PRO Данбасс, или CONTRA игнора

Книга Захара Прилепина, номинированная на Нацбест, это сборник очерков. Хороший жанр, совершенно редкий в наши дни, когда любая статья выдумывается между кофе и первой сигаретой. Перед нами живой материал, не экспериментальные эссе, а эмпирический опыт, зарисовки, цитаты, интервью. Не литература, хотя мысль и фраза у Прилепина всегда точны и хорошо подогнаны между собой. Не окончательная аналитическая работа, хотя она явно подразумевается и даёт весь необходимый для этого материал. Не знаю, что прочить этой книге, может быть, проще было бы разбирать последнюю книгу Прилепина «Взвод». Но это и не агитка в стиле Ильи Эренбурга. Эти очерки не написаны ни для разжигания ненависти, ни для наведения прицела. 

«Всякое бывает, наверное; но ни в одной компании, ни в магазинах, ни в транспорте, ни даже на передовой я не слышал в Донецке слов ненависти по отношению к Украине. Про добровольческие батальоны — да, про киевскую власть — да; но украинский народ, украинский язык — всё это не тревожит, не волнует, не злит. Забыть — могут, но разжигать в себе ненависть — зачем?»

Необходимо заявить, что «Всё, что должно разрешиться…» — это материал, о котором на протяжении всей истории человечества могли бы только мечтать (обычно он появляется лишь через несколько лет или эпох после прецедента, когда всё уже разрешилось), материал, собранный в реальном времени авторитетным автором (то есть человеком, который честен и не собирается сооружать удобную идеологию). Вы хотите по-настоящему задуматься о происходящем в Донецкой народной республике? — Вот вам именно то, что следует учесть, к какому бы лагерю вы не поторопились себя отнести. Это неотшлифованные, не переведённые в абстракцию, никакой идеологией не протравленные исторические факты о ситуации, которой неизлечимо «брюхата» история славянского мира и которая как-то обязана разрешиться от бремени.  

О «Взводе» можно поговорить так. Одному юноше как-то сказали, что он не может быть гением, так как родился не на рубеже веков, когда рождаются все гении. Тогда юноша провёл целые сутки с Большой советской энциклопедией, из которой выписал несколько тысяч величайших людей в истории человечества, рожденных довольно далеко от 90-х и нулевых годов любого века. Ответ на недоброжелательную фразу, в общем-то, не требовался (модернизм — не окончательный образец для формулы гения). Но ответ был дан — яростно и романтично, а главное — это был ответ фактически точный. «Поэты не убивают», как сказал Гумберт Гумберт, между прочим, осуждённый за убийство, а не за то, в чём его обвиняет нерадивый читатель. В XX веке слишком многие старались опровергнуть утверждение Пушкина, что «гений и злодейство — две вещи несовместные». Достаточно только вспомнить череду новых «героев нашего времени» — маниакальных психопатов, из которых очень активно ткется материал современного искусства, а лучшие образцы этих изобретений — Ганнибал Лектор или Жан-Батист «Парфюмер» Гренуй — сидят в культурном сознании так же прочно, как раньше там сидели Дон Жуан и Ловелас, а когда-то Эдип и Медея. Но книги Захара Прилепина никогда не были книгами злодея. И он же первый говорит, что это не книги, написанные ради славы гения. Это книги безусловного романтика, но при этом не имеющего отношения к среде креативного класса (и это без фанатизма). Иногда в своём романтизме он похож на Жюльена Сореля, иногда на Рахметова. Это романтизм не байронического типа, а, скорее, романтизм Шелли… (Но я уже чувствую, насколько эти рассуждения тут неуместны.) Важно, что во всё это предприятие не ввяжется учёный, не ввяжется ни культуртрегер, ни актуальный художник. Но самое главное, на что необходимо обратить внимание, в описание боли, порожденной войной, как и в описание мужества русских писателей не ввяжется психопат. Прилепин человечен, он романтик, которого не надо гладить за это по голове, не надо и переучивать, потому что он постоянно проверяет свою позицию (она ещё жива, ещё трепещет) и то, чему можно заранее придавать статус исторической ошибки, он проживает в её эпицентре, где всё выглядит совершенно по-другому. От такого романтизма Ленского отучивал ко всему безучастный Онегин. И мы помним, кто там оказался злодеем. 

