Прилепин: перезагрузка, или Ад и полные обезьянники
Похоже, к «обезьяньей» теме Захар Прилепин подбирался давно. Даром, что ли, у него мелькали то «член обезьяний» в «Колёсах», то предложения некоему «орангутангу» пойти и «повисеть на груше» в «Верочке», то целый Примат из «Убийцы и его маленького друга». А тема детей-убийц, вокруг которой всё закручено в только что вышедшей «Чёрной обезьяне», чуть заметно мелькает в «Саньке» — имею в виду не сам бунт молодёжи, а агрессивного персонажа по имени Олег, который носил шапочку с нелепым помпоном, отчего «ещё более зловещим казался: жестокий ребёнок, переросток-мутант». И вот появляется «Чёрная обезьяна». Сразу вспоминается битовское «Ожидание обезьян» и «Обезьяна приходит за своим черепом» Домбровского, только тут обезьяну уже дождались, она пришла — да не простая, а чёрная.
Про «Чёрную обезьяну» обильно высказываются критики. Кажется, даже обозначилось «общее место» (не без участия самого автора): мол, раньше Прилепин писал счастливые книги, наполненные радостью жизни, а вот сейчас взял и написал мрачную. По мне, так и все предыдущие его книги были ровно настолько же счастливы, насколько и трагичны. Это касается и «Патологий» (и дело не в обилии смертей, а, например, в тезисе о том, что всякое подлинное чувство «кровоточит», что «там, где кончается равнодушие, начинается патология»), и наполненного отчаянием «Саньки», и «Греха» — посмотрите хотя бы на последние строчки каждого из рассказов, составивших эту книгу (кроме первого), от «но другого лета не было никогда» до «ребёнок в комнате плакал один» и «это было его собственное тело». В сопоставимой степени это касается и «Ботинок, полных горячей водкой», хотя веселья и юмора там больше. Считать Прилепина и его героев «брутальными жизнерадостными пацанами», конечно, можно, но эта характеристика будет однобокой.
Что в «Чёрной обезьяне» действительно новое по сравнению с предыдущими книгами Прилепина — так это остросюжетно-полуфантастические ходы, позволяющие именовать книгу то «социальным триллером» (хотя это скорее маркетинговый приём), то, как выразился сам автор в одном из интервью, «реалистической фантазией». Как будто Захар Прилепин, устав опровергать версии о тотальной автобиографичности своих книг, решил написать о том, чего заведомо не мог видеть (имею в виду вставные новеллы в «Чёрной обезьяне» о нападении детей на древний город и об Африке), дабы доказать, что с вымыслом у него тоже всё в порядке. Хотя и тут действует герой, целым рядом деталей — по крайней мере внешне-биографических — напоминающий автора. Прилепин в публичных выступлениях постоянно перечёркивает знак равенства между собой и своими героями, но читатель ему, кажется, не очень хочет верить.
Говоря о литературных предшественниках Прилепина и параллелях, обычно называют (с подачи самого Захара) Лимонова, Газданова, Леонова… Широко известны слова Павла Басинского «Новый Горький явился». Но вовсе не случйно сам Прилепин в нескольких интервью вспоминает Алексея Н. Толстого как пример писателя-универсалиста: «Мой идеал писателя — Алексей Толстой, он умел делать если не всё, то очень многое, то, что не умеет никто: написать два великолепных фантастических романа, эпопею „Хождение по мукам“, восхитительный исторический роман, детскую сказку… Для меня был бы идеальным случай, когда один литератор написал бы „Детей капитана Гранта“, „Анну Каренину“, „Иосифа и его братьев“, „Горячий снег“, то есть книги совершенно разные по типу, составу и методу восприятия реальности». Эволюция самого Прилепина, о которой свидетельствует появление «Чёрной обезьяны», позволяет сделать предположение, что он идёт, осознанно или нет, именно по такому пути. И тогда нам следует ожидать от него исторического романа, семейной эпопеи или чего-нибудь ещё.
