О книге Захара Прилепина “Санькя”

Читательских отзывов, критических статей о книгах, про которые собираюсь писать, я обычно не читаю. Но в Интернете случайно наткнулась на чью-то фразу о романе Захара Прилепина “Санькя”: “Читал и не мог оторваться”.

Отрывалась ли я? Борщ не пригорел. Но ни за какое дело всё же не взялась, пока не дочитала книгу “Санькя”.

Не могу ответить на вопрос, понравилась ли книга. Слова “понравилось” и “не понравилось” просто неуместны для неё. Какое-то двойственное, нет, даже тройственное чувство оставила она у меня. В памяти застряли три темы. Захар Прилепин искусно связал их в единый сюжет романа, но у меня они всплывают отдельно друг от друга.

Первая — страшный патриотизм “Союза созидающих”. Страшный в прямом смысле. Разрушительный. Красно-коричневые кромсают всё подряд в исступлённой ненависти к власти, правительству, президенту и в истерично-злобной любви к отечеству (которое должно быть русским, только русским!).

С каким чувством читала первую главу романа — митинг оппозиции и шествие по городу членов “Союза созидающих”, которые, упоённые своим патриотизмом-шовинизмом и выплеснувшимся адреналином, бьют витрины и фонари, переворачивают и поджигают автомобили, уворачиваются и удирают от омоновцев? Читала с жалостью. С жалостью к несчастным и бессильным матерям этих пацанов и девчонок.

Конец книги не был для меня неожиданным. Каждый шаг Саши Тишина и его однопартийцев-экстремистов (одновременно и собутыльников, и неприкаянных беглецов, скрывающихся от ареста) приближал их к смерти. Они думали — к героической. Ведь вооружённый захват власти шёл под призывом: “Партия говорит нам: русским должны все, русские не должны никому. Также партия говорит нам: русским должны все, русские должны только себе. Мы хотим вернуть только то, что мы себе должны: Родину. Вперёд”.

На самом деле каждый шаг приближал их к небытию: кто впишет их имена в историю?

Последнюю главу читала с жалостью уже к этим молодым людям. И совершеннолетние, они всё равно наши дети.

По ходу чтения сначала думала: не-е-ет, эту книгу надо родителям прятать от своих подростков! Романтика хулиганства и преступных действий сама по себе опасна, а тут она ещё и в связке с идеологией.

Но это не выход: прятать. Пусть девчонки и мальчишки, юноши и девушки читают!

И пусть обязательно прочитают сами родители. Чтобы глазки, с умилением глядящие на деток, прорезались.

Вторая картина, встающая передо мной, когда перебираю в памяти содержание книги Захара Прилепина “Санькя”, — деревня. Бог мой, с какой любовью и одновременно болью писатель её рисует! Её убогость, забытость, бездорожье. Бескорыстную доброту деревенских жителей. Беспросветное пьянство. Детство своё (ну а чью же деревню Прилепин описывает?!), деда и бабушку, для которых любимый внук Саша и есть — Санькя. (Признаюсь: когда впервые услышала об этой книге, то из-за буквы “я” в слове “Санькя” мне подумалось, что произведение имеет отношение к Китаю. Тем более что книга получила китайскую премию. С предвкушением чего-то необычного и начала читать. Но попала в переломную Россию.)

И третья картина: свидание Саши и Яны. Поражалась мастерству изображения эротических эпизодов в книге Захара Прилепина “Патологии”. Поразилась и в этой. Такого я не встречала много лет, с тех самых пор, когда в юности прочитала “По ком звонит колокол” Э. Хемингуэя. Откровенно — и без пошлости. Прямо — и иносказательно.

В заметке о книге Захара Прилепина “Патологии” я писала о том, как меня восхитил незаштампованный, свежий язык писателя. “Санькя” меня уже столь не восхитил. Царапала некая небрежность к слову.

Например, опять возникла “лобовуха”! Ещё в “Патологиях” она вызвала недоумение своим частым повторением, но там повествование шло от первого лица, поэтому было простительно.

Странно, что вместо слова “челюсти” употребляется, и не раз, слово “скулы” (”дрожащие скулы”; “скулы сжались, сдерживая зевок”). Автомобильные стеклоочистители, или “дворники”, в книге названы брызговиками (”брызговики работали непрестанно”). Текст пестрит и стилистическими шероховатостями типа “всё оказалось проще, чем казалось”, “одел шапку”. В телепередаче “Школа злословия” Авдотья Смирнова рассказала, как её умилило в этой книге выражение “голое, обнажённое мясо”. Но ведь здесь явная тавтология!

Если бы Захар Прилепин был заурядным писателем, то я бы не стала так “мелко” придираться. Но Прилепин не таков. Поэтому хочется, чтобы сочность его прозы сопровождалась безупречной стилистикой.

Раиса Аркадьевна Пирагис
litsite.ru, 2.07.2008