Отцы и дети 150 лет спустя
Тургенев, Прилепин, Роулинг — трижды об одном
Есть такие книги, которые в голове у читателя сами, хочешь не хочешь, в силу определенного внутреннего родства объединяются в какие-то группировки, банды, коалиции. Так и тут. И даже разница в возрасте для них не помеха. Между первой и последней книгой из моего короткого списка расстояние в 150 лет. А проблема одна. Разница только в подходе и в освещении. Тем интереснее поставить их рядом.
На всякий случай напомню, о чем писал Тургенев (а то качество образования, как известно, стремительно падает). Два молодых человека — Базаров и Кирсанов — приехали в имение к последнему и немедленно приступили к пикировке со старшим поколением. Вы, мол, отжившее, утиль, лопухи на обочине нашего светлого пути. Доходит даже до того, что Базаров стреляется с одним из «отцов». Но как-то бестолково, по-русски. До серьезной крови дело так и не доходит. Столкновение идей, мировоззрений, не более. И даже без достоевского надрыва.
Следующей по хронологии идет вышедшая в 2011 году «Черная обезьяна». Представляется, что это тот случай, кода автор выплеснул на бумагу скопившийся душевный негатив. Ни до, ни после за ним такого вроде не водилось, и тут вдруг — на тебе. Такая грязно-жирная преувеличенная физиологичность во всем, что не каждому под силу и проглотить. Периодически реально противно: тут тебе и сжигаемые в печке слепые котята, и нечто кровавое из носа лирического героя, что, по его же определению, «можно было бы пожарить», и дети с ножами и молотками, забивающие в месиво обитателей целого подъезда… В общем, излился автор. Надеюсь, полегчало (тут смайлик). При этом надо сказать, что написано все довольно сильно, с традиционно мощными и неожиданными прилепинскими метафорами и образами (будь сейчас живы любимые Прилепиным имажинисты, быть ему в их ватаге), и поэтому, если читатель хорошо переносит оттенки черного в литературе, то разочарован не будет.
А теперь, собственно, о детях «Черной обезьяны». Эти создания здесь предстают исключительно носителями разрушения, хаоса, уродств и дегенерации. В книге есть вставная новелла про то, как в древности целые орды детей осаждают город, не боятся ни ран, ни смерти, мрут тысячами как муравьи под катком, берут крепость, а после вырезают всех, кто не похож на ребенка. В аналогичной вставной новелле, но уже из современной африканской реальности, в джунглях орудуют банды подростков с автоматами в руках и расширенными от наркоты зрачками. Результат тот же: отсутствие всяческих тормозов, кровища, кишки нараспашку, мозги вразлет. Про подъезд в маленьком городке посреди России я уже рассказал. Внятного финала у книги нет. Автор излил свой страх перед нарождающимся поколением (или перед будущим вообще?). Страх, надо сказать, абсолютно животный, почти панический. Что-то вроде: «Вот придут и убьют ни за что! Вытащат из постели за голую пятку и забьют молотками!»
Теперь о Джоанн Роулинг. Как значится в выходных данных всех ее книг — Дж. Роулинг. Это, кто не в курсе, «мама» Гарри Поттера. Но если раньше в ее книгах был милый мальчик-волшебник, была тоска по убитым маме и папе, тонкая мистическая связь с ними, то в «Случайной вакансии» мы имеем дело совсем с другим. В книге представлены около десятка семей, в которых все отношения между родителями и детьми пропитаны негативом, от равнодушия до острой, как ржавый гвоздь, ненависти. И, конечно, масса, как выразился Виктор Пелевин, «чисто английского изобретения» (а речь в повести идет об Англии) — лицемерия. Лицемерия тем больше, чем благополучнее семья. Дети пока не очень хорошо владеют этим оружием, но они быстро учатся и у них все впереди. В общем, даже там, где колышутся кружевные занавески на окнах и стоят фарфоровые лошадки на подоконниках, тлеет пожар. Отцы и дети пропитаны взаимной, повторюсь, ненавистью. Дети, не задумываясь, вываливают в Интернет грязное белье своих семей, рушат родительские карьеры, доводят «предков» до нервных срывов и т. д. и т. п. Никакой жалости! Война, пленных не брать. Родители, правду сказать, тоже те еще представители человечества. Тайные психопаты, неверные супруги, семейные садисты, любители теневых финансовых махинаций… Такой букет, что режет глаза. Хотя, может, это просто люди, пороки которых писательница вытянула наружу, и поскреби каждого из нас, выглянет столь же очаровательный индивидуум с двойным дном. Возможно, хотя верить не хочется.
