Захар Прилепин. Санькя.

КНИЖНЫЙ МИР: Читальный зал

Писать рецензии на скверные вещи намного легче, чем на хорошие. Там обличил недостаток, здесь высмеял ляп, тут раскритиковал построение — и всё, готово. Что сказать о качественной книге? Рассыпаться в похвалах на все пять (десять, двадцать) тысяч знаков? Вроде бы не годится, несерьёзно, как-то не так выглядит. Да и сарказмом, остроумием не блеснёшь ведь на хорошем материале! Так что рецензировать «Санькю» — дело нелёгкое. Но я всё-таки попытаюсь.

Книга вышла в издательстве «Ад Маргинем», и это её уже характеризует. Главный герой — член молодёжной экстремисткой организации. Это так же характеризует её, ещё в большей степени. Интернет полон разговоров о том, что Прилепин запустил политику в литературу, что выступил как проводник национал-большевизма, что рискует сильно и теперь наверняка станет одним из символов протестного движения. Между тем, на мой взгляд, политического в книге меньше, чем художественного.

В начале первым делом понимаешь, что держишь в руках — верите или нет — вещь, написанную в русле той самой великой и классической русской литературы, которую положено хвалить, но не читать, при всяком случае высказывая сожаления о её недавней смерти. Прилепин замечательно владеет словом. Его стиль — без вычурности, без излишеств, ясный, гладкий, чуть-чуть архаичный и с массой находок, очень точных и оригинальных выражений. То там, то сям выскакивающее слово в стиле XIX века не выглядит, как у многих авторов, жеманно: нет, всё на своих местах. В целом роман похож на фильм: в конце каждого из абзацев режиссёр кричит «Стоп, снято!». Фильм очень подробный, со множеством крупных планов, демонстрируемый в замедленном темпе: фигуры на экране движутся размеренно, не смешиваясь в кучу, не мелькая и не запудривая мозги зрителя спецэффектами — между тем, перед нами сцена битвы. «Саша ещё стоял возле строя, не найдя своего места, но молодая его пасть уже была разинута в крике — краем зрения он видел испуганно взмывших с асфальта голубей, нервно дёрнувшегося офицера, стоящих у ограды „срочников“, сразу начавших перехватывать дубинки вялыми руками. — Саша кричал вместе со всеми, и глаза его наливались той необходимой для крика пустотой, что во все века предшествует атаке».

Своей исключительно политической тематикой и сочным слогом «Санькя» вызвал в моей памяти «Жизнь Клима Самгина». Здесь тоже есть обольстительно-асоциальные девушки, нерешительно-либеральные интеллигенты, машинообразно-исполнительные экстремисты и много-много разговоров о судьбах России. Актуальных. Умных. Составляющих, как и у любимого мной Горького, основное содержание книги, не имеющей ни общей завязки, ни развязки, ни интриги, но читающейся быстро, с большим удовольствием. Наверно, прежде всего благодаря яркости стиля и очаровательности образов: «Что за одиночество, если всё прожитое — в тебе и с тобой, словно ты мороженщик, который всё распродал, но ходит со своим лотком, и, ложась спать, кладёт его рядом, холодный».

В отличие от подавляющего большинства книг о протесте и несовершенстве либеральных ценностей, рассчитанных лишь на «свой» — молодёжный и заранее разгневанный — контингент, книга З. Прилепина адресована гораздо более широкой группе читателей. Сживаясь с Санькой, членом революционной партии, читатель-либерал или читатель-консерватор и, уж конечно же, читатель-не-определившийся неожиданно оказывается в ситуации, где он сочувствует идейному противнику, по крайней мере, человеку, увидав которого на улице, в деле, в момент сожжения Макдональдса, вызвал бы милицию. Ему — бунтовщику — и вместе с тем его брошенной ради революционной борьбы матери. И либералу Безлётову, верному, дружелюбному, со своей правдой. Автор далёк от того, чтоб ограничиваться описаниями достоинств «левых» и никчёмности «правых». Будь так, наверное, сочувствовать главному герою оказалось бы проблематично. Но, нет, то тут, то там проскальзывают фразы, не то, чтоб близкие к унизительному психоанализу, но как бы раздевающие и идеологию героя, и её основы: «Саша делал своё дело, отгоняя иные чувства, помимо желания разбить и сломать как можно больше»; «На самом деле это никогда и не было политикой»; «Мы — безотцовщина в поисках того, кому мы нужны как сыновья». Теперь оппонент с торжествующим видом не сможет уже уличить Саньку в том, что его политика — не политика, а все устремления товарищей — на самом деле из-за семейных проблем. И правильно — какие-либо убеждения не умаляет то, что они происходят из проблем, так как и не принижает воду то, что она — всего лишь кислород плюс водород. За то взгляд на героя без превознесения делает его живей в глазах читателя. 

На фоне массы книг под маркой «контркультура», «неформат», «альтернатива» и тому подобное, которые, как правило, являют собой смесь чернухи и порнухи, где умный читатель должен разглядеть очередное обличение жупела «потребительского общества», роман «Санькя» представляет собою отличное и исключительное свидетельство того, что Революция с Литературой — совместимы.

Мария Чепурина
«Русский эпиграфъ»