Морозные люди

Вообще-то спектакль о революционерах. Но определение «морозные люди» подходит и русским вообще.

На сцене стоят заградительные решетки — идет митинг. По сути, весь спектакль — митинг. Причем несанкционированный. По ту сторону забора — студенты Серебренникова. То есть дети, которых они играют, — нац­болы, отморозки, как назы­вают их служители власти. Они яро­стно кричат: «Любовь и война!», «Президента топить в Волге!». Менты пытаются их разогнать, но молодежь яростная — дает прикурить «космонавтам». Энергия актеров дикая, и непонятно, где ты сам находишься, заденут тебя на твоем уютном сиденье дубинкой или начнут колош­матить.

Над материалом работали в двух направлениях: взяли Леонида Андреева с его «Рассказом о семи повешенных» и попытались совместить тех революционеров и этих. Потом те, исторические, отпали. Но осадок остался: все это происходит и на сцене, и в стране не впервые — идеализм, максимализм, ярость…

Несколько месяцев назад в МХТ была премьера спектакля Серебренникова «Околоноля» по роману Натана Дубовицкого (говорят, под этим псевдонимом скрывается Владислав Сурков). Спектакль о том, как эстет и Чайльд-Гарольд в 90-е становится бандитом, заключает пакт с дьяволом — и в нулевых это уже сибаритствующий, но мучимый совестью киллер на службе у власти.

И вот теперь студенты Серебренникова выпускают спектакль на прямо противоположную тему: о тех, кто по другую сторону баррикад.

— Были годы, когда материал казался устаревшим. И вдруг, спасибо родине, начались истории с Триумфальной и Манежной, — сказал Серебренников во время обсуждения после спектакля. — И студенты стали ходить к этим людям, пытаться понять, чем они живут, чего хотят, присвоить не только их походку и речь, но и узнать о них что-то еще.

В этой работе чувствуется, что молодые актеры использовали опыт документального театра: сами записывали монологи, учились делать героев из живых людей, познакомились не с одними нацболами, но и с политиками, опытными ораторами из «Другой России», и с моло­дыми, которые ради идеи пойдут на многое.

Говорят, в Берлине зал сидел в оцепенении. Они и представить не могли, что в России такое можно поставить. На обсуждении в Москве у зрителей тоже имелись вопросы.

— К чему идет Россия? — спросил кто-то.

— Я хочу, чтобы режиссер сохранил свою работу, — засмеялся Прилепин.

— Это твое мнение, и мы можем его не разделять, — успокоил его Серебренников. Тогда Прилепин радостно заговорил.

— Повышение температуры в стране будет происходить, потому что человеческий организм не может существовать при температуре около ноля. И когда все это выплеснется на улицы, мы спектакль пере­делаем. Продолжение будет на улицах, и вот сохранит ли работу Кирилл в МХТ… — опять засомневался он.

— Мы показывали спектакль кафедре Школы-студии МХАТ, которая и была инициатором постановки, — ответил Серебренников. — Не надо волноваться за людей. Говорить правду не страшно. Страшно под гусеницы выходить. Да и в России театр неподцензурен — маленькая аудитория, ну, тысячи посмотрят этот спектакль… Это же не кино. Театр — это зона свободы, тут можно не скурвиться.

Серебренников не только выполнил норму по сдаче современных спектаклей в год. Он поставил друг напротив друга два зеркала. Оба они — с амальгамой, которая передает реальность с перекосом в свой пафос, свой идеализм, свой наив.

Наивен и простодушен герой Дубовицкого, ползущий к Егоркину роднику после разборок с мафией, чтоб зарядиться живительной влагой родины. Наивны нацболы, у которых мать работает из последних сил и даже в Новый год, чтобы прокормить чадо, а чадо идет что-то захватывать, не умея при этом пользоваться оружием.

Человек в России вообще наивен. Морозы наши, что ли, способствуют простодушию и максимализму? Уложить две точки зрения в голове и найти середину нам сложно.

— Чудовищный социальный взрыв никому не нужен. Необходима бескровная социальная революция. В мозгах, — подытожил Серебренников.

А это возможно, подумала я, если художники будут заниматься острыми вещами, подносить к самым больным нашим местам зеркала — в кино, театре, в прозе, в современном искусстве.

Тоже, впрочем, наивная мысль русского морозного человека.

Саша Денисова, "РР/БЛОГИ" - 13 апреля 2011