Захар Прилепин «Terra Tartarara. Это касается лично меня»
Захар Прилепин — один из самых известных писателей поколения тридцатилетних. Ворвавшись в литературу с романом о Чеченской войне «Патологии», прогремев со скандальной «нацбольной» книгой «Санькя», закрепив успех сборником «Грех», сделавшись лауреатом ряда престижных премий, Прилепин, похоже, прочно утвердился в современной русской литературе. Кроме того, писатель стал медийной фигурой. Его вдруг стало даже много: на книжных фестивалях, в телеэфире, в журналах. В паузах этой бурной жизни за последний год вышли три книги. Сборник рассказов «Ботинки, полные горячей водкой. Пацанские рассказы» и два сборника эссеистики: «Я пришел из России» и «Terra Tartarara. Это касается лично меня».
«Terra tartarara» — сборник журнальных публикаций за 2008 год — является логичным продолжением «Я пришел из России». По словам автора, книга родилась «из ощущения, что Россия вот-вот обвалится на нас, а мы — обвалимся в нее, и будет это Terra Tartarara». Приметы этих ощущений и составляют большинство текстов сборника. Писатель не выносит вердиктов, не ставит диагнозы, не принимает позу стороннего наблюдателя. Прилепин, что называется, испытывает на себе. И вот вам тексты о том, что было хорошего в Советском Союзе. О новом русском кино, о телевидении, о хамстве представителей ГИБДД и так далее. Чуть отдельно — путевые заметки о поездке в Индию и об участии в известном «писательском» поезде. А ответ миллионеру Петру Авену по поводу рецензии на роман «Санькя» претендует на программное заявление:
«Различие мое, равно как и моих героев, с г-ном Авеном примитивно и поверхностно: в случае кризисной ситуации он, совместно со своей семьей, если таковая имеется, сможет покинуть эту страну и наблюдать за ходом событий извне. Что бы он там ни писал про свою ответственность за эту страну, в нужный момент всегда можно будет сослаться на «взбесившееся быдло». А я не могу вывезти отсюда ни себя — черт бы со мной, — ни своих детей, что меня, признаюсь, пугает. И сослаться мне не на кого...»
Это скольжение от беллетристики в сторону нонфикшн не кажется случайным. Что-то происходит со всеми нами такое, что для того чтобы вовремя отследить, зафиксировать и осмыслить происходящее публицистика оказывается актуальнее. Но Прилепин-публицист равнозначен Прилепину-беллетристу. Это яркие, выразительные, внятные тексты. И если вы не согласны с мнением Прилепина, то информацию к размышлению, повод для переживаний, да и просто удовольствие от прочитанного получите несомненное. Словно «равнодушие» в словаре писателя отсутствует. Думаю, если кому-нибудь в будущем приспичит изучать наше бестолковое время, то без текстов Прилепина обойтись будет трудно.
Кроме того, «Terra Tartarara» удивительным образом рифмуется с высказываниями Артуро Перес-Реверте, три тома публицистики которого вышли несколько лет тому назад. Волжанина Прилепина и испанца Реверте роднит искренность, эмоциональность и патриотизм. Для обоих авторов любовь к Родине — одно из необходимых качеств любого нормального порядочного человека. Даже если один из этих авторов называет свою страну самыми распоследними словами, а другой — не оставляет шансов на будущее, но это слова боли и отчаяния, а не ненависти. Правда, Прилепин иногда бывает до слезливости сентиментален, а Реверте только дай схватиться за эфес клинка.
Статьи Прилепина — это здоровое отношение к этому больному (кто-то будет оспаривать?) миру. Миру, в котором только семья, и те самые, базовые, ценности остаются единственным спасением от хаоса. А потому, в сборнике находится место признанию в симпатии к мещанству. Но и здесь Прилепин наделяет мещанство особым «фирменным» очарованием.
«Terra Tartarara. Это касается лично меня» — книга о том, что касается и лично тебя тоже.
Цитата наугад:
«Поколение, рожденное за время неуемного реформаторства (ну, скажем, начиная с восемьдесят пятого, а то и раньше — по начало девяностых), являет собой во многих наглядных образцах удивительный гибрид старческого безволия и детской, почти не обидной подлости. Эти странные молодые люди ничего не желают менять. Мысль о том, что изменения возможны, вызывает у них либо активную, искреннюю агрессию, либо вялое, почти старческое презрение. Слишком много и часто говорят они о своей свободе: но даже я, бывший пионер и комсомолец, не помню, чтобы мы с такой радостью и страстью ходили строем. Несмотря на все свои улыбки и пляски, современное юношество лишено глубинного, оптимистического романтизма начисто: они твердо уверены, что мир не изменить и даже не стоит пытаться...»