Их «левый марш» и наше неизбывное «Что делать?»
Известный нижегородский прозаик и журналист Захар Прилепин издал и совместно с московским издательством «Ад Маргинем» презентовал в Нижнем Новгороде свой новый роман «Санькя». Но более того, и этот, второй уже роман у молодого писателя попал в число финалистов премии «Национальный бестселлер». Правда, и на этот раз главный приз «Нацбеста» достался не Захару Прилепину, а его хорошему товарищу Дмитрию Быкову за роман «Борис Пастернак» серии ЖЗЛ. Ну что ж, видно, правду говорят, что бог троицу любит, и, по всей видимости, Захару Прилепину не миновать в скором будущем засесть за новый роман… Хотя одна неприятная деталь: ни презентация с участием Александра Проханова, ни сам роман, привлекший к себе столь пристальное внимание в Москве и Питере, в нашем столичном городе не вызвали сколь-нибудь заметного интереса. Да, что ни говорите, а Запад есть Запад, Восток есть Восток, а провинция — это провинция, даже возведенная чиновниками в ранг столичности, и с места их не сдвинуть.
Недавно в Питере проходил экономический форум, и оттуда из уст руководителя Минфина донеслось, что плоская шкала подоходного налогообложения (это когда, скажем, я и Дерипаска платим один и тот же процент с доходов) не вечна.
Что, как «во многих странах мира», а вернее сказать, во всех без исключения развитых мировых державах, когда-нибудь, лет через десять, может быть, мы перейдем на цивилизованное налогообложение (это когда бедный не платит вообще ничего, средний платит среднее, богатые платят 45-70 процентов своего дохода). Скажу честно, как морковкина заговения я буду с нетерпением ждать этих прогрессивных времен.
Недавно по Интернету нашему президенту задали очень много вопросов. Среди них был и вопрос женщины, через год уходящей на пенсию. Она спрашивала Владимира Владимировича, представляет ли он, как можно прожить на 2400 рублей в месяц. Президент ответил в том смысле, что для пенсионеров вообще-то многое делается, а с развитием экономики страны, конечно же, положение пенсионеров улучшится.
Не знаю, как вы, но я буду ждать этих осуществленных в жизни перспектив
Но, с другой стороны, если смотреть правде в глаза, надо признаться, что есть и такие люди, которые ждать не хотят.
Одни из них просто умирают — за чертой бедности у нас миллионы людей, другие превращаются в бродяг и беспризорников, третьи оказываются в союзах и партиях самого радикального характера. Один из вождей такого «союза» Эдуард Лимонов написал стихи «Русская карманьола» и опубликовал их в последнем номере своей тоже запрещенно-переименованной «Лимонки»: «Теперь пришел веселья час, И все Коляны и Натальи Идут с дрекольями на вас! Все с арматурами на вас!»
Я не собираюсь — не место и не время — давать оценку этому общественному явлению, но должен со всей ответственностью заявить: Захар Прилепин написал о житье-бытье этих «Колянов и Наталий» очень честную, убедительную и откровенную книгу. Некоторые страницы ее так пронзительны, что понимаешь: в лице Захара Прилепина мы получили писателя современного, дерзкого, остро чувствующего. Можно «загримироваться» под современный излом, под ритм, язык и оставаться абсолютно равнодушным к человеку как к таковому. Так мы получим какую-нибудь «9 роту», которую кто только не облобызал из писавших о фильме.
В Захаре Прилепине и его «Саньке» есть трогательнейшая, волнующая и покоряющая черта, вернее основа: автор романа выписывает своих героев не просто сочувственно и наравне разделяя с ними их боль и страдания.
Это взаимная любовь и общая жизнь. Ну скажите, какой блокбастер можно конструировать на такой основе? Хотя и обнаженно драматических, острых поворотов сюжета в «Саньке» хоть отбавляй.
Это вообще хорошая традиция русской литературы писать по самому свежему следу острейших конфликтов общественной жизни. Скажите, не таков ли роман «Отцы и дети»? Можно привести и сотню других названий. Вот и Захар Прилепин выводит (мне так кажется, что вообще впервые) целую когорту юных бунтарей, называющих себя то нацболами, то еще как-то. Это девочки и мальчики, которых вычеркнуть из нашей жизни невозможно, они рядом, они часть нас. И не заметить их невозможно — они делают все и часто не очень согласуясь с Уголовным кодексом, чтобы обратили на них внимание, чтобы мы поняли их боль. Кроме этой цели у героев «Саньки» других целей, похоже, нет. Интересный в романе есть диалог одного из функционеров партии «Союз созидающих» Матвея и главного героя романа Саши:
» — Матвей, — спросил Саша негромко, — а ты думаешь иногда о том, что нас ждет? Партию что ждет? Матвей посмотрел на Сашу серьезно.
— Саша, у нас нет ни одного шанса, — сказал он. — Но разве это имеет значение?»
