Обсуждение спектакля «Приговорённый к счастью» на XIV Международном театральном фестивале «Голоса истории»
В июне 2018 года Белгородский государственный академический драматический театр имени М. С. Щепкина принял участие в XIV Международном театральном фестивале «Голоса истории» в Вологде. По итогам специальный диплом фестиваля получило актёрское трио − Роман Рощин, Нина Кранцевич, Дарья Ковалевская − за искренность актёрского существования в спектакле «Приговорённый к счастью» по рассказам Захара Прилепина (режиссёр — заслуженный работник культуры Российской Федерации Владимир Дель).
Публикуем запись выступления театральных критиков, обсуждавших спектакли фестивальной программы.
ПОКОРСКАЯ Елена Ярославовна — театровед, критик, старший эксперт Центра социокультурных экспертиз, кандидат искусствоведения, Москва.
От вашего спектакля веет каким-то необыкновенным ощущением, какое редко испытываешь в театре. Обычно такое происходит либо при чтении хорошей поэзии, либо при просмотре хорошего кино и так далее. Спектакль небольшой, но есть ощущение, что вы сумели остановить то самое прекрасное мгновение, к которому мы, как в вашем спектакле, возвращаемся иногда в своих воспоминаниях. Если по сути сказать, вроде бы у вас спектакль абсолютно простой, прозрачный, как будто ни о чём. Мы с Татьяной Сергеевной хором говорили: «Ну просто пастель, этюд в пастельных тонах!». Что-то такое кружевное, импрессионистичное… А ещё я всё время вспоминала ахматовскую строку: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…». Всё сделано из каких-то очень простых вещей… И я всё время думаю, что мы в театре с нашими часто высокомерными поисками утратили вкус и умение того, что собственно в природе театра находится: из элементарных подручных предметов делать настоящее искусство.
Мне очень хотелось бы поздравить художника спектакля. Обычно, когда мы спектакли смотрим, ворчим: ну вот здесь декорация неудачная, здесь с красками проблема, здесь костюмы вопросы вызывают. Всё это не стыкуется по стилю и так далее. А в в этом спектакле, с одной стороны, простой, радостный лубок, а с другой — сочетание разных стилей соединяются в единую картинку. Работают предметы замечательно. Например, простой бытовой целлофан. Сначала в него завёрнута мёртвая крыса, а потом мы понимаем, что эта метафора — смерть начинается с крысы — постепенно разворачивается и пунктиром проходит через весь спектакль. И таких метафор в спектакле много. Яблоки, которые сначала воспринимаются очень конкретно, а потом, пройдя через соковыжималку, превращаются в сок… И мы понимаем, что имелось в виду библейское яблоко, которое символ греха и так далее…
И всё это вроде бы и лежит рядом, незаметно, а потихоньку сплетается в единое целое. И в этой пастели появляется глубина, многослойность. И сами мы включаемся во всё это и начинаем жить своими ассоциациями, своей памятью.
Очень радостно, что в спектакле много юмора, и вы, актёры, очень весёлые и смешные. Это девичье кокетство, соперничество сестёр… Когда младшая, Ксюша, появляется в ярком сарафане и копирует Мерилин Монро — это очень смешно! И очень точно передан возраст — ещё переходный: девушки в женщину. Даже молодая мать ещё не вышла из девического возраста. И главный герой выходит в плащ-палатке, а затем возвращается в тот возраст, когда в мальчике только-только просыпается юноша. Обычно в театре очень трудно сыграть эту пробуждающуюся чувственность, вы прекрасно знаете, как легко соскользнуть в пошлость. Особенно, когда спектакль играют в метре от зрителя. Лишний жест — и всё потеряно! А вы играете без нажима, абсолютно просто, ничего не утрируя, не наигрывая, не раскрашивая. Играете кусочки каких-то простых ситуаций: лёгкие оценки и мгновенный переброс в другую сценку. А потихоньку создаётся объём.
Хочется поздравить режиссёра спектакля. Как замечательно выстроено выстроено здесь то, о чём говорили нам в театральной школе: петелька к крючочку, с вниманием к партнёру, с оценками, с паузами, с отбивками… И даже бытовые предметы оборачиваются совсем другим, образным, значением. Вы это чувствуете изнутри сцены по-своему, мы из зрительного зала читаем по-своему. И из этой вязи предметов, слов, значений всплывает то, что мы наблюдаем на хороших картинах живописцев: как дрожит солнечный свет, и мы вспоминаем чисто тактильное ощущение счастья.
И совершенно замечательный финал — с такой пронзительной песней: было, прошло и не будет никогда… А потом мы уже читаем, что парень может погибнуть и не вернуться. Так же, как Верочка, которая разбилась и укутана в чёрный целлофан (опять это бытовой предмет сработал символически)… И понимаем, что нужно ценить эти редкие мгновения счастья, к которому, если мы и приговорены, то на мгновение. А потом оно уходит и может никогда не повториться.
Спасибо. Это действительно редкая радость. Показывайте этот спектакль, где можете. Он дорогого стоит. И не потеряйте эту тонкую импрессионистическую вязь. Это трудно сделать, но это мастерски сделано, и вы большие молодцы.
ТКАЧ Татьяна Сергеевна — театровед, театральный критик, старший преподаватель кафедры русского театра Российского государственного института сценических искусств, Санкт-Петербург.
