Вечная ополченская. Отзыв на «Ополченский романс» Захара Прилепина
«Громыхает гражданская война…» — отличные стихи Роберта Рождественского. Мне ещё эта строчка нравится: «Много в поле тропинок, только правда одна». Настоящая. Искренняя. Только закрыл «Ополченский романc» Захара Прилепина. Навеяло.
Нам же всем кажется, что та самая гражданская с окуджавским пафосом, которому автор на исходе лет соответствовать перестал: «я все равно паду на той, на той единственной гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной», — она из прошлого тысячелетия, покрыта пылью и не про нас. По Захару, строчка Окуджавы про нас и сегодня. И персонажи его романа в чём-то автобиографические — Лесенцев и Вострицкий, и далее удалой и удатный Скрип, человек — перекати-поле, профессионал, круче Бельмондо — Дак, уголовник, но давно не уголовник Худой, sapiens с говорящей, старотолстовской фамилией Костылин, мощный Лютик, Абрек с Командиром — живут не в прошлом.
Отчасти они — я сам. Они — ваши соседи по лестничной, вагону метро, поезда, прохожие, зрители в театре, отдыхающие «всё включено», сотрудники МЧС, автомойщики, завсегдатаи кафе Пушкин на Тверской. Или нет? Последние вряд ли. Не знаю.
«Ополченский романc» — книжка максимально не пафосная, ни на что не претендующая. С очень спокойной внутренней интонацией. Мина пролетела. Мимо? Хорошо. Как раз на место, где как пять минут стояли. Сейчас же не стоим. Люди с той стороны в город зашли. Зашли, чтобы убить. Нас или вот детей на демонстрации. Кого выйдет. Им надо убить. Не из злобы, или из злобы. А ещё профессия и задача такая. И потому мы сейчас должны убить их. Или/или. Другого выбора нет. Не надо ни себя, никого обманывать. Ситуация. Понимаете? Чтобы понять, нужно побывать там. Или хотя бы прочесть.
Иногда такая усталость разлита в тексте, что скребёт сердце от сволочей и демагогов, отрицающих очевидное. Усталость вместе с осознанием правды во всей её неуклюжей беспомощности, непутёвости, теплоте и неотвратимости. Женщин убили. Одну сразу, вторую сперва изнасиловали и потом. Вот ещё кого-то чуть не убили. Может тебя? Тут же курицей пахнет, и замуж выходи — да.
«Ополченский романс» соткан из противоречий, как жизнь. Герои его поступки совершают странные. Уходят с престижной работы, например. Почему? Нет ответа. А чью жизнь предсказал калькулятор? Может вашу? Эта иррациональность делает нас похожими, а их узнаваемыми. Повернись вокруг по-другому: на какой стороне окажешься? Скурвишься, нет?
Как сочетаются идеалы, уголовный кодекс, война, героизм, голод, залатанный бронежилет, вечное #куреванет, бабкина баня, новорусский хам с полицейским жирдяем. Ну так они примерно и сочетаются, как Захар описал. Ещё эпизод перед глазами, словно в проброс рассказанный: как двое серьёзных спецназовцев с той стороны перешли к нашим. Плата за переход невелика: расстрел пленных добробатовцев, прежних своих. Надо так надо. И понимаешь — правильно. Всё правильно. Для тех, кто перешёл, для тех, кого расстреляли, и для мира, не русского, а вообще вселенского, правильно. Со времён Адама и Ноя так.
«Папа, а ещё такие книги на русском есть?» — спросил мой шестнадцатилетний сын, прочитав «Ополченский» первым. До сих пор не знаю, что ответить ему. Наверное, есть. Но вот об этой войне, той которая идёт сейчас, на которой нас убивают, нас всех — воюющих там и живущих здесь — нет. Пока нет. «Я все равно паду на той, на той единственной гражданской». Единственной. Не прекращающейся ни на миг внутри и вовне нас. А кому вы грядёши, братие? И зачем?
ВАДИМ АВВА
«Ваши новости», 08.10.2021