«Я служил в нацболах»
Рецензия на роман «Санькя», получивший в конце года премию «Национальный бестселлер», готовилась для Ex libris — литературного приложения к «НГ», но, пролежав почти месяц, так и не вышла на полосу. Захар Прилепин «Санькя», роман, из-во AdMarginem 2006 г.
Роман молодого нижегородца Захара Прилепина «Санькя», получивший премию «Национальный бестселлер», в книжных магазинах не стоит на привилегированных местах. Совсем наоборот: надо потрудиться, чтобы его найти. В обложке, напоминающей тюремную решетку, роман «Санькя» — пасынок книжной торговли. Это не гламурная проза. В ней полностью отсутствуют красивости. Это проза о некрасивой жизни…
Как сказал мне автор романа Захар Прилепин, «роман почти автобиографичен». Это значит, что все рассказанное происходило или с самим автором, или с его ближайшими знакомыми. Оттого роман производит впечатление исповеди.
Книга Прилепина — о судьбе нацбола Саньки Тишина — никогда не станет бестселлером, и самозабвенно изучающие жизнь по книгам молодые менеджеры компаний и читающие за обедом деловые женщины понесут с базара по-прежнему «милорда глупого», ибо в раскрутку «милорда» вложены деньги. А в Санькю денег не вкладывали, в него вложили покореженную душу.
Но, тем не менее, книга «Санькя», которую уже кто-то из пишущих ненароком сравнил с романом Горького «Мать» — это страстное исследование революционной молодежи, связавшей свою судьбу с партией Лимонова. Хотя в романе партия, которой герой отдал свою молодую жизнь, называется «Союзники».
Терпеливый Прилепин нежнейшим образом описал нацболовскую тусовку, описал без брезгливости, аккуратно, точно, и нет в этом ничего удивительного, так как он сам, как говорят, состоял в нижегородском отделении партии.
Роман «Санькя» — это исследование побудительных мотивов, заставляющих юных граждан нашей цветущей энергетической державы, вливаться в ряды вечно избитых революционеров и страдать «за правду» и «за родину». Внятно проартикулировать эти мотивы — оказалось самым сложным для писателя. Потому что людям логики требуются логические объяснения того, почему здоровенный мужик, отслуживший армию, не учится и не зарабатывает ни копейки, живет на мамину зарплату медсестры, и постоянно занимается разной ерундой — участвует в погромах, поджигает автомобили, мотается в Москву и неделями живет в «бункере» партии без мыла и полотенца. Объяснить логически побудительные мотивы членства в этой «секте» Прилепину не удалось, поэтому он прибегает к таинственной и непознаваемой русской душе, которая томится в застенке ненастоящей России, в которой приходится жить.
Образ «настоящей России», впрочем, тоже присутствует. В первой половине книги ярко описаны похороны отца главного героя. Зрительно (а Прилепин пишет ярко) они напоминают картину Репина «Бурлаки на Волге». Папа главного героя пил беспробудно и умер до срока от пьянства. Был он тем временем, не каким-нибудь простым мужиком, а «без пяти минут профессором философии в университете». Но умер не соответствующим должности манером, и его собирались похоронить в родной деревне, где остались доживать его родители, и куда зимой нет колесного проезда — только санный путь. Эта интрига задает тон всему последующему повествованию. Трудно похоронить усопшего там, куда трудно добраться.
Образ отца, которого как бы практически не было у Саньки, видимо, и есть ключ к судьбе главного героя. Герой не взял от отца ничего: ни одной философской мысли, ни одной фамилии, ничего из того багажа знаний, которым, надо думать, обладал отец. Если применить фрейдистские методы анализа текста и судьбы автора романа, то неизбежен вывод о том, что своего отца Прилепин не знал, его попросту не было. Поэтому он так жестоко расправился с ним в романе: заморил и похоронил не по-человечески.
Ну, прежде всего: описание похорон в романе можно достойно назвать «беспросветкой». Без попа. Без отпевания. А это всегда тяжело наблюдать. Никто практически хоронить папашу не пришел, лишь несколько человек, включая всего одного коллегу — тоже без пяти минут доцента философии. Он-то единственный и вызвался сопровождать гроб с телом своего учителя в его родную деревню. Не буду описывать варианты, которые напрашиваются с похоронами, если бы действительно такая задача встала: они далеки от художественной правды, зато близки к правде жизни. Я бы, например, похоронила в городе, а потом, если необходимо, летом перезахоронила бы в деревне. Но это скорее эффективный менеджмент, нежели писательство. Прилепин ставит другую задачу — показать вечные и неизбежные трудности русской судьбы: ни родиться, ни умереть без ужасов нельзя в «этой стране».
