Дорожно-литературный рэп
Литературный критик Алексей Колобродов о рэпере Захаре Прилепине и его новой пластинке.
Захар Прилепин и Рич записали альбом «На океан». Это вторая общая работа (первым был альбом «Патологии») дуэта знаменитого писателя и молодого рэпера, стала куда более щедрой по звуку и представительству: feat`ы, «совместки», с андеграундным бардом Бранимиром, рокерами Александром Ф. Скляром («Ва-банкъ» и прочее), Андреем Машниным («Машнин бенд»), Геннадием «Гансом» Ульяновым («Элефанк») и рэпером Хаски. Плюс Иван Охлобыстин, которого однозначно определить в актеры так же трудно, как в духовные лица.
Название пластинки, как успели отметить интервьюеры и рецензенты, отсылает к роману Леонида Леонова 1935 года, «Дорога на океан». (Собственно, в одном из клипов, снятых к выходу альбома, — я о них еще буду говорить — мелькают соответствующий леоновский том из собрания сочинений, подготовленного Прилепиным, и книга Захара о самом загадочном советском классике — «Подельник эпохи»). Однако речь не о каких-то прямых аллюзиях на любимого писателя одного из соавторов. Связь тут сложнее и гуще. Концентрация смыслов, подчас непростая для восприятия на слух, повторяет плотно подогнанную словесную механику Леонида Леонова. Действие романа «Дорога на океан» — романа железнодорожного, производственного, соцреалистического, но и фантастико-футурологического, вольно разворачивается сразу в нескольких временах и стихиях. Также — «На океан» — альбом road movie («как в романе Керуака, что это за станция/ что это за танки, и что это за танцы») лирический герой которого, один на двоих соавторов — свободно путешествует не только в пространстве, но и во времени. В повести «Взятие Великошумска» главным персонажем, по сути, является танк, фронтовая «тридцатьчетверка»; у соавторов альбома танк, похоже — любимое средство передвижения.
А главное, пожалуй, что очень по-леоновски — одновременно агрессивно и медитативно — разворачивается внутренний ритм альбома… Даже Александр Феликсович перевел свой былой и по-пионерски бодрый шлягер «Маршруты московские» в регистр шаманского камлания.
По части же аллюзий, или, выразимся ближе к рэп-стилистике, ссылок на авторитеты, в альбоме тоже всё в порядке: прямым текстом рэпер 50 cent, поэт Рыжий (ноту фирменной, из Рыжего, пацанской городской печали можно услышать в щемящей, лиричнейшей композиции «Тепло»), прозаик «Гайто». Есть и более гурманские варианты. Трек «Бей хвостом» пульсирует между полюсами — Янкой Дягилевой и Корнеем Чуковским. А, скажем, строчка «На КПП у рая на что будешь ссылаться?» (трек «На океан») отсылает к жестокой балладе Владимира Высоцкого «Райские яблоки».
Все помнят «Я входил вместо дикого зверя в клетку» Иосифа Бродского. В треке «Столица» Захар нобелеата, не то чтобы переосмысливает, а с ухмылочкой передразнивает:
…столько раз я пытался полюбить этот город
двадцать лет я был трезв и двадцать упорот
снег летел у виска, сыпал дождик за ворот
проходили века. теперь мне сорок.
Прилепин заметно влияет и на Рича — талантливого и восприимчивого рэп-поэта. Обширный культурный багаж мэтра, а точнее — его давнее увлечение поэтикой Анатолия Мариенгофа, явно отзывается в строчках младшего соавтора (изящная рифмовка с разносом ударений):
Элитная бригада, танки, даги
В сортире чей-то головой вытирали сапоги
Задроты заполняли в ленинской бумаги
Пока в сушилке пробивали лося с ноги
(«В армии»).
Соединение стихий, на поверхностный взгляд, не соединимых: интеллектуализма и «ватничества» И уж вовсе пронзительно звучит имажинистская поступь Мариенгофа в упомянутой мной вещи «Тепло»: «Ночь, как слеза вышла из глаза. /по крышам сползла, как по ресницам./, а я будто снова родился, как Лазарь./ и мертвый поэт красив на страницах» — грифельная зарисовка, портрет Анатолия Борисовича.
