Радикальная политика глазами молодых русских писателей.
Отечественным писателям всегда было неуютно в башнях из слоновой кости. Мастеров пера влекло на митинги, в народ, в революцию. Нынешние прозаики из поколения 30-летних тоже осваивают политическую тему. Из этого специфического материала подчас получается превосходная – и очень разная – литература.
Для читателей, воспитанных на классике соцреализма, сюжет романа Захара Прилепина «Санькя» (М.: Ad Marginem) покажется более чем привычным – в книге описан путь молодого человека в революцию. Отдаленно угадывается и «Мать» Горького, и другие сочинения революционно-житийного ряда.
Героя книги, Александра, на деревенский лад зовут Санькя (он родом з крестьянской семьи). Он член некоей радикально-оппозиционной, запрещенной властями партии. Участвует в митингах, уличных беспорядках, ведет «подрывную» работу, по поддельному паспорту посещает Латвию для выполнения секретного задания партии… Подвергается аресту, допросу с пристрастием… Возглавляет дерзкий захват здания городской администрации в областном центре…
Однако роман этот – не только и не столько о политической борьбе. Он – о природе русской радикализма, о его метафизике. О психологии «подрывника», «мстителя». И о русской жизни, рождающей радикальных мальчиков и девочек.
И хотя речь в романе идет о вымышленном «вооруженном выступлении», книга Прилепина – ценный художественный и человеческий документ наших дней. Автор сам, как известно, близок к кругам, изображенным в его книге.
Санькя и его сподвижники, по сути, – кучка отверженных. За ними следят «органы», их побаиваются собственные родители. Это настоящие подпольные люди. Они борются, дискутируют о политике и русской идее, мстят, играют в мятеж. Современные революционеры вылеплены автором пластично, рельефно. Прилепин пишет (по слову его почитателя Д.Быкова) «заразительно». Ему веришь. Так, сцена покушения на латвийского прокурора – «палача русских патриотов» – пожалуй, одна из лучших в новейшей отечественной молодой прозе.
Роман этот – и апология протестного движения, и своеобразная его эпитафия. Фиаско здесь неотделимо от триумфа, трагедия – от фарса. Прилепин показал изнанку современной российской жизни, для изображения которой ему понадобилась какая-то «другая» проза. С большей степенью свободы.
Автор романа «Птичий грипп» (М.: АСТ) – тоже непосредственный участник политических баталий: и в телестудиях, и на улицах. Сергей Шаргунов рано дебютировал как писатель и политик. В первой ипостаси, на наш взгляд, добился (пока) намного большего. Зато вторая – дала богатый материал для прозы.
Если Прилепин описывает радикальную оппозицию во многом «изнутри» и реалистически, то взгляд Шаргунова несколько более отстраненный. И потому доводит иные образы до шаржа и гротеска. Не случайно в романе представители разнообразных политических движений уподоблены… птичьему базару. Или птичьему отделению зоопарка. Где каждой пернатой «твари» по паре.
Герой романа – молодой социолог Степан. Радикалы интересуют его лишь постольку, поскольку он пишет о них заказное исследование о срезах современного общества. Но есть у него интерес и человеческий… или, скорее, орнитологический. «Степан постоянно задумывался над идеями тех, с кем он общался. Нацболы, коммунисты, нацики, либералы… Их идеологии смотрелись забавным оперением, но главное – жар. Гриппозный, очистительный. Больное пламя затмевало разнообразие птичьих оперений, тела дышали огнем…».
Степан путешествует по экзотическим сегментам (субкультурам) российской политической сцены: от монстров оппозиции до верных «псов» режима. Каждый политик здесь имеет свой голос, свое «оперение». Орел Чечни, мечтающий освободить «прикованного горца». Снегирь-коммунист, расцветавший кумачом в дни политических заморозков. Агент власти Филин – с крючковатым носом, не спавший по ночам. Сотрудник спецслужб Ярик, всегда готовый «заклевать» любого не в меру распоясавшегося оппозиционера… Весь этот паноптикум изображен зло и смешно, в лучших традициях русской политической сатиры – но на новейшем, актуальном материале.
Если роман-карикатура Шаргунова попахивает фельетоном, но Наталья Ключарева выстроила сюжет в духе экзистенциальной фантасмагории. Дебютный роман молодой писательницы «Россия: общий вагон» (СПб.: Лимбус Пресс) собрал в прошлом году букет похвальных рецензий. Среди его персонажей можно найти любой психологический и социальный тип обитателей нашей страны. Герои романа по России вдоль и поперек, от нищих заброшенных шахтерских городков до обеих столиц. Заглядывают в грязные закоулки, опускаются на самое дно, ищут какую-то сумрачную тайну. Страна окутана туманом, она словно ждет пробуждения от тяжкого сна, странные люди населяют ее.
Роман Ключаревой – не «собранье птиц», а самый настоящий радикальный бестиарий. Персонажи здесь – на любой, самый искушенный вкус. Террорист-декадент, страстный поклонник Савинкова и Каляева. Филолог-подрывник, кумир молодых антиглобалистов. Чекист-диссидент (sic!). Седовласый комсомолец, «совсем ослабевший от борьбы с империализмом и бесконечного одинокого запоя». А еще – арт-террористы, ветераны «эзотерического подполья», книжные революционеры... Сюжет, несмотря на кажущуюся неразбериху, заверчен весьма лихо, хотя и в типично русском «безумном» стиле. Катарсисом же, по закону жанра, становится революция, начавшаяся с обыкновенного уличного шествия. И в целом, оппозиционных шествий и прочей публичной борьбы во всех трех романах гораздо больше, чем в реальной – сегодняшней – российской политике.
Андрей Мирошкин, "Кульпоход" - февраль 2009 г.