерес к нему был сразу, и сейчас те, кто интересовался, начинают знакомиться с текстом. Они примут решение, готовы ли они адаптировать его для кино или театра, я не слишком хочу на это влиять.
На самом деле параллельно с романом мы создали и записали музыкальный альбом, который включает как старинные, так и современные песни о Степане Разине
Это действительно огромная часть русской музыкальной традиции, бесконечно пополняющаяся с XVII века. Мы отобрали 28 песен из этих сотен и записали их с замечательными музыкантами, среди которых группы «Лампамы», «Партиза ФМ», «Аффинаж», исполнители Бранимир и Марыся Меньшикова. Далее мы планируем создать большой музыкальный спектакль в формате мюзикла, возможно, так или иначе совмещенного с моим романом.
Впервые мы представим нашу музыку на фестивале «Традиция», который пройдет 12 июля в Одинцово. Сам альбом был выложен 1 июня, он называется «Есть на Волге утес». Первая часть альбома уже доступна, а вторую мы планируем выпустить в ноябре. Кроме того, будет еще третья часть, которая станет своего рода послесловием. Сейчас мы активно готовимся к презентации и одновременно начнем переговоры с потенциальными режиссерами мюзикла.
— Продолжая тему театров, недавно Владимир Машков сказал, что возглавить театр патриотической направленности должны именно вы, поскольку это ваша инициатива. Что вы об этом думаете?
— Если Отечество пожелает, я, конечно, приму участие. Не первый год я организую литературные мастерские, фестивали и так далее. У меня есть обширный опыт работы в этой сфере. Однако если мое государство и соответствующие учреждения скажут: «Спасибо, Захар, за хороший вклад, но у нас есть люди, которые еще больше хотят заниматься этим», я скажу: «Ваша воля, пусть будут они». Я уже взрослый человек и спокойно отношусь к тому, что обстоятельства могут складываться по-разному. Господь даст возможность поработать в другом месте. Работа для свободных рук у Него всегда есть.
— Совсем недавно Владимир Путин призвал избавляться от вульгарных заимствований, которые сейчас присутствуют в нашем языке, а также к тому, чтобы в общественном пространстве было как можно меньше смешения латиницы и русского языка. Что вы об этом думаете?
— Я поддерживаю президента. Вообще последние изменения в составе Союза писателей России и Совета по культуре, а также нынешнее выступление президента показывают, насколько важной для нашей страны стала культурная повестка.
Идеологическая база может формироваться только в пространстве культуры. Любая идеология создается из культурных традиций, а не политологами
Сначала возникают огромные культурные пласты, и на их основе философы формулируют свои идеи. То, что Путин обратил на это внимание, означает, что мы перестаем опираться на массовую культуру и эстраду для понимания своей идентичности. Мы начинаем формулировать свою сложную культурную суверенность.
Иностранные заимствования — это плохо, но это лишь часть более широкой картины. Важно начинать с других аспектов. Наша политико-культурная ситуация в России с 1991 года имеет серьезный колониальный сегмент. Мы создавали новую страну, разрушив предыдущие идеологические конструкции и объявив, что все, что было до этого, неправильно и плохо, поскольку это была, как иные у нас утверждали, история тюрем и насилия. Тогда мы стремились построить прекрасную либеральную, буржуазную, проевропейскую и проамериканскую Россию. Прошло 33 года, и мы поняли, что строили либо совсем не то, либо не совсем то. Из этой колониальной инерции нужно выходить, не только отменяя слова «кринж», «спикер» и «лаунж», а объяснив себе, что в 1991 году мы совершили стратегически неверный выбор.
Необходимо создавать иные культурные иерархии, не оглядываясь бесконечно на «Оскар», Канны, Нобелевскую премию, спортивные комитеты, Евровидение. А слова «кринж» и «чиназис» в языке молодых людей — это уже не так существенно, понимаете? В целом — это просто ерунда. Если мы поддержим настоящую русскую литературу, настоящее русское кино и национальную русскую поэзию, то они сами справятся с любыми заимствованиями. С этого нужно начинать, а не снимать поскорее иностранные вывески.
— «Степан, как и все казаки, верил в Господа Бога Иисуса Христа, в заговор от пули, в русалок, заманивающих казаков, в святую воду Татьяну и в землю Ульяну, в сглаз и в приворот», — пишете вы о своем герое. А во что верите вы?
— Верю в предопределение судьбы, в русскую культуру и русского человека. Верю в ангелов и демонов, верю в человеческую волю и в бесконечное счастье.