Захар Прилепин: Совсем другое ощущение контакта с людьми. Я люблю праздники, люблю единение, шум, состояние возбуждения и лёгкого опьянения. На встречах с читателями, знаешь, много замечательного происходит, — но вот таких ощущений точно не получишь.

Ну и потом я несколько подустал от своего писательского образа жизни, от своих, иронично выражаясь, проповедей, я думаю, у меня ещё целая жизнь впереди, чтобы отвечать на вечные вопросы. Я так много выступал как писатель, лектор и объяснитель всего на свете последние лет пять, — что меня начинает мутить уже от самого себя.

Петь, конечно же, гораздо приятнее и веселей.

Захар Прилепин: Родители слушали Вертинского, Высоцкого, Александра Дольского. Всех названных люблю, но по-разному, все так или иначе повлияли на меня.

Потом юность: началось все с Гребенщикова, где-то услышал отрывок, всего четыре строки из одной песни — в середине 80-х, и — «мальчик погиб».

Потом помню: деревня Каликино Липецкой области, у меня «Синий альбом», «Ихтиология» и древний, так и не переиздававшийся по сей день концертник «Аквариума» — ощущение абсолютного счастья.

Потом очень скоро пришли — Цой, Кинчев, Александр Башлачёв, «Калинов мост», «АукцЫон» — о каждом из названных могу написать рассказ, оду, повесть — с каждым исполнителем, с каждой из этих групп, была прожита часть жизни. Чуть позже — «Телевизор» и Саша Скляр. Много позже — «Машнин Бэнд», Чиж и «Сплин».

Одновременно, естественно, «Пинк Флойд», Боб Марли и весь классический свод, — но более всего я любил Марка Алмонда, «Cure» и, как минимум, минорные, а желательно депрессивные песни A-Ha.

«Депеша», естественно. Брайн Ферри. Несколько позже: «Портисхед», «Бразавиль», «Морчиба» — разнообразный трип-хоп.

Сегодня более всего из рок-классики я слушаю и люблю Игги Попа, из новейшей классики — Дамиана Марли, это крутой тип, в чём-то не уступающий отцу.

Я, конечно, прохожу по верхам, — потому что имён, на самом деле, были сотни, и по сей день фонотека моя обновляется непрестанно и постоянно.

В середине «нулевых» произошло сознательное «опрощение» — во-первых, я натурально влюбился в репера 50 cent — c которым родился в один день в одном году и который удивительным образом сообщает мне такое количество энергии, что это юношеское счастье от ритма и голоса — оно вновь во мне ожило с новой силой.

Потом, в 2007 году произошло открытие русского рэпа, — который до тех пор меня не устраивал по разным причинам. И только появление 25/17 и Виса Виталиса, и ещё чуть позже Типси Типа, расставило всё по местам: наконец появились ребята, которые делают песни не только внятные, но и умные, а степень мужества и даже агрессии, которую они проявляют, — как раз по мне.

…это собственно не означает, естественно, что я слушаю один рэп теперь. Я слушаю всё то, что любил в детстве, слушаю Дольского, БГ и Роберта Смита, у меня большая коллекция советских военных песен и мировой классики — и дети мои на слух отличают Чайковского от Рахманинова, а Рахманинова от Свиридова, с утра могут играть в доме Армстронг или Эллингтон, в обед Эминем или Микки Экко, после обеда Олег Митяев или Инна Желанная, следом мой земляк, советский композитор Анатолий Новиков, к вечеру Лок Дог, «Ундервуд» или «7Б»…

Последние новинки, доставившие мне удовольствие, — альбом «Автопортреты» репера Хаски и альбом группы «Новые ворота», называющийся «Колокольное шоу». Певица Iowa появилась — её тоже слушаю с удовольствием, хорошая девушка. Ещё меня торкает Arctic Monkey, много их слушаю последнее время, бодрые ребята. Чего только нет, в общем, наверняка половину забыл по дороге.

Захар Прилепин:Нет, я не спрашивал. Наверняка что-то читали.

Точно знаю, что Саша Скляр читал почти все мои книги, включая книгу о Леонове «Подельник эпохи», — и недавно, в связи с этой книжкой, написал прекрасную песню, ещё не записанную, — но я её слышал и в полном восторге.

А у Ревякина или Кинчева — ну как ты представляешь, чтоб я взял и спросил: «а вы читали мой последний роман»?

Мне, право, всё равно, читали или нет. И то, что они меня считают, как ты выразился «правильным чуваком», для меня не менее ценно, если б они считали меня хорошим писателем.

В сегодняшнем контексте мне куда важнее, что им нравится мои песни.

