Проза Захара Прилепина очень киногенична, но киногения киногении рознь. «Патологии» мог бы экранизировать Ридли Скотт. «Санкью» — одну из лучших русских книг — кто-то из страстных латиноамериканцев. «Восьмерку» вот снял Алексей Учитель.

Его кино в совокупности интереснее его фильмов, взятых по одиночке. Это повесть о борьбе режиссера, жаждущего экранной страсти, со своим мягким профессиональным темпераментом. Казалось бы, конфликт авторской брутальности с авторской сентиментальностью, составляющий истинный сюжет Прилепина, то, что ему надо. Почти жестокий романс о мужской дружбе четырех товарищей-омоновцев (Артем Быстров, Алексей Манцыгин, Александр Новин, Павел Ворожков) и роковой любви одного из них, Греха (Быстров), к подруге Буца, криминального фюрера из молодых да ранних (Артур Смольянинов).

Амплуа, типичные для русского кино, вот только в «Восьмерке» что омоновцы, что бандиты, что даже рабочие, которые мелькают в месиве разгона забастовки, не социальные маски, а социальные лица. Ну а то, что они неотличимы друг от друга, так это потому, что они — один народ и любой рабочий мог оказаться в шкуре что бандита, что омоновца, что с дубинкой, что под дубинками. И во всех их конфликтах присутствует третья сила, надличная, заранее распорядившаяся их судьбами.

Недаром мрачная кульминация конфликта приходится на ту ночь, когда Россия праздновала не только Новый, 2000 год, но и смену власти. Греху, да, впрочем, и всем остальным персонажам по большому счету уже безразлично, как эту власть зовут.

Вильма Кутавичюте, сыгравшая Аглаю, — вполне убедительная роковая женщина из моногорода, где число рабочих на градообразующем предприятии сократилось с 45 до 8 тысяч. Но в борьбе с самим собой Учитель одержал слишком сокрушительную победу: львиную долю экранного времени занимают драки, сливающиеся в одну. Символическая неотличимость персонажей — само собой, но вот в драке отличить своих от чужих можно, лишь следуя совету из «Антикиллера». Чужие — «такие же, как мы, только рожи незнакомые». Что-то подобное уже было в блестящих «Магнитных бурях» (2002) Вадима Абдрашитова, где еженощно сходились стенка на стенку рабочие толпы, только вот сторона конфликта, за которую они дрались, еженощно менялась, что, впрочем, в судьбе героев не меняло ровным счетом ничего; неслучайно среди сценаристов «Восьмерки» — Александр Миндадзе.

«Восьмерка» со времен «Магнитных бурь» — первое, не считая снятого вне мейнстрима фильма Светланы Басковой «За Маркса» и недавней «Долгой счастливой жизни» Бориса Хлебникова, кино, впустившее на экран воздух времени, вернувшее уплощенной реальности третье, социальное измерение. И это качество фильма перевешивает все его недостатки. Кто бы мог подумать 15 лет назад, когда Учитель снимал кино про Спесивцеву и Бунина, что именно он напомнит о том, что социальный реализм — не чья-то пропагандистская выдумка, а, извините, онтологическое свойство кино.

Михаил Трофименков, Variety, 08.05.2014