ПЕЧАТНЫЙ ДВОР
Захар Прилепин. Санькя: Роман. — М.: ООО «Издательство Ад Маргинем», 2006.
Когда б вы знали, какой сортируешь сор. Словно чайка на помойке.
Вдали от обезрыбевшего водоема.
Где не блестит ничей плавник.
Однако же и вторсырье представляет собой форму жизни — полуорганической такой. Даже дает новообразования. Причем пародирующие — порой забавно — ту, растраченную, реальность.
Скажем, за этим текстом, как за настоящим романом, бегут рецензии — тоже как настоящие — и на бегу бормочут: мать, наша мать.
В том смысле, что Захар Прилепин пересочинил изучаемую в школе повесть Максима Горького. Про путь молодого алкоголика в гущу классовой борьбы. Или в чащу.
Пародийная логика требует, чтобы по такому случаю выступил какой-нибудь латентный диктатор и поощрил Захара Прилепина резолюцией: очень своевременная книга.
И, конечно, такой нашелся. Главный редактор газеты «Завтра». Только перепутал — думаю, нарочно — слова. Шутить так шутить. Благословляю, сказал, кудрявого этого мальчика. Как все равно Державин — Пушкина.
Как если бы презентация данной книжки в Нижнем Новгороде была лицейский экзамен.
Короче, примите как факт, что есть такая вселенная, где роль классика словесности вполне способен исполнить — Александр Проханов. Практически не сходя в гроб. Такая вселенная, в которой он отыскивает своих — правильного масштаба — продолжателей.
Как, помните, в стихах у Брюсова:
Быть может, эти электроны —
Миры, где пять материков,
Искусства, знанья, войны, троны
И память сорока веков.
Положим, не сорока. Но, в общем, все перепуталось, и некому сказать: а где, братец, здесь нужник?
Хотя книжка Захара Прилепина не бездарная. Как представитель трудящихся заявляю, что прочитал ее не без пользы для себя. Окончательно понял, ей благодаря, чем заряжен мозг недовольного политического дурака. Вообразите: той же самой энергией, что и мозг политического дурака довольного.
На всех — на револю- и милиционера — одна идея общего пользования. Забудь про санитарию, оставь гигиену, входящий сюда:
«— Братья, — сказал Саша просто и даже с легкой улыбочкой. — Партия говорит нам: русским должны все, русские не должны никому. Так же партия говорит нам: русским должны все, русские должны только себе. Мы хотим вернуть только то, что мы себе должны: Родину. Вперед.
Засмеялись зубасто. Выпили легко».
И пошли — зачищать? защищать? Угадайте. И — про какую такую партию гундос.
Данная программа — это ведь ОМОНовская прибаутка. Блатная такая чечеточка, исполняемая с оплеухами по собственным щекам, — чтобы, значит, адреналин заиграл в сосудах. Чтобы, значит, из жалости к себе кого-нибудь возненавидеть. И по возможности — замочить. Или что-нибудь отнять. В крайнем случае — просто надругаться над здравым смыслом. Поскольку это ценность общечеловеческая, то есть заведомо ложная. По-нашему же, вперед — это значит: наоборот и назло. (А также — тяпнем.)
Это же нормально. Это главная худ. особенность местного политсознания. Красная, так сказать, нить гос. пропаганды. Эмоциональный настрой спецназа. Официоз.
А Саша (он же Санькя: так звали в деревенском детстве бабушка с дедушкой; из народа, стало быть, паренек) — вот который произносит этот тост, — он в романе Захара Прилепина как бы неприятель официоза. Функционер как бы оппозиционной, как бы даже радикально оппозиционной, полуподпольной как бы группировки.
Но в роковую минуту — накануне отчаянного вооруженного выступления — нечего, как видим, ему сказать такого, что не говорят каждый вечер по ящику. Нечем воодушевить соратников, кроме этого бредового сальдо-бульдо: человечество перед нами в долгу, как в шелку, — оно у нас на счетчике, — айда убьем кого-нибудь! айда умрем! Вперед!
То есть ни полушки за душой, кроме банальной, дежурной, державно-истерической национал-садо-мазо-большевистики.
То есть революционер — единомышленник начальника, но униженный и оскорбленный. Как городовой, выведенный за штат.
То есть таков накал идейной борьбы. Патриоты неблагоустроенные кидаются яйцами и помидорами в державников ублаготворенных, подвергаясь за это преследованиям органов — сочувствующих, но беспощадно свирепых.
Собственно, я и сам так думал. Что идеология у них у всех одна. Но Захар Прилепин должен лучше разбираться в таких вещах. Корешит, говорят в Интернете, с Лимоновым, а за плечами — филфак и ОМОН. С наручниками, допускаю, управляется ловчей, чем с глаголами (проза его, за исключением ораторских вспышек, развязно убога, убого развязна). Но зажигать умственно отсталых — сойдут и существительные:
«— Ни почва, ни честь, ни победа, ни справедливость — ничто из перечисленного не нуждается в идеологии, Лева! Любовь не нуждается в идеологии. Все, что есть в мире насущного, — все это не требует доказательств и обоснований. Сейчас насущно одно — передел страны, передел мира — в нашу пользу, потому что мы лучше. Для того, чтобы творить мир, нужна власть — вот и все. Те, с кем мне славно брать, делить и приумножать власть, — мои братья. Мне выпало счастье знать людей, с которыми не западло умереть. Я мог бы прожить всю жизнь и не встретить их. А я встретил. И на этом все заканчивается».
Само собой. Партийная организация требует партийной литературы. С положительным героем, воплотившим передовой идеал. Немножко хулиган, немножко грабитель, немножко убийца — но только с чужими. С которыми не славно делить власть — перевернуть детскую коляску, разбить витрину или кому-нибудь голову.
Есть, конечно, и отрицательный персонаж. Либерал. Не то чтобы по убеждениям, а так: позволяет себе свысока иронизировать. Естественно, обречен. И на последней странице положительный выбрасывает его из окна. Согласно канону соцреализма.
В общем, «Мать», не «Мать», как бы там ни было, а мочало опять на колу. Александр Проханов не просто благословил Захара Прилепина, но и предсказал ему блестящую будущность. По сообщению АПН:
— Он обрастет шерстью, он покроется щетиной такой жесткой, грязной, седоватой щетиной, которой покрываются бронтозавры или дикобразы в период перехода из одного периода каменного в другой. И он выживет, и он будет творить. Может быть, он будет творить в одиночестве. Но нет, я думаю, что, поскольку он является членом партии художников (та партия, которую он описывает, трибуном и глашатаем которой он является, состоит наполовину из художников, из
дизайнеров политических, из футуристов), то будет творить не в одиночестве, а в такой теплой, чуть-чуть окровавленной компании.
Такие дела. Обитателям той вселенной не позавидуешь.