В книге, по сути, только четыре персонажа, которые умеют бескорыстно любить. Но умение это — как черная метка, по ходу развития сюжета писательница их методично убивает. Это люди четырех разных поколений: старушка-пенсионерка, мужчина среднего возраста — учитель, шестнадцатилетняя девушка — трудный подросток и ее трехлетний брат с задержкой в психическом развитии. По большому счету Роулинг убивает единственного праведника из каждого поколения, и остается серость, мир без любви и взаимная ненависть.
Теперь о трех произведениях разом. Если тургеневская книга — столкновение идей без надрыва, то две последние — столкновение надрывов без идей. Круговорот эмоций, комплексов, расстройств, бурление подсознательного. Ну и грязь, конечно. У Роулинг постерильней (Европа как-никак), у нашего — такая, что ни один «Мистер Мускул» не возьмет. За идеи особенно обидно. Казалось бы, за 150 лет можно измыслить что-то новое или хотя бы оригинальное. Но нет, в том-то и дело, что книги Роулинг и Прилепина подчеркнуто безыдейны.
Если у Тургенева просматривается возможность единения «отцов и детей» — умрет непримиримый Базаров, утихнут эмоции и перебесившиеся «дети» всегда могут сойтись с «отцами» в каком-то спокойном месте вроде кухни, то у Прилепина и Роулинг не видно ни малейшей возможности для пересмотра отношений. Тут дети и родители — враги по определению, без причин. Без возможности примирения, до смерти. Пока либо дети не перебьют взрослых, либо пока взрослые не убьют в детях детей.
Что делать дальше, непонятно, кого винить — тоже. Какая-то апология чайлд-фри, ей-богу.
С одной стороны, вроде ясно, что все проблемы — в отсутствии любви в обществе. Что в нашем, что в английском. С другой — уже как-то даже и неудобно повторять столь избитые истины.
А дети меж тем все рождаются и рождаются. Пространство, покинутое любовью, заполняется недоверием и ненавистью. Большой и взаимной. Родить ребенка оказывается гораздо проще, нежели научиться и научить его любить. И никто не учится и не учит. Круг замыкается, змея кусает себя за хвост. Змее больно.
Собственно, на этой депрессивной ноте можно было бы и завершить эти размышления. Но дело в том, что и у Роулинг, и у Прилепина написано множество книг, где они проповедуют совершенно обратное. У Роулинг это весь цикл о Гарри Поттере, у Прилепина ряд вещей, буквально пронизанных любовью к своим родителям и детям, — «Лес», «Бабушка, осы, арбуз», «Ничего не будет», да тот же «Санькя», наконец. И тогда возникает вопрос: где эти писатели настоящие? Где игра, сиюминутные эмоции, банальная автотерапия автора, а где честность, попытка донести до читателя нечто выстраданное, живое, сочащееся настоящей, не бутафорской, кровью?
Написал и тут же спросил сам себя: а может, подобная постановка вопроса в современном обществе спектакля выглядит в принципе отстало и комично? Может, так и надо, вчера ты консерватор и сторонник семейных ценностей, сегодня проводник либеральных идей, а завтра циник, ехидно фыркающий, вспоминая себя вчерашнего и позавчерашнего? Именно так, трижды сменить окраску в течение трех дней. А то и трех часов. Может, так и должен выглядеть человек будущего? Нечто растекающееся, неуловимое, сиюминутное, непрерывно мутирующее.
Где-то тут и проступает главное отличие тургеневского творчества, да и творчества наших классиков вообще, от многих современных авторов. У Тургенева, Гоголя, Толстого, Шолохова нет таких необоснованно широких метаний от «люблю» до «ненавижу», когда речь идет о стержневых вопросах человеческого бытия. У классиков, как ни крути, был жесткий моральный скелет, который остерегал от подобных шараханий. Или, скажем иначе, сознание было более цельным. Наше время гораздо шизофреничней. Виртуальная и, простите за тавтологию, реальная реальности совместными усилиями размазывают нас, как подтаявшее масло по хлебу. Раздергивают — как корку воробьи. Напор информации, работа в условиях непрерывного стресса, непрерывный парад соблазнов способны расшатать любые устои. Цельных натур все меньше и меньше. (Хотя, надо сказать, Прилепин-то как раз производит впечатление человека, очень близко стоящего к этому определению. А за вычетом «Черной обезьяны» так и вовсе под него подпадает). Взрослые стремительно обрастают привычками детей. Тащат в рот, простите, в мозг, все, на что ляжет глаз, и играют во все, у чего есть название: в GTA и буддизм, чайлд-фри и здоровое питание, православие и литературу. Ценности мельчают до размеров песчинок, и их уносит ветер…
Впрочем, что-то я слишком серьезен. И это очень несовременно.