И вот, туда, в эту недоступную деревню, в мороз и снег, везут на автобусе гроб трое: вдова, сын и доцент. Шоферу автобуса при этом они не сказали, что проехать в деревню нельзя. Обманули, значит. И когда автобус окончательно буксует в русских снегах, шофер выгружает гроб прямо в снег и, петляя задом, уезжает, оставив безутешных родственников и доцента в лесу. Они тянут гроб волоком, два раза вываливают тело в снег, за много часов им удается сделать мало километров, пока, наконец, ночью вдруг как по волшебству, не появляются сани, запряженные лошадью, — санями правит сосед из той деревни, откуда родом почивший в бозе профессор. И чудо свершается: гроб грузят в сани, и все едут в деревню.
Думается, что эта сцена и есть разгадка таинственной русской души. Разгадка в вечном страдании. Не хочется, право, портить впечатление от художественного текста меркантильными рассуждениями о том, что Санькя и доцент из университета (его фамилия Безлепов) не смогли решить простую менеджерскую задачу — организовать похороны и доставку тела в заданный квадрат. Потому что, по замыслу автора, русский человек не должен заморачиваться решениями вопросов, он должен страдать и бороться.
Так в дальнейшем и делает главный герой и его друзья по партии. Постепенно от почти невинных забав с закидыванием яйцами и майонезом государственных деятелей, партийцы приходят к революционным ликвидациям и нападению непосредственно на главу государства. Санькя не брезгует грабежом среди бела дня, нападает на богатого мужика и отнимает у него кошелек — деньгами делится с мамой, с друзьями, покупает водки и сосисок. Деликатесов Санькя никогда не едал, и не стремится. Сосиски, и это все. Ну, излишне говорить, что «псы режима» грабежи, и вообще такое асоциальное поведение не одобряют, и один раз герой попадает в их руки, и выходит полуживым. Теперь он, в шрамах, становится героем молодняка из партии. Молодняк тоже хочет быть избитым, участвовать в ликвидациях и в конце-концов погибнуть за правое дело… Такова этика и эстетика той контркультуры, в которой живет Санькя.
Под конец произведения главный герой Санькя выкидывает из окна того самого верного их семье доброжелательного доцента Безлепова — видимо, в благодарность за проделанную педагогическую работу. Безлепов несколько раз пытается наставить Саню на путь истинный и дать ему подсказку: куда плыть. Хочет помочь. Рассказывает, что во власти, к которой Безлепов пошел работать советником, тоже есть нормальные мужики. Но Саню несет другая волна — волна насилия и ненависти, голова его постепенно становится пустой, неотзывчивой на посторонние призывы, он слышит только сигналы своей братвы из партийного бункера. А призывы только об одном: бороться против режима и убивать.
Революция — это, по мысли автора, драйв. А там, где драйв — там революционная любовь. Революционные нацболы очень охочи до любви. В отличие от российского мейнстрима, то есть мужской гламурной литературы, подчеркнуто гомосексуальной, в которой женщины отсутствуют, а страсть мужчины представлена в образе Денег и Больших денег, роман Прилепина большое место отдал женским образам. Нацболовки или «союзницы» положительно реагируют на мужчин и любят заниматься сексом. Героиня романа — Юлия, к тому же, еще и хищница в любви. Она сама охотится на мелкую мужскую дичь и, подстрелив ее, ощипав, быстро теряет к ней интерес. Так Санькя, побывав в Юлиной постели один раз, второго раза так и не дождался, не дождался он и сочувствия от нее, когда избитый «спецурой», попал в больницу. «Навестить меня ты даже не пришла…» Оттого, родившееся, было, нежное чувство к девушке, умерло и превратилось в противоположное. «Мне женщины не нужны», — скажет Санькя под конец себе.
