Новая книга Захара Прилепина «Тума»: роман-преодоление
Всякий раз выход новой книги Захара Прилепина становится событием в русской литературе, будь то художественная проза, литературоведческие труды или публицистика.
Но только что вышедший роман, пожалуй, знаменует переход в новый этап творчества — переход от «Обители» к «Туме». Наверняка, эти два текста будут сравниваться из-за масштабности и глубины. Как и неминуемо сравнение с шолоховским «Тихим Доном». Здесь, конечно, горькое разочарование ожидает всю секту свидетелей «Прилепин исписался». Мужайтесь, ребята. Держу пари, все они будут прятаться за дежурной фразой «не читал», дабы избегать правдивого ответа.
Понимая, что моя рецензия выйдет в числе первых, ставлю перед собой труднейшую задачу — поговорить о новой книге, избегая спойлеров и пересказа, а также излишнего литературоведения. Думаю, со временем отдельным удовольствием станет обсуждение «Тумы» в каком-нибудь литературном клубе с прочитавшими единомышленниками.
Садясь за рецензию, не знаешь, как подступиться. Словно стоишь перед Тадж-Махалом. Вот как его описать? Начать с грандиозности конструкции или с каменных кружев отделки?
Хорошо, с кружев.
Сколько пишущих людей считают себя прозаиками, знают про арку героя, основные требования к сюжету, понимают про кульминацию, изучили примеры хороших финалов, а почитаешь их тексты — словно пенопласта пожуёшь. И люди часто образованные, эрудированные, начитанные. Ан не умеют в слова. В сюжет умеют, а в слова — нет. А литература отличается от криминальной хроники или учебника истории, чёрт побери, словами.
Открываешь Прилепина, ещё ничего не происходит, действие даже не завязалось, а ты зачарованно катаешь слова на языке, как капли мускатного: «степь трудно дышала», «он рос непокорным и опрокудливым», «солнце цедило медленный чад», «девичий смех смешнее и дороже: им умываться можно», «давил из себя голос, как смолу», «сердце качнуло от радости, как ребёнка на качельке», «вода мелко рябила, будто её солили».
Особое свойство Прилепина — писать портреты. Так по мазкам узнают руку художника. «Лицо отцовское было тёсано сильными махами: нос, рот, лоб. Все углы виднелись чётко: бровь поднимал — и возникал угол, сжимал челюсть — и скула давала другой угол… Он не казался слишком приветливым, не зазывал побратимов до куреня, — но, на удивление, многие казаки всё равно шли к нему. Иван поделился однажды с братом: батька молчит — как говорит. То было правдой. Отец не любил казачьих прибауток и дурачеств, однако сказанное им слово часто бывало занозистым и репеистым. Над словом его нельзя было сразу потешиться, но внутри оно несло самую суть — как желток в белке».
В нескольких кратких абзацах, разбросанных по первой главе, — весь Тимофей Разин, отец главного героя, выпуклый и объёмный, как огромная скульптура. Почти былинный образ. Снежная Королева и Черномор родили Стеньку Разина.
Слог настолько воздушен, что все неизбежные в историческом романе «струги», «нетопыри», «каюки», «сигали», «дуваны» и «ясырки» не утяжеляют чтение, а просто отсвечивают камешками на дне реки. Видно, как автор погрузился в материал, вплоть до мелочей вроде гвоздичных леденцов для казачат или моды на черные зубы у девушек в Москве. Потом, конечно, начинаешь копать, и выяснится, что в те времена кровь называли «рудой», без метафор, буднично, а слово «лицо» и вовсе не говорили — только «лик». И Прилепин всё это знает раньше тебя.
Первые абзацы романа — словно кадры из подводной одиссеи Кусто: смотришь — именно смотришь — и непроизвольно задерживаешь дыхание, ждёшь момента, когда герой вынырнет и задышит.
