Просторы Захара Прилепина
В новой книге «Имя рек. Сорок причин поспорить о главном»(издательство АСТ) Захар Прилепин предлагает взглянуть в ретроспективе на самые разные глобальные события: Февральскую и Октябрьскую революции, Гражданскую войну, Великую Отечественную войну, распад СССР, 90-е годы прошлого века и другие.
Трактовка Захара Прилепина тех или иных событий порой неожиданная, порой эмоциональная, но всегда наводит на размышления и побуждает к дискуссии. Была ли Октябрьская революция 1917 года попыткой освобождения человечества? Кто сделал больше всего для формирования украинской государственности? Почему Владимир Высоцкий — главный советский герой, а Данила Багров, герой фильмов Алексея Балабанова, — прообраз современного супергероя? И почему самое увлекательное путешествие из всех возможных — это семья?..
» Имя рек» включает не только тексты «про политику», там есть и трогательные рассказы о детстве, и завершается сборник небольшим эссе, в котором Прилепин рассказывает о своих дочерях. Тут ведь вот какая история. Если нравится стиль Прилепина, его тексты, его образная система, его темы, — книгу можно открывать и читать без чьих-то рекомендаций, это новая книга любимого автора. Конечно, для меня, который читает всего Прилепина, новая книга — это некая так сказать разминка после «Есенина» и «Некоторые не попадут в ад», что само по себе хорошо, толковая публицистика, как всякие тексты, написанные на злобу дня, живут недолго, но читаются всегда с живым интересом
Сборник «Имя рек», посвящённый «беспощадным русским вопросам», демонстрирует, по словам автора, итоги его «болезненных размышлений о нашем с вами Отечестве». «Имена рек» — направления отечественных течений, мелодий, рифм, «вера в нашу национальную правоту» и преодоление «чувства отторжения от всего своего, родного, посконного».
Всё это связано с формулой единства и противостояния расколу, что близко к тому, как Дмитрий Лихачёв трактовал понятие патриотизма: «благороднейшее из чувств. Это даже не чувство — это важнейшая сторона и личной, и общественной культуры духа, когда человек и весь народ как бы поднимаются над самими собой, ставят себе сверхличные цели». Это и преодоление национализма, который здесь не приживается, вместо него — «тяготение к мышлению широкими масштабами», когда воля и простор воспринимаются за величайшее благо.
Через тяготение к этому простору отечественная цивилизация приобрела черты предельной открытости. Из этой открытости проистекает то, что сейчас, как пишет Прилепин, «в каком-то смысле мы — хранители европейских традиций, иные из которых современная Европа стремительно теряет».
Важно у Прилепина и личное ощущение приобщённости, включённости в единство, будто в воинский полк или дружину. Здесь уже речь не о личной самостийности, а о логике общего движения этого полка, реализующего свой путь, долг, крест. Тогда и личная жизнь и судьба в этом единстве обретают ту самую гармонию, предохраняющую от блужданий и падений. «Мы не одни» — поэтому и нет никакой экзистенциальной тоски, болезненного самокопания и мук одиночества. Вместо этого — переживание провиденциального, что «жизнь волочит меня на себе, и всё, что у меня получилось до сих пор, — случайность и явное доказательство того, что за нами присматривают». Бог, земля, почва, родня, родина, что ласковая мать.
Это ведь «мы грешные — Россия святая». Грудь нараспашку, а в ней вся Россия. Такой портрет Сергея Есенина висит в деревенском доме Прилепиных. Его написал отец писателя. Иногда кажется, что это сам Захар так идёт по жизни, готовый всех собрать, принять. «Я узнал, что у меня есть огромная семья…» — примерно так. Идёт и радуется этой семье, этой родне, попутно сшибая сорняки. Отдавая себе отчёт, что «счастье — всего лишь мгновенная реакция на то, что ты шёл по лесу и неожиданно встретил своих детей. А они — тебя». Через эти встречи — мгновения счастья — и выстраивается путь цивилизации, её поэзия.