Я далека от мысли, что автор романа Захар Прилепин писал воспоминания. Это было бы слишком просто. Роман «Санькя» — это роман-метафора, роман о молодежной субкультуре, поэтому и похороны отца, и натуральные покушения на власть — это виртуальные образы недовольства затянувшимся процессом ухода в небытие «святой Руси». Той Руси, что базировалась на старых образах и воспоминаниях о прошлом. Этот болезненный процесс ярко описывали предшественники Прилепина по литературной традиции, писатели-деревенщики: Валентин Распутин, Василий Белов и другие представители «старой доброй Руси». Но поскольку Россия развивается все еще очень слабо, территория ее огромна и не освоена, и, действительно, чисто технически и ментально, не интегрирована в цивилизацию, протест против этой слабо теплящейся цивилизации гораздо сильнее, чем ее собственное влияние. Полстраны живет в 19-м веке. И не в состоянии освоить ни компьютер, ни учебу, ни бизнес. Остается одно: к топору звать Русь.
И если герои Распутина и Белова умирали за свою веру и свою «Русь» спокойно, без автомата Калашникова и, к тому же, трудились, как лошади, в поле и на огороде, то нынешние молодые отщепенцы подсели на героин революции.
Прилепин описал болезненное недовольство происходящим, которое проявляют не покорные крестьяне Валентина Распутина, а новое поколение отморозков, которые и не рабочие, и не крестьяне, и трудиться они не приучены. У них полностью отсутствует в сознании трудовой позитив, удовольствие от работы. Они получают кайф от процесса разрушения и саморазрушения. Зато они служили в армии и там научились убивать. Поэтому, едва в компанию нацболов затесался некий Олег, служивший в спецназе, (или ОМОНе), дело быстро пошло к кровавой развязке. Олег организует нападение на казармы и склады ОМОНа (или спецназа), в котором сам служил. Там революционеры разживаются большим количество оружия и патронов и захватывают здание областной администрации, оставляя после себя трупы, кровь, сломанные шеи…
Какое чувство вызывают герои этого произведения? У меня лично это чувство гадливости. Собственно, у Саши, главного героя, точно такое же чувство к себе: «Я мрачный урод, — думал Саша спокойно. — Я могу убить. Мне не нужны женщины. У меня нет и не будет друзей».
Натурально разобрался Санькя и с нашим поколением, то есть с поколением своего отца, к которому я имею честь принадлежать. Герой говорит собеседнику возраста своего отца (зовут собеседника Аркадий Сергеевич, и он — работник областной администрации, снизошедший до сердечной беседы с нацболом): «…от вашего поколения не останется и слова, которое можно за вас замолвить, труха гнилая вы…» Нормально так. Если учесть, что все стройки и вся наука 70-х и бизнес 90-х сделаны нашими руками, то, спасибо, вам, ребята.
Если бы не сцена похорон отца, которого герой уморил в самом начале романа, если бы не грубость, которую герой лепит постороннему мужику из администрации насчет «гнилой трухи», я бы не стала вновь обращаться с помощи Фрейда. Но приходится. Прилепин описывает не только поколение, выросшее без отцов, и за то ненавидящее этих самых «отцов», он описывает поколение беспомощных матерей, нищих, работающих за копейки и оттого не умеющих спасти своих детей от неблагополучия. И этих детей-сирот не взяла в теплые ладони новая власть, их детство и юность пали на гайдаровские реформы, на ломку устоев, в который раз Россия бросила своих сирот без психологической поддержки. Это дети идейного бездорожья, которых подобрали психонутые «революционеры». Детей этих жалко, но их…не спасти. И от этой мысли становится тошно.
Где-то год назад я присутствовала на «круглом столе по антифашизму». Это был разгар пропагандистской кампании, которую затеяла президентская администрация против лимоновцев, сравнивая их с фашистами. На круглом столе возник вопрос: что делать со скинхедами. И один из представителей правоохранительных органов сказал, что их будут зачищать в соответствии с законом. То есть скинхеды — это не клиенты нежной «детской комнаты милиции» с розовыми занавесками и тетей Машей, это клиенты оперуполномоченных, грубых мужиков, которые не будут целовать в губы, а накостыляют по полной программе. Помнится, я вздохнула и что-то ляпнула про воспитание и про то, что «это же наши дети», мол, мы отвечаем за них. И до прочтения книги Прилепина была уверена, что высказала правильную мысль. Но после прочтения романа я пришла к убеждению, что укушенных «ядовитым зубом революционеров» власть совершенно правильно зачищает. Ждать больше нечего. Из этого семени не вырастет цветок…