«Восьмёрка»

Кадр из фильма Алексея Учителя «Восьмерка», фактически забрендированный в качестве если не афиши, то визитной карточки.

Любовники — омоновец Герман и Аглая (девушка и девушка местного авторитета Буца) — лежат в постели. Аглая лицом к зрителю; огненные губы, слезинка, одинокая, вытекает из правого глаза. Герман — бритым затылком вверх. О делах своих скорбных разговаривают. Сцена для полуторачасового экшна неожиданно долгая, даже затянутая. Зритель из-за этакой режиссерской находки начинает переживать: как это Герман может столько времени носом в подушку, задохнется же…

Из крепкой, свежей, глубокой повести Захара Прилепина о запретной любви и расколовшейся дружбе Алексей Учитель захотел сделать большое кино. Настоящее и профессиональное. Социальный боевик, ломающий окрепшую в отечественном кино традицию гангста-драмы. Поменять знаки — чтобы симпатичные, подчас трудно рефлексирующие братки переставали уже быть «плохими хорошими парнями» и объектами зрительской любви, а свято место заняли ребята-омоновцы. Государевы люди.

У Прилепина изначально не было никакой смены акцентов, всё казалось понятным и естественным. Биографически и мировоззренчески объяснимым — ему близка заповедь Варлама Шаламова «блатной мир должен быть уничтожен». Это особенно заметно в последнем романе «Обитель» — идейно сложном и полифоническом, но относительно блатных не предполагающем сколько-нибудь путаных толкований. Они в «Обители» вообще мало похожи на людей — племя мелких, но хищных бесов даже на уровне внешностей и кликух — Ксива, Жабра и т.д.

А вот в кино Учителя неизменно ощущается то и дело буксующий механизм преодоления. Явно навязанный разрыв шаблона — рожденного легионом «бумеров», «бригад» и пр.

Надо сказать, «Восьмерка» — опыт довольно успешного бренд-реванша. ОМОН в качестве товарного знака, похоже, вообще дебютирует, и успешно. Но и менеджмент «АвтоВАЗа» явно должен создателям фильма серийно проставиться, даром, что модель «восьмерка» лет десять как снята с производства.

Учитель не то чтобы опоздал, а как-то по-своему забавно и трогательно не попал. Во время, социальный ландшафт, аудиторию.

Алексей Ефимович в интервью очень много говорил о драматургии, а это, как правило, означает — жди натяжек и ляпов. И они как-то очень знаково живут своей жизнью в концептуальных придумках сценариста (Александр Миндадзе).

Так, хронотоп, которым снабдили «Восьмерку» в кино (Новый год 1999/2000, Ельцин — распадающимся богдыханом в телевизоре, «я ухожу»), для вящего эффекта и иллюстрации смены эпох, банально перестает работать. Если вспомнить, что историческое заявление Бориса Николаевича первый раз прозвучало в полдень, повторялось ежечасно, и к бою курантов все, омоновцев не исключая, были, в общем, в курсе.

Из той же серии анахронизмов — промышленные бунты работяг, о чем уже писали рецензенты. Явление доОМОНовских времен, ранние 90-е, ближе к концу века сошло на нет, даже в кастрированном виде профсоюзного сопротивления. Другое дело, что заводские кадры — из лучших в картине — сделаны ярко и мощно, и вообще появление на большом экране пролетарских протестных масс можно только приветствовать. В тему и штрихпунктирно обозначенная тенденция ухода криминала в легальный бизнес и обретения им концов и кнопок во властных структурах.

Однако самая сильная линия фильма — мушкетерская. Четыре друга-омоновца — Грех, Шорох, Лыков и Герман (актеры Алексей Манцыгин, Александр Новин, Артем Быстров, Павел Ворожцов) — вылеплены рельефно, умело, с первых кадров, на одном режиссерском дыхании и актерском кураже. В отличие от муляжных бандосов во главе с глупо-многозначительным Буцем (Артур Смольянинов).

Потому и бойцовские триумфы запрограммированы — правда, не оставляет ощущение, будто Учитель своим мушкетерам немного подыгрывает — ну, как старик Хоттабыч футбольной команде «Шайба».

Однако тут есть и очевидный перекос — на портретирование остальных персонажей банально не остается экранного времени. Девушка Аглая (Вильма Кутавичюте) запоминается прежде всего лифчиком и трусиками (не стринги), хищными поцелуями да не слишком подробной эротической сценой. По Хармсу: «Пела, пела и вдруг умерла».

Впрочем, Сергей Пускепалис традиционно хорош и в роли второго плана...

Словом, Учитель метил в одну, а угодил в другую возрастную категорию. Как писали на книжках скрупулезные советские издатели, «для младшего и среднего школьного возраста». Канон детского кинематографа — может, и невольно — оказался выполнен удачно и дотошно: добро и зло, свои и чужие (еще раз отмечу, и в социальном смысле — редкость в нынешнем русском кино). Дидактика и много драк. В конце — мимолетная горечь и щемящая нота лиризма. Великолепен финальный трек Андрея Бледного «25/17».

Кино не большое, а просто хорошее. И этапное, полагаю — в качестве дебюта Захара Прилепина. Не актерского (крошечная роль бомбилы), а писателя, которого взялись экранизировать уже по-взрослому.

Алексей Колобродов, "Общественное мнение" - №6(176), июнь 2014 г.