А что имеет? И вот здесь встает целый ряд очень важных картин и обстоятельств жизни такого пацана, как Сашка. Его деревенское детство с деревенским окликом на «я» — Санькя.
Это как генетический код или как настрой души. Любовь к матери, вечно барахтающейся в нищете медсестры. Умение чувствовать красоту вокруг.
Вот Сашка видит городскую улицу: «И очень много фонарей. Иногда они выгибали тонкие шеи, иногда стояли на тонкой черной ноге, а еще висели, как кадки, над деревьями».
Когда человек умеет так замечать и чувствовать, это не механический болванчик, это человек с душой. Еще есть воспоминания — о гробе с отцом, который волокли по зимнему лесу несчастные и нищие — мать и Сашка. О беспределе крутых парней из органов, хамов и зверюг. Да о многом еще.
Душа Саньки — это живой и трепетный мир. Вот только куда кривая его выведет? Может быть, не без внимания и обаяния некоторых гиперболических инъекций Александра Проханова, в последней — тринадцатой! — главе своего романа Захар Прилепин рисует фантастическую картину, а что было бы, если бы… Если бы все эти полунесчастные парни, но с живыми и неравнодушными душами и головами, получив еще одно, особенно чувствительное унижение, вдруг взялись за оружие.
В журналистике, говорит тот же Виталий Третьяков, самый крутой вираж — социальный прогноз. Своим социальным прогнозом (что там сны Веры Павловны из «Что делать?») завершает «Саньку» Захар Прилепин.
Это бунт, бестолковый, жестокий и безысходный. Санькины пацаны занимают кабинет губернатора. Все, на что способен сам Сашка — Александр Тишин, — это в порыве отчаяния вышвырнуть из окна либеральствующего приспособленца Безлетова (есть полет!)
Это происходит после гнуснейшего расстрела оцеплением подростка, брата Санькиного товарища. Всё — жизнь перестала быть чем-то отчетливым, хотя автор романа и настаивает: «В голове странно единые жили два ощущения: все скоро вот-вот прекратится и — ничего не кончится, так и будет дальше, только так».
Что же нам болеть, сердиться, негодовать на этих людей, наших детей, собственно, которые вот так защищают вот так понятые ими самими цели своего существования? Чтобы ответить хотя бы себе на этот вопрос, я открыл том дневников Льва Николаевича Толстого. Страницу от 21 ноября 1889 года. Хоть запись и сырая, для себя, и не совсем отточенная в формах выражения, но для нашего неспокойного времени, мне кажется, многое значит.
«Ясная Поляна. Ходил думал: Человек живет не по своей воле, какая-то сила выдвинула его в мир и движет — сила эта (как ни смотри на мир, на человека — материалистически или идеалистически) — всё в мире от тяготения до самоотвержения, и в движении этом человек придумывает себе цели, освещает себе это стремление, говорит себе, зачем он живет. Человек с рассудком не может не делать этого. И поэтому он не может не считать себя правым в своих поступках.
Человек идет с фонарем и говорит, что он видит траву, камень, дорогу, и не может быть вопроса о том, что он прав или не прав: он не может не идти и не может не видеть… Один видит дальше и лучше направляет путь. Сердиться за то, что человек не видит лучшего пути, нельзя, жалеть даже нельзя; можно только помогать им видеть лучший путь. Должно даже, потому что в этом есть смысл жизни. Понимать, что он не может иначе идти и видеть и то, что каким бы обходом он ни шел, он идет к Богу, как и ты. Не сердиться, не жалеть, а двигать туда, куда видишь, так же, как и он двигает».
Конечно, правовые и силовые органы, структуры занимались и будут заниматься Тишиным и «союзничками». Это неизбежно. Да просто так устроена жизнь. Но ведь нам-то с вами «перекинуть» на них всю эту боль, несчастье, Санькино желание достойно смотреть жизни в глаза ну никак не годится.
»… можно только помогать им видеть лучший путь», — убежден был один из самых умных и нравственно непоколебимых людей России. Санька и его товарищи — тоже наши.
Пока мы не поймем это, наш путь к Богу окажется во много крат длиннее. Наше с вами равнодушие к судьбам колянов и саньков создает почву для силовиков, которые под знающим и пристальным взглядом писателя становятся больше похожими на громил и уродов, чем всякие там «союзнички».
Можно было бы написать как-нибудь громко и эпатажно: например, Захар Прилепин выпустил книгу протеста. Но это было бы неправдой. Он создал роман честный, неповерхностный, а понимающий проблемы тех сегодняшних молодых, у кого любимое слово «Революция» на горячечных губах, всей силой любви и сострадания.
«Да как можно любить тех, кто нарушает, кто преступает закон, тех…» — я и вы знаем такие голоса, их сегодня тоже много.
«Раздавить гадин!» — такое уже было, в том же 37 году, и приписывается нынешними либералами как раз коммунистическим организаторам жизни. Так мы с вами необольшевики, что ли? Кто мы? И что для нас эти дети с революционной риторикой в речах? Что делать? «… не сердиться, не жалеть… помочь»