Не настолько всё удобно для заявления окончательной позиции, как хотелось бы думать. Мы пережили опыты удобного упрощения: гражданская война — война белых и красных, а Великая Отечественная — война фашизма и коммунизма. И до сих пор (даже на уровне властных рычагов) эти удобные ярлыки стараются предохранить от размывания и внимательного рассмотрения. А теперь нам удобно так: либерализм и ватничество. И точка. 

Вот что заостряют последние работы Прилепина: мы не любим войны, она нам отвратительна, мы не хотим ничего знать про смерть детей, прицельным огнем разрушенные церкви, оторванные конечности… Нам хочется стерильно представлять себе конфликт Киева и Москвы, правды и лжи, глобализма и имперства, силы и подлости. Но в эпицентре конфликта умирают люди. И пока мы всего этого не хотим, они только больше умирают. И романтизм Прилепина всего лишь лишен сентиментальности. Он не готов рассуждать о сострадании, которое Кант назвал одним из эгоистичных человеческих инстинктов, при помощи которых человек наслаждается жизнью. Сострадание, по Канту, — это любование собой, своим великодушным участием в несчастье ближнего. Прилепин вообще нигде не говорит о сострадании. Настоящая помощь в горе выглядит иначе — это поступок, это вмешательство в проблему. 

«…человеку настолько тяжело живётся в принципе, что любая помощь, любое доброжелательное отношение к нему — это не просто норма, это идеал».

Казус Прилепина — один из ярчайших сегодня, наподобие дела Дрейфуса. В данном случае вскрывается страшная пропасть между вымышленным миром актуальных «художников» (пусть и без кавычек — актуальных художников, хотя бы их и несколько десятков миллионов на нашу страну) и человеком обыденным, повседневным, массовым. Вписываться за этого человек не принято, он же совсем не «наш». Это якобы часть «восставшей массы», воцарившийся хам, о котором нас когда-то предупреждали. На деле, это человек, который, может быть, не слышал о Ницше и Ортега-и-Гассете или, во всяком случае, не способен правильно распределить между ними понятие «массы» и «царство хама», но человек чувствующий, страдающий, имеющий биографию и вписывающийся в историю просто потому, что у него нет ходов для интеллектуального бегства. Это до сих пор человек не вполне обеспеченный, он не знает, как деньги делаются из воздуха, он не понимает, что черный квадрат — великое искусство, а «4′33″» Джона Кейджа для него — надувательство. Это человек, хорошо знающий, что им движут инстинкты голода, холода и продолжения рода, тогда как либеральным интеллектуалом движет тонкая привязанность к маффинам (или шампанскому), кардиганам и пикаперству.  

Но мы всё перепутали. Хамство и массовость отличаются забвением правды, цинизмом, упрощением, релятивизмом и игнорированием настоящих проблем. Хам кичится своей осведомленностью, которую ничем не надо доказывать. Героизм для хамов — излишество, от которого они могут отказаться. Но их отличает, как говорит Прилепин, «бешеный пацифизм». Настоящее хамство — это презрение к нормам, идеалам и традиционным ценностям, принятие удобной позиции тотального безучастия, радикальное игнорирование всего, что имеет вид последовательного суждения. И вот-вот вскроется что-то очень неприятное, вроде розовой жижи из «Матрицы», в которой большинство творческих личностей охотно готовы провести жизнь. И когда человек, который ни секунды не претендует на звание «избранного», вдруг выдергивает проводки из загривка, на него ругаются последними словами и торопятся вставить наркотический интерфейс обратно. 

Книгу Захара Прилепина «Всё, что должно разрешиться…» необходимо прочитать. Можно обосновать это очень просто: нам только кажется, что Интернет и телевидение уже дали все сведения о происходящем, но знакомство с этой книгой способно по-настоящему удивить. В писательской задаче Прилепина есть редкое и привлекательное качество: он не транслирует себя, он мало озабочен тем, какой приз возьмёт. Из читателей он не сколачивает партию. Эта книга ближе к «Севастопольским рассказам» и ничем не похожа на «Майн кампф». Удивляет то, что он по-человечески волнуется, как бы мы не перестали быть людьми. 

«Право слово: у дончан есть чему поучиться. В их выдержке, в их умении улыбаться и сносить истинные невзгоды — видно большое, почти религиозное чувство человеческого достоинства. Эти люди и есть — элита и аристократия. А самозванцы убежали».

Леонид Немцев
«Нацбест-2017»