Но сейчас мне хочется нащупать другую, не очень очевидную параллель, хотя я понимаю всю практическую бесполезность этого нащупывания. Параллель эта — Джек Лондон. Оба — писатели «из народа», «от сохи» («от румпеля» или «от автомата» — какая разница), «с биографией», с ворохом суровых мужских занятий за плечами. Бродяжничество, Клондайк, море, социализм — ОМОН, Чечня, национал-большевизм, рытьё могил. Оба известны умением немало выпить и не упасть, оба — харизматики, оба интересны публике не только своими текстами, но и своей личностью. Недаром Прилепина любят снимать для глянца — и нет сомнений, что и Джек Лондон сегодня не покидал бы обложек гламурных журналов. Прилепин включал рассказы Лондона в обе своих антологии («Война» и «Революция»). Естественно, во втором сборнике оказался рассказ «Мексиканец», который заканчивается чуть ли не теми же словами, что и роман «Санькя». Джек Лондон увлекался то социализмом, то ницшеанством, а Захар Прилепин может одновременно публиковаться и в «Завтра», и в «Новой газете». Социализм обоих — обострённое чутьё на несправедливость, и почти взаимозаменяемо названы публицистические книги Джека Лондона «Люди бездны» о жизни лондонского Ист-Энда и Захара Прилепина «Terra Tartarara».
Джек Лондон, для которого было характерно сочетание редкого жизнелюбия и мрачнейшей тоски, уходил — как Прилепин в «Чёрной обезьяне» — от «обычного реализма» в иные жанровые измерения, сочиняя то «Межзвёздного скитальца» о переселении душ (в этой книге с её постоянными «флэшбэками» можно найти композиционные пересечения с «Чёрной обезьяной»), то антиутопию «Железная пята», то боевик для кино «Сердца трёх». От Прилепина ждут «экстремизма» и «экшна», а он заявляет, что его теперь больше всего волнуют отношения мужчины и женщины; поздний Джек Лондон пишет «Маленькую хозяйку большого дома». Тема превращения человека в «чёрную обезьяну», социального и этического регресса поднята Джеком Лондоном в «Алой чуме», где после будущей эпидемии люди вернулись в пещеры и в прямом, и в переносном смысле. Джек Лондон не захотел оставаться «аляскинским» писателем, как Захар Прилепин не захотел остаться «чеченским». Собственно, Лондон писал не столько об Аляске, сколько о человеке, равно как прилепинские «Патологии» — книга совсем не только о чеченской войне (скажем, «Шалинский рейд» Германа Садулаева — куда в большей степени именно об этой войне).
И Лондон, и Прилепин, достигнув литературного успеха, начали строить дом и не избежали упрёков в обуржуазивании — именно потому, что в своих текстах декларировали антибуржуазность. Оба подходят к литературной работе прагматично — Джек Лондон утром вставал и, подобно рабочему, выдавал свою обязательную тысячу слов, а Захар Прилепин подшучивает над коллегами, ждущими вдохновения и говорящими, что в момент творческого акта у них «горлом идёт кровь»: я, мол, просто сажусь да пишу, если есть время. А тот факт, что оба автора родились почти точно со столетней разницей: 1876 и 1975, позволяет делать уже какие-то душепереселенческие выводы в русле упомянутого выше «Межзвёздного скитальца» («Смирительная рубашка»), написанного, как считается, под влиянием идей Блаватской.
Напоследок вернусь к тому, с чего начал. Недавно один наш приморский вице-губернатор (куратор внутренней политики — этакая провинциальная версия Суркова, присутствующего в «Чёрной обезьяне» под фамилией Шаров) разоткровенничался в твиттере о своей борьбе с местной оппозицией: «Я тут два года подавлял протестную активность. Закон удобный — умеючи, вам можно устроить ад и полные обезьянники». Сам того не зная, последними словами он неплохо описал новую книгу Прилепина.