«Семь жизней» Захара Прилепина
«Семь жизней» — первая книга художественных текстов Прилепина после прогремевшего год назад на премии «Большая книга» романа «Обитель», сборника энергичной публицистики о событиях на Украине («Не чужая смута») и чтения рэпа на Красной площади.
Мыслить рассказами у Прилепина получается едва ли не лучше, чем масштабными полотнами вроде «Обители» или «Черной обезьяны».
Хотя подборка из десяти сентиментально-ностальгических зарисовок и не очень гладко вписывается в контекст его «пацанской» прозы. Сам Прилепин определяет сборник как «сад расходящихся тропок» — бесконечный водоворот неосуществившихся жизней, выводя поочередно своих шаржированных двойников — гоповатого молодого отца, затравленного школьника, случайно загремевшего в армию мальчишку.
Эти писанные пунктиром рассказы выглядят как клочки какой-то большой прозы (или жизни). Прилепин монтирует их как сцены из фильма, обрезая то начало, то конец: толком и не поймешь, был это боевик с бандитскими разборками и крутыми тачками или экзистенциальная сказка о пятилетнем мальчике, который погнался одним зимним утром за уходящим отцом, но так и не догнал его («Все было бы иначе, если б он не ушел тогда от меня»).
При этом миниатюры оказываются такими же точными и оглушающими, как и крупная проза Прилепина.
Даже рисуя семейную идиллию, он все равно конструирует максимально дегуманизированный мир — в нем оперируют категориями, не допускающими толкований: «Родина», «Ненависть», «Война» (»…всякий ехал сюда за своей родиной, или за своей ненавистью»). В каждом тексте сквозит почти античная самодостаточность, помноженная на блатняк из 1990-х: «…сказал: я сильнее тебя, как человек, как мужчина, как выдумщик, как беспредельщик, как все что угодно. Понял меня? Он кивнул: понял. Сгинь! — велел. Он сгинул». Может, тропки непрожитых жизней в этих текстах и разбегаются в разные стороны, в рамках сборника они все равно соединяются благодаря фигуре рассказчика-гладиатора, которую Прилепин позаимствовал у Лимонова (тот, кстати, даже появляется в качестве героя одного из рассказов).
Стиль, таким образом, превращается в мировоззрение:
в каждом рассказе Прилепин движется к последней прямоте, прорывается к единственной и неоспоримой правде. Неважно, пересказывает он отдающую делирием историю в духе Венички Ерофеева («компания выпила три бутылки водки, это ни о чем») или сочиняет ироничный рассказ от имени загулявшего где-то на юге Италии «дурачины», на голову которого вместе с морской волной сваливается простая человеческая истина: «Я больше не люблю тебя».
Сборник «Семь жизней», несомненно, стал для Прилепина способом немного отстраниться от собственной прозы, но «правда-то всегда одна», как заявляет один из его героев, а значит, без проговаривания вечных истин не обойтись.