«Шедевр», «роман века», «немедленный классик», считает Лев Данилкин, один из самых именитых русских критиков, сравниваемый с Толстым и Гомером, Достоевским и, разумеется, Солженицыным, обладатель главных национальных, преподнесена и прожита как событие премий: «Обитель» Захара Прилепина была задумана как событие, которому суждено незамедлительно войти в список бестселлеров и утвердить самого обсуждаемого русского писателя наследником великой традиции. Удавшаяся операция, судя хотя бы по доносящимся отовсюду аплодисментам этому роману весьма некарманных размеров, сложному и жёсткому, который сейчас «Воланд» предлагает на итальянском, в переводе, хорошо передающем его тонкости и ритм. Давно уже московские интеллектуалы не отзывались хорошо о Захаре Прилепине, 1975 г., знаменитом своими политическими битвами так же, как и литературной деятельностью. Он вызвал землетрясение своим открытым письмом, в котором объявлял себя сталинистом, и его герой полностью соответствует современности: националист, мачо, немного ностальгирующий по СССР и очень сильно по старинной/традиционной России, ветеран Чечни и активный участник действий филорусских повстанцев в Донбассе, знаменосец нью медиа, заявляющий однако, что всегда носит с собой молитвенник. «Обителью» он врывается в святую для русской литературы территорию: действие романа происходит в 1929 году на Соловках — первом лагере, построенном большевиками в бывшем царском монастыре. Возможно, это первая «проза Гулага», написанная тем, чьей ноги там не было, хотя при этом Прилепин подробнейше изучил документы и у многих персонажей есть реальные прототипы.
Ожидающие ужасов Гулага не будут разочарованы. Сюжет ведёт главного героя Артёма, молодого благополучного москвича, осуждённого за убийство отца, сквозь массовые расстрелы, побои, пытки и унижения. Его задача — выжить, и строение романа пронизано дыханием классической традиции и ритмом телесериала, или игры «квест», где поднимаешься с одного уровня на другой, среди неожиданных поворотов событий и сменой места событий, действующих лиц и ситуаций. Артём молод, силён, оптимист и одушевлён той жаждой жизни, что ведёт его от пыточных застенков к верхушке лагерной иерархии, от побега в ледяном море к «салонам» заключённых интеллектуалов, в многомерную вселенную, освещённую, кроме прочего, страстной и мутной любовной историей. Лагерь — который в знаменитом споре между А.Солженицыным и В.Шаламовым для первого представлял возможность стать лучше, и для второго извращение, от которого невозможно избавиться — для Прилепина это нечто почти нормальное и все, по очереди, превращаются из жертв в палачей, и наоборот.
Новое, вызов — это Гулаг, не являющийся больше адом для невинных. В его «квесте» Артём — не жертва режима, а виновный в жутком преступлении — встречает десятки действующих лиц, от офицеров-чекистов до бывших монахов, от обычных преступников до интеллектуалов, посаженных за их несогласие. На смену принудительному труду приходят длинные рассуждения эрудита об истории, литературе, политике и религии. Остров Соловки становится метафорой целой России. Командир этой параллельной вселенной, Фёдор Эйхманис — имеющий прототипом реального основателя Гулага — рассказывает о прошлом монастыря, тюрьмы и места пыток в течении четырёх столетий, и теоризирует о продолжении кровавой русской истории. Прилепин не «отрицатель» Гулага, напротив, он описывает его почти в стиле «pulp», однако он коренным образом меняет его перспективу. Эйхманис — настоящий главный (положительный) герой романа — организаторский гений, образованный человек со множеством интересов, своего рода «эффективный менеджер» (как Путин назвал Сталина), преобрающий тюрьму в примерное учреждение, с библиотеками, театрами, научными лабораториями и мастерскими. