Захар — хроники разбоя: Тума и другие слова
Обещание, данное в первой колонке, я сдержал: был на Красной площади на книжном фестивале, приволок оттуда новую книгу Захара Прилепина, видел самого Захара. Он, с микрофоном, сидел (почему-то) в павильоне «Поэзия» и отвечал на вопрос о том, как стал нацболом (национал-большевиком). Отвечал раздраженным тенором, потому что на эту тему уже высказывался неоднократно, а тут опять.
Дальше я слушать не стал, меня больше волновала задача донести до дома его книгу (толстая, зараза). Писать о ней буду сегодня (то есть во второй раз, считая прошлую колонку) и в третий раз напишу через неделю. Она того стоит, потому что событие. Вы еще что угодно на эту тему услышите, будут и премии, и ругань, и восторги, и вот сейчас туча рецензентов пишет что-то, как всегда, не читая, а только просматривая.
А я читаю, и это будет долго. Сейчас — только первые впечатления, от начала книги. Итак, роман про Степана Разина, называется «Тума». Это значит — метис, поскольку мать Разина — пленная турчанка. Ну, примерно такой же смесью кровей мог похвастаться адмирал Колчак и другие славные сыны нашего Отечества.
Так вот, в этом почти никому доселе не известном слове — половина того, что надо о романе Захара говорить. Потому что сила здесь — а книга и правда жуткой силы — вот в таких словах, которыми она не просто переполнена. Она ими написана.
Здесь надо сделать две оговорки. Первая: у нас с Захаром разные политические взгляды, а это как-то может повлиять на мое мнение, так что предупреждаю. И вторая — повторю: работа критика вовсе не в том, чтобы сказать, хорошая тут книга или плохая. Люди в любой стране и в любое время разные (были, есть и будут), и что для одного хорошо, другому кошмар. Критик — тот, кто экономит читателю деньги, объясняя, что это за книга, и объясняя без хамства, но так, чтобы читатель понял, тратить ли деньги, понравится книга ему или нет.
Итак, первые же строчки — полный шок. И вторые. Кроме тумы там — давайте наугад пройдемся по страницам — вож, осерженные, ясырь, кровь закиселилась, хохлачи, чалматые, благода, неприподъемная тень, борзостно, турчаки, маревное, зажеребная… И так — по всей громадной книге, но особенно вначале (потом, наверное, привыкаешь).
Так ведь еще герои ее, и особенно Степан (он был известен способностью к языкам) говорят — страницами — на польском, сербском, татарском…
На что это, все вместе, похоже: вот у Солженицына был свой русский язык, местами довольно неожиданный. Или — Прилепин любит Шолохова, писал его биографическое эссе. Так вот, здесь — Шолохов не в квадрате, а в кубе, и Солженицын в нем же.
Ни в одной книге Прилепина раньше такого лингвистического концентрата не было. Тогда зачем он так изменился? А это он нас насильно макает в иной мир. С помощью языка, на котором говорят и думают почти все его герои, да уже и автор тоже.
Ни один из российских писателей сегодня не только не сможет, но и не захочет сделать ничего подобного. Потому что одно дело — чуть подсветить свежесозданный мир взблесками экзотических слов и созвучий, другое дело — вот в такой мир полностью, по уши, погрузить читателя. Мир прекрасный — местами да, но и жуткий. Мерзкие запахи, смерть и самые кошмарные виды пыток, люди же… попадись сегодня на улице — бросят в дрожь одним своим видом. Это мир, где говорят и думают вот такими словами, а делают такое, что оторопь берет. И героическое, и страшное, и все это у них в порядке повседневности.
Можно сколько угодно рассуждать, точная ли это реконструкция донского мира середины 17-го столетия или Прилепин сотворил полностью фантастическую Вселенную. Важно не это, а то, кто из читателей сможет в этом мире выжить на протяжении 687 страниц. Кто-то — еще как сможет, а кто-то, после шока от первой же главы, спросит: это что, и дальше так будет?
В 2019 году у меня была такая история: дали в одном издательстве книгу со словами «вот это гений, вот это силища». Автор — Марлон Джеймс, гражданин США, негр с Ямайки. Называется книга «Черный леопард, рыжий волк». На задней обложке — всякие слова, типа «опасная», «галлюцинаторная», «кровавая» (Африка), да еще в ее «темные времена».
И это была жуткая жуть. То есть что автор гений — это было ежу понятно, но тот мир, куда он меня тащил, был мраком и мороком, джунглями, где разницы между человеком и зверем никакой, и кошмары творятся самые невообразимые. Моя первая реакция: после десяти страниц книгу — об стену, долго переводить дыхание, в Африку ни ногой. Вторая реакция — такая же.
Но то тяжелый случай. Можно легче. Вот представим себе книгу, которая о спорте, и все герои спортсмены. Вы будете ее читать, если для вас спорт что-то значит. А если в вашей повседневной жизни вы разве что видите идущие по вашей улице толпы орущих красноликих болельщиков, звереющих от того, что какой-то парень куда-то не туда покатил какой-то мячик — то не будете вы читать книгу об этом. Вам там не за что и, главное, не за кого зацепиться сердцем. Разве что найдете в ней людей, думающих как вы и от спорта далеких.
Да, Захар с невероятной выпуклостью и яркостью этот донской мир выстраивает так, как никто больше не сможет. И дело, повторим, только в том, насколько в таком мире лично вам было бы хорошо. В конце-то концов, читаете вы не потому, что обязаны, а чтобы получить удовольствие.
Удовольствие же мы получаем, повторю, когда в книге говорится о людях, которые нам понятны и которым мы сочувствуем. И тут еще раз скажем, что вообще-то перед нами фантазия на тему жизни предельно яркого человека, чью биографию (как таковую, только факты) есть смысл кратко прочитать каждому. И биография эта — хроники разбоя. Рейды для захвата товара и рабов у турок, у персов на нынешних территориях Дагестана и Азербайджана, а потом и у русских (казачество было на особом положении союзной буферной силы России на юге). Разгромил, между делом, войско воеводы Беклемишева. Был затем взят в плен и сурово казнен (голову отрубили в последнюю очередь) на Болотной площади в Москве. В общем, заслуженный конец террориста и экстремиста, и так будет с каждым, кто.
А для Захара эта личность — безусловный народный герой во всех смыслах. И дальше надо говорить уже не о том, какими словами написана книга, а о ее конструкции, о том, как автор старается нам объяснить, почему Разин — герой. Об этом — через неделю, когда дочитаю.