Повествование очень кинестетично. Но парадокс: предельная физиологичность не только не опошляет текст, а наоборот — возносит его до самых сокровенных интонаций.
Прилепин совершает вочеловечение целого XVII века. Эпоха — осязаема и телесна, со всеми муками, пытками, родами, радостями, смертями.
Совершенно очевидно, что такой роман мог написать только 14-кратно изломанный и заново сросшийся человек.
Читателю думается: да, я тоже испытывал боль, я помню это ощущение, но я бы не смог подобрать слова, чтобы так это описать.
«Тума» — литературный экзистенциализм в реалистичной манере письма: человек смотрит изнутри своего тела на окружающий мир. И мир этот — то самая чёрная гуашь, то акварель лазоревая: от пожарищ после набега ногаев — до крымского солнца и неги, от пыток и увечий — до любви земной.
Как отметил сам автор в каком-то интервью, мы всё знаем о д’Артаньяне и мушкетёрах, они нам кажутся близкими и почти родными, а Разин — это очень далеко, это вглубь веков. А ведь д’Артаньян и Разин — современники. «Тума» проворачивает оптический фокус с эпохой Разина. Открывается настоящий многоязыковой и разноголосый Вавилон, бесконечный неспящий человеческий муравейник. Русский XVII век перестаёт быть чёрно-белой гравюрой и обращается в цветное живое стереоскопическое действо.
Будь я бессовестной, рассказала бы прямо сейчас, насколько пронзительны некоторые сцены, не отпускающие по нескольку дней, — уже дальше читаешь, а мысль всё равно возвращает: да как так-то? Будь это кино (а это когда-нибудь станет фильмом, уверена), в нём было бы немало номинантов на «Оскар второго плана».
Известно, что «Тума» — первая книга трилогии о Разине. Прилепин не пошёл по хронологическому пути (и пошёл в то же время), он играет флешбэками, вспышками памяти, сплетает прошлое с настоящим. Наблюдательный повествователь, он подкидывает современному читателю материал для игры в психологию: отношения с матерью, детские травмы и всё, что нынче модно. Наверное, надо сберечь своего внутреннего ребёнка, чтобы не забыть, как дети видят мир: «Называя всё, что видел, сначала на русский лад, а потом на материнский, — Степан вглядывался, как поведёт себя вещь: не изменит ли цвет или запах, не откажется ли повиноваться». Но мерить «Туму» психоанализом — дело гиблое.
Мужская проза Прилепина подкупает женскую душу любовными линиями. Редко у кого из исторических персонажей знают не только жён, но и любовниц. У Разина — целых три вошли в историю: персиянка, какая-то соблазнённая купчиха, астраханская ворожея Мария. И жена Алёна вдобавок. Темпераментность и любвеобильность Степана умягчает адреналиново-тестостероновый эпос «Тумы». Здесь есть любовь. Здесь живут самые разные женщины, судьба которых туго вплетена в страшное время, в которое довелось родиться. Где-то между походами, пленениями, победами и пирами мужчины находят своих женщин, рожают с ними детей, чтобы снова сорваться в поход, попасть в плен, выжить и радоваться. Или умереть.
Об исторических и географических параллелях напишут много и подробно.
История ходит по кругу, подтверждает Прилепин.
Москвичи изумятся, узнавая свой город. Прошло четыре века, а в Москве всё то же!
Роман огромен.
Дон, Крым, Азов, Соловки, Москва.
Казаки, Никон, запорожцы, татары, бояре.
Битвы, пожары, набеги, пытки, любовь, смерть, рождения.
И это только начало.
Это роман-преодоление. Квинтэссенция русского бытия: через вечную борьбу и страдание — к победе над врагом, победе над собой, победе Бога надо всем. И во всём этом преодолении — жизнелюбие небывалой силы. Степан Разин именно потому так любим и воспет народом, что воплощает русскую витальность. И эта книга — ода человеческой жизни.
Новый роман Захара Прилепина можно приобрести на Ozon.