Волелюбый — не про Россию слово
Об «Обители» Захара Прилепина
Этим летом Захар Прилепин — самый популярный писатель в России. По рейтингу продаж книг в крупнейших сетевых и интернет-магазинах его новый роман «Обитель» обгоняет и Акунина, и Дашкову, и Стивена Кинга, и даже британские попсовые «Пятьдесят оттенков серого».
Прочитал я «Обитель» и доложу вам: большой, значительный роман, матерый. Не скажу, что «влетает» просто, все же он о Соловецком лагере, а о тюрьме вообще читать нелегко. Но прочитать вам, думаю, надо.
Во-первых, читал я «Обитель» вперемешку с автобиографией американского шок-рокера Мэрилина Мэнсона. И возможно, что кому-то это покажется странным, но в этих двух книгах довольно много схожего. И там и там — искривленная вселенная, и там и там — эксперимент по перековке человека. И там и там — мир внутри другого мира. Фантасмагория человеческого порока. Физиологизмы, много спермы, много расширителей сознания. Правда, если Мэнсон и его друзья употребляют чистый кокаин, то в «Обители» если пьют не водку, то какие-то дикие технические смеси.
Во-вторых, если о втором романе Прилепина «Санькя» (по распространенному мнению, лучшем в творчестве писателя) писали, что он в духе горьковского романа «Мать», то тогда «Обитель» — скорее почти «На дне». Люди в стесненном пространстве — и ужасно много говорят. Выговариваются, чувствуя, что, возможно, это их последнее слово. В «Обители» и отличный Лука есть. Да и претендентов на роль Васьки Пепла хоть отбавляй. И пусть у Горького говорят, что человек — звучит гордо, а в «Обители» автор делает вывод, что человек темен и страшен, но и здесь полно персонажей, которые могли бы вслед за Горьким и про гордость человека повторить.
В-третьих, «Обитель» хорошо бы посмотреть на маленьком экране в виде подробного сериала, только не вижу в РФ ни одного режиссера, который смог бы осилить материал. Ну, не Германике же отдавать, право. А Бондарчук бы пластик сделал. Сам Прилепин в одном из интервью говорит, что снимать фильм по «Обители» позволил бы только своему другу Александру «Географ глобус пропил» Велединскому. Но от себя добавлю, что бригада, создавшая «Игры престолов», точно сумела бы «Обитель» осилить. Но ведь заокеанских ребят о том не попросишь.
В-четвертых, «Обитель», конечно, роман идей. Я не читал прочих рецензий, но не думаю, что моя интерпретация кому-то еще могла прийти на ум. А пришел я к выводу, что главный герой — заключенный Артем — это и есть Россия, а чекистка Галина, возлюбленная Артема (или просто секс-партнерша — герой сам не разобрался) — это обобщенный Запад.Галина своей «свежайшей простоквашей в огромных плошках» (это о ее груди) Артема приманивала-приманивала, да и приворожила. А потом стала показывать пути выхода из клетки, в которой сидел Артем. Но тот парень, он, оказалось, вообще не про свободу, ему бы так и сидеть в клетке. И Галина даже в сердцах ему бросает: «Есть такое слово: волелюбый, не про тебя слово». Волелюбый — не про Россию слово. «Посмотреть на тебя, так тебе что воля, что тюрьма, что вода, что суша, — сказала с некоторой, впрочем, мягкой издевкой Галя…»
Однако обстоятельства в романе складываются так, что эта парочка (простите за спойлер) все-таки бежит из тюрьмы на моторной лодке. Инициатор побега, понятно, Галина. Артем о побеге и не помышлял (хотя вокруг него о побеге немало говорят). И если Галина (Запад) уверенной рукой ведет лодку к условной Норвегии или Финляндии (к свободному берегу), то Артем вскоре уже готов дать обратный ход, он «твердо понял, что их не нагонят сейчас же, и теперь придется как-то жить в этой лодке, что-то делать, играть в игру, что они уплывают и никто их не поймает… На это нужно было искать силы…» И уже помышляет: не убить ли ту, которая ведет его к свободе: «Может, утопить ее?» Мучает себя вопросом: «А вдруг я больше никогда не вернусь в Россию?» И наконец он совсем сникает: «Подыхаю…».
И когда беглеца-неудачника вновь отправляют в камеру, он просто ликует: «Открыл глаза — камера показалась большой, солнечной, просторной. Внутри сердца была неслыханная свобода…» То есть парень реально принимает свое узилище за свободу. Честно — мне больше нечего добавить.
Кроме того, что именно об этом горько пел Борис Гребенщиков: «И если выбить двери плечом, все выстроится снова за час…»