Я тоже желаю долгой жизни этому спектаклю. Знаете, я преподаю в Санкт-петербургском институте сценических искусств, и у меня есть такой предмет, как «Анализ репертуара». Так вот все театры судорожно ищут современную драматургию. Но её как ни возьмёшь — так ужас-ужас, страх-страх и чернуха-чернуха. И вот этот момент, когда показывают ужасы жизни, меня удивляет. Потому что есть ощущение, что эти режиссёры со смертью как раз ни разу в жизни не стояли и с реальной проблемой не сталкивались. Но они так видят жизнь и это форсируют. Нет режиссёров и драматургии, которые могли бы поделиться знаниями, опытом жизни, а не умозрительными вещами. Но именно такие спектакли поощряются наградами. Легче поставить ужас и получить приз за прорыв в освоении новых форм, а вот прорыв к жизни и способ передачи красоты, полноты и опыта жизни днём с огнём не сыщешь. И здесь ценно обращение к Захару Прилепину, который сам жил в деревне, сам был на войне и рассказывает об опыте жизни и смерти, который ему высасывать из пальца не надо. И сразу видно отличие от спектаклей, в который режиссёры спекулируют на теме смерти.
Здесь конкретная полнота ощущения жизни решена так, что на фоне лубочной картины вы эту рассыпчатость пестряди собираете лаконичностью актёрского рисунка. Ещё раз реверанс костюмам спектакля. Свинья в розочках — это вообще откровение. Я представила, как бы в новой драме нам эти кишки на кулак намотали. Я уже видела и дерьмо на сцене, и сырое мясо, и голые попы… А тут мы слышим крик свиньи и потом видим этот восторг плотоядности! И вот этим чувственным опытом полон весь спектакль.
Иногда по фабуле и по настроению мы вспоминали Бунина — когда трава пахнет по-особому, когда девочки ещё не понимают, что они делают, задирая юбки, когда так остра и целомудренна свежесть ощущения жизни. Когда я видела ваши глаза, вспоминала цветаевскую фразу: «Надо стоять радом со счастливыми людьми». Потому что это заражает, заряжает и наполняет жизнью! И вы в спектакле знаете, про что нам должны поведать. Это очень сложно — вспомнить опыт восторга. Ведь здесь не ностальгия даже, здесь жизнь, которую мы так мало ценим, которую теряем с возрастом. Как у Пастернака: «Так, значит, и впрямь всю жизнь удаляется, а не длится любовь, удивленья мгновенная дань?». И этим уроком мудрости проживания жизни вы поделились с нами — при том, что особых ухищрений в спектакле нет. Это действительно импрессионизм, игра состояний… Три человека играют воспоминания, вернее, проживают заново острые моменты счастья. А ведь о чём думает человек в трагические моменты? Какая вода была студёная, какая рука была горячая, как клубника таяла во рту…
Сюжет может, на первый взгляд, показаться странным. Речь идёт о двоюродных сёстрах, которые так и норовят соблазнить брата. Но это с точки зрения взрослых. А там ничего такого нет! Там просто первый момент этого ощущения, что кто-то девочка, а кто-то мальчик, ничего большего за этим не стоит.
Вот мы говорили о Бунине… А Прилепин в данном случае совсем другой. Потому что при всём чувственном отклике и отсылке к прошлому он через другой опыт пытается заново его пропустить и поделиться с нами. И тут возникает такая мощнейшая тема, как тема войны. Она заявлена в спектакле с самого начала и даёт нам точку отсчёта; сразу даётся ретроспектива и оправдание этих сполохов памяти. Один эпизод, другой, третий… Режиссёр исподволь подводит к теме смерти — от снов («он умер», если не прожил день в его полноте), через убийство крысы (после чего перестал умирать во сне), через эпизод с зарезанной свиньёй, к приёму с соковыжималкой. В начале спектакля это брызги счастья, брызги жизни, сила жизни, а в финале — это страшный символ перемалывания этой жизни. Из ничего вырастает такая метафора! И при этом никто пальцем не тычет: ах, посмотрите, какая у нас метафора! Или же игра в стрелы и лук. Сколько ассоциаций — фольклорных, мифологических, литературных — возникает у зрителя. А в контексте сегодняшней реальности и опыта Прилепина мы читаем, что натянутая тетива — это жизнь, летящая стрела — это судьба… Но в сказке стрела должна упасть там, где назначено, а у Прилепина она зависает и долго висит…
Этим и удивителен ваш спектакль, что он обращается к чувственному опыту зрителя, и тогда у меня возникают свои воспоминания, у кого-то другие. Я расплакалась в финале. У меня пошли кадры перед глазами, как я летела к подруге в Свердловск, и мне дали билет из снятой брони. Самолёт был битком набит мальчишками, они летели в Афган. Это был такой ужас радости и бравады! Каждый подходил ко мне и норовил то конфетку дать, то шоколадку. И все хохочут. Так воткогда я стала смотреть спектакль, у меня в памяти возникли их голоса, на меня нахлынули воспоминания о том, как приходили из Афганистана цинковые гробы с грузом 200… И спектакль монтируется таким образом, что через российский разгуляй, китчевую попсу, постепенно, через жёсткий рэп, нас выводят на совсем иной фон — фон диалога с жизнью.
Спасибо за обращение к такому материалу, который говорит о нас, о нашей боли, о нашей полноте жизни, о нашем счастье. При этом вы умудряетесь играть быстро, но не спешить. Это редкое профессиональное качество. Спектакль построен на лёгких, мгновенных переключениях состояний, и вы владеете этим замечательно. Знаете, в одном интервью режиссёр Римас Туминас сказал мне, что задача театра — делиться со зрителями красотой. У вас это получается. Бог в помощь!