Первую пластинку «Элефанк» высоко оценил Чиж, на второй записал с нами совместку Михаил Борзыкин, а тут — сам видишь, что творится: и Кинчев, и Ревякин, и Скляр… Полубоги моего детства спустились с небес ко мне. Какие уж тут романы — у меня и так праздник.

Захар Прилепин: Ну, признаться, втайне была ставка на то, что я обязан сделать такую пластинку, чтоб те, на чьих голосах я воспитан, сказали: парень, в тебе есть что-то такое, что было в нас…

При том, что я не считаю, что Кинчев или Ревякин находятся в плохой форме — они в отличной форме; и совершенно очевидно, что Скляр с каждым годом, как ни удивительно, песни пишет всё лучше и лучше, — всё то, что мы любим у него особенно сильно — и «Маршруты московские», и «Наполовину», и «Когда война на пороге», и «Корабли не тонут», — он сочинил в последние пять лет.

Но что-то в них во всех было такое четверть века назад, что заставляло всё вокруг и нас — их слушателей — по-особому искриться и резонировать.

И я эту искру в сердце нёс все эти годы, и вот раздул из неё небольшой пожар.

…что до наших альбомов — все три альбома мы, так или иначе, задумали с Геной Ульяновым — моим сотоварищем и собратом, с которым мы пишем песни, страшно сказать, с 1990 года — 25 лет в этом году. То есть мы их писали с 90-го по 94-й, а потом у меня началась совсем иная жизнь, всякие там погоны, ОМОНы и прочее, и мы с ним толком не общались до конца «нулевых». А потом вдруг увиделись и говорим друг другу: давай опять займёмся этим бесперспективным делом.

В первых двух пластинках третьим в нашей компании был Максим Созонов. Он отвечал за сведение, клавиши, звук и так далее.

Но там ещё была сильна инерция того, что они играли, пока я шлялся по своим омоновским маршрутам. Ребята хотели больше фанка и больше, в самом широком смысле, танца.

Я же хотел более жёсткого звучания, более сурового — мне очень был нужен вкус блюза, немного старого, доброго рок-н-ролла и твёрдое, хорошо выложенное, пространство для рэпа.

В итоге к нам присоединился Витя Охота — он нас всех помоложе. Зато у него небольшая студия во «Дворце пионеров» в Дзержинске, и, помимо этого, явные признаки гениальности. Он очень быстро думает и готов работать в каком угодно стиле — главное, чтоб была поставлена задача.

Так что саунд в самом широком смысле определял я, на пальцах показывая, что мне нужно, аранжировки делали в основном Гена и Витя, и сводил всё соответственно тоже Витя.

Я у него спросил однажды: Вить, а как твоя фамилия?

Он говорит: Охота.

Я говорю: О. Альбом назову «Охотник».

А то люди будут всякую мистику придумывать, или считать, что мне нравится по зайцам и белочкам стрелять. Нет, это всё вот так получается, случайно.

Очень помог нам в записи священник Николай Кокурин — с его подачи у нас появились «Царь» и «Восемь бесконечных». И ещё помог мой друг, молодой репер Рич, — который принёс «Пора валить», которую мы переиграли по-своему и сделали по тому же канону ещё и «Месть».

Ну и не только они: сам слышишь, у нас там то дудук появится волшебный, то брейкбит зубодробительный — мы, как на большой плот, собрали много удивительных людей. И вроде этот плот поплыл.

Песен, правда, было записано больше двадцати, но десяток из них я волюнтаристским решением отложил про запас, и оставил ровно то, что посчитал нужным.

Захар Прилепин: Сейчас отрепетируем программу, и дадим пару-тройку концертов — в Нижнем и в Москве. В планах — Крым и Красноярск.

А дальше — кто позовёт.

Я объехал всю страну как писатель. Теперь готов приехать в другом качестве — с гитарой наперевес. В Новороссию тоже съездим при первой же возможности.

Собственно, самые главные для меня песни альбома — и «Ваше поражение», и «Капрал», они, конечно же, сочинены были под влиянием всех этих событий.

«Капрала» я вообще сочинил в Донецке, когда альбом был уже готов. Я эту песенку напел на диктофон, отправил Генке по почте, и они её отлично разыграли. Вернувшись с Донбасса, я её быстро, за три минуты, с первого дубля, пропел — компанию мне составил Дима Некрасов — великолепный вокалист, кстати сказать, соавтор Чижа, — они росли вместе, и Чиж по сей день поёт штук 6-7 песен Некрасова.

Мы с Димкой, которого я подхватил из дома, пока ехали на студию, только про Новороссию и говорили. И во всём друг с другом соглашались.

Так что сам Бог велел в очередной раз вернуться туда и, наконец, спеть…

Михаил Визель, "Год литературы"