Отмечаем еще одно соединение стихий, на поверхностный взгляд, не соединимых: интеллектуализма и «ватничества». Мой товарищ, журналист Алексей Иванов, молодой человек с куда более чутким, нежели у меня, к рэп-культуре ухом, прослушав альбом, обнаружил уровень троллинга, восходящий чуть ли не к блоковским «Скифам»: «Кстати, программная первая песня, „Тебе понравится“. Там где „наша идея — икона, бердана, кагор и топор“. Все вот это заветное евразийство: да, мы дикие скифы, у нас тут свой сельский панк. Ну, то есть продолжение истории с „пора валить“ и линией ватников. Сознательное снижение образа».
Переклички знаковые. Мне приходилось говорить, что Захар Прилепин, этот имперец, патриот, символ «ватничества», он, по стилю существования — вполне западный тип художника: the artist.
Этот его магистральный парадокс ускользает от отечественной интеллигенции, а наиболее проницательных оппонентов Прилепина неизменно обескураживает. Но ведь и действительно — прорывы Захара из литературы и политики в музыку, будь то карнавальный рок «Элефанка» или социальный рэп — явно вне русской традиции, однако убедительно рифмуются с американским битничеством, и вообще имеют штрихпунктирный голливудский контекст.
Но из этого парадокса вытекает следующий, и маятник опять возвращается. Почти весь заметный русский рэп патриотичен по определению, невзирая на географию — тут и бакинский «Каспийский груз», и Типси Тип с Украины, и даже живший в Лондоне Oxxxymiron. Но патриотизм этот, надо сказать, статичен — рэперы любят Россию по-розановски, за сам факт ее существования, как крестьянские поэты есенинского круга — со всеми ее тяготами и несовершенствами. В этом смысле, русские рэперы — публика, как ни странно, весьма архаичная; «утром в газете — вечером в куплете», это не про них, если мы имеем в виду газету «Известия», а не газету «Жизнь». Актуального политического высказывания от этих ребят дождаться трудно; впрочем, подобная история не только про рэп.
В альбоме «На океан» метафизическая Россия приведена в соответствие с физическим, прямым действием.
Тут начинают забывать, как заводятся танки
Впуская чужеродных выправлять наши осанки
лай собак, вой сирен наши ставки: или — или.
если нас не взяли в плен ждите новостей в эфире
(«На океан»).
Поэтическая чуйка — куда более чуткий камертон времени, чем задницы миллионов обывателейНо, собственно, герой, живший в мегаполисах и казармах, готовый мотаться (и мы знаем, что в случае Захара, да и Рича, эта готовность легко переходила в «пацан ответил») по фронтам и задымлённым пограничьям, всегда помнит, что основная работа впереди, дома:
нас не пригласили в момент дележа и
странно, но правда: мы зла не держали
в том же году я оставил рифмовку
и выбрал иную стезю и сноровку
железо и тир, где душа опростилась
но знал: пригодится и, да, пригодилось
кого обвинить — на всяком вина ведь,
но знаешь, что здесь особенно скверно
целую жизнь изведёшь, чтоб исправить
то что пришло в девяносто первом
(«в 91-м»).
А не менее программный трек «Серьезные люди» (которые «испортили мир») это не только антикапиталистический, нонконформистский манифест, но и сигнал опасности для некоторых. Поэтическая чуйка — куда более чуткий камертон времени, чем задницы миллионов обывателей.
P. S. Пару слов о клипах («Столица», «Серьезные люди», «На океан»), мини-сериале, снятом к презентации альбома. Энергичный и бодрый, хотя несколько разорванный сюжет, об охотниках за головами, сделавшихся добычей. Не обошлось без влияния «Русского подорожника» группы 25/17 — цикла сюжетных клипов, в чем-то авангардных, в чем-то содержательно традиционных, сопровождавших все треки уже ставшего эпохальным альбома. Плюс совсем недурное следование традициям Тарантино, балабановского «Брата» и лучших образцов современной документальной драмы. Операторская работа и монтаж (Влад Звиздок) — вполне на уровне, а некоторым находкам Влада я искренне аплодировал: персонажу с папиросами, похожему на Промокашку из «Места встречи». Или героям, наблюдающим кровавые дела рук своих, через лобовое и заднее стёкла раритетной «Волги», ГАЗ-24… Но главное даже не это — за довольно, при всем бутафорстве, зловещим содержанием такого кина, просматривается атмосфера дружества, злого веселья, молодой силы — чрезвычайно соприродные духу самой пластинки «На океан».
P.S.S. Захар стал лучше читать рэп — свободней и убедительней.