Отморозки из «Шаубюне»
Кирилл Серебренников — о социальном протесте, свободном театре и преимуществах молодых
В берлинском театре «Шаубюне» в рамках фестиваля F.I.N.D. (его худрук — руководитель «Шаубюне» Томас Остермайер) сыграли мировую премьеру нового спектакля Кирилла Серебренникова «Отморозки»
Поставленный со студентами Школы-студии МХАТ по мотивам романа Захара Прилепина «Санькя», спектакль этот произвел на немецкую публику оглушительное впечатление. В середине мая московская премьера «Отморозков», героями которой стали юные борцы с «кровавым режимом», будет сыграна на «Винзаводе». Незадолго до премьеры Кирилл Серебренников рассказал «Известиям», как он работал над текстом романа и какова была реакция представителей русской эмиграции на его исполненный животной энергии, одновременно страшный и бесстрашный спектакль.
Известия: Ты не боишься, что у нас к тебе на представление заявятся похожие на героев романа ребята с битами в руках и разнесут все к чертовой бабушке?
Кирилл Серебренников: Россия тем и удивительна, что ты можешь получить здесь по башке в любой подворотне. И неизвестно, от кого получишь — от сумасшедшего с бритвою в руке или от подростка, потому что в нем «манежная площадь» взыграла. Мы находимся в зоне постоянной опасности. Но при этом здесь, в театре, мы находимся еще и в зоне совершенно свободной. Главное — не выращивать в себе внутреннего цензора и говорить со сцены то, что считаешь нужным сказать.
и: Как долго вы с Захаром Прилепиным работали над инсценировкой?
Серебренников: Мы начали работу почти четыре года назад. Захар сочинял кусок, я — кусок. Затем мы встречались и сводили их воедино. А потом пьеса долго лежала, казалось, что время ее ушло. Но тут начались события на Манежной площади, на Триумфальной, и все опять оказалось актуальным. Мы стали читать пьесу на курсе с ребятами. Какие-то куски остались, что-то отпало, а какие-то документальные фрагменты мы добавили — сценки, зарисовки, этюды, сделанные в результате встречи с прототипами героев спектакля. Ведь у Захара текст романа несколько поэтичен, а его персонажи — почти герои «Калевалы». Для прозы это прекрасно. Но для грубой театральной материи не вполне годится. Потому мы стали разбавлять текст элементами verbatim. При этом старались уйти от узкой темы нацболов. Ребята встречались и с представителями «фа», и с представителями «антифа», и 31-го числа на Триумфальную площадь ходили, где совсем уж другие люди собираются. Этот спектакль — совокупный портрет протестного сознания. Коллективный портрет людей, которые остро чувствуют неправду и знают, что так жить нельзя, а как жить — толком не понимают.
и: Понятно, что в России «Отморозки» вызовут у многих раздражение и, вероятно, даже обвинения в пропаганде насилия. А как спектакль был воспринят в Германии?
Серебренников: Как пропаганду насилия они его там, разумеется, не восприняли, но, надо сказать, что в Берлине тоже в общем-то офигели от увиденного. И обсуждение фестиваля F.I.N.D. в результате свелось к обсуждению «Отморозков». Они спрашивали: а у вас нет проблем с вашим правительством? Они до сих пор не могут понять, что здесь сейчас все по-другому устроено, хитрее, чем при советской власти, — вот это можно, а этого нельзя. Пока можно кричать со сцены: «Долой антинародный режим!» — никто и ухом не поведет. А на радио, допустим, за критику питерского губернатора, которая плохо организовала уборку снега, журналиста выбрасывают взашей.
и: Тебя это радует или огорчает? Нет ощущения, что кричишь в пустоту?
Серебренников: Театр — не прокламация. И я уж точно против того, чтобы звать Русь к топору. Театр должен заставлять человека думать, чувствовать. Вот и все. И наша гражданская позиция в том, что мы постарались сделать спектакль с максимальной отдачей и правдой.
и: Я знаю, что в Германии вы сначала играли на зал, состоящий из немцев и французов, а потом — на зал, в котором преимущественно собрались представители русской эмиграции. Расскажи об их реакции на спектакль.
Серебренников: Тот зал состоял из представителей эмиграции и профессионалов немецкого театра — артистов, режиссеров. И вторые смотрели на первых в некотором изумлении. Потому что рядовые представители нашей эмиграции на обычные спектакли «Шаубюне» не ходят. И, конечно, эти самые эмигранты советской волны, в основном корпулентные немолодые женщины, которые еще вчера с большим удовольствием смотрели «Рассказы Шукшина» Алвиса Херманиса, испытали настоящий культурный шок. Мат, нацболы, насилие… Как сказали бы мои студенты: жесть!
и: Они уходили со спектакля?
Серебренников: Да, уходили, что вообще-то в Германии не принято. А некоторые шли сразу за кулисы и говорили: как вам не стыдно, вы в Берлин привезли эту нецензурщину! И как им объяснить, что с этим материалом невозможно по-другому? Это будет такая фальшь, в которую даже они сами не поверят.
и: Меня искренне занимает феномен эмигрантов. Ведь они столько времени варятся в другой культурной среде. Неужели это никак на них не сказалось?
Серебренников: В том-то и дело, что они не стали немцами, но и полноценными русскими быть перестали. Остались в той России, которую сами себе сочинили, — как родину Пушкина, Толстого, Станиславского. И поверить, что в ней живут еще и вот такие «отморозки», они отказываются. В образ сочиненной страны это не укладывается.
и: Но разве здешний зритель не сочинил себе такую же страну, волшебный мир русской культуры:
Серебренников: Больше всего я волнуюсь, когда у нас начинаются «охота на ведьм» и борьба за чистоту помыслов. Вот это русская культура, а вот это уже — не-е-ет, не она. Может, оттого я и предпочитаю работать с молодыми ребятами и для молодых. Они — «табула раса». У них нет в голове стереотипов.
и: Но еще неизвестно, что хуже — превращать историю культуры в некий иконостас или вовсе ее не знать.
Серебренников: Они не знают или мало знают, но они узнают. И это самое главное. Недавно я пригласил на курс уникального режиссера Вадима Абдрашитова, и он рассказывал ребятам про Олега Борисова, которого почти никто из них не застал. Он умер, когда они родились. Они посмотрели фильмы с Борисовым и сказали: о, это крутейший артист! То есть они неизбежно будут отбирать себе из огромного наследия то, что они сочтут подлинным, настоящим, стоящим. Я пытаюсь их научить учиться.
и: А насколько они себя отождествили с героями спектакля?
Серебренников: Совсем не отождествили. Они заинтересовались ими как художники, пытались разобраться в их мотивах, но не пленились их протестной идеологией. А я пытался объяснить им, что герои спектакля — не из Москвы, которая более или менее вся в шоколаде, а из маленьких городков. Там некуда деваться. Социальный потолок нависает над тобой практически сразу после колыбели. Можно только в банду сбиться. И социально обеспокоенные «отморозки» — еще лучшие. Они не стали бандой. У них идеалы какие-то, совесть, острое чувство несправедливости.
и: В этом спектакле ты явно совершил некий рывок в не исследованные прежде нашим театром социальные сферы. В каком направлении собираешься двигаться дальше?
Серебренников: Мы сейчас работаем над «Сном в летнюю ночь» и подбираемся к «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. Все эти спектакли и «Отморозки» переедут на «Винзавод». Дело в том, что у Художественного театра теперь есть «Студия 7», которая с этого года занимается всякими экспериментальными и международными программами. И вот эта Студия вместе с «Винзаводом» создала проект «Платформа», который включает театр, современный танец, музыку и медиа. Я — руководитель проекта в целом. Но у каждого направления будет при этом свой куратор. Если все получится, мы запустимся уже с октября. Я твердо знаю, что хочу не вполне театрального пространства. И уверен, что в это новое пространство, если там будут «давать» то, что невозможно увидеть и услышать в обычном репертуарном театре, обязательно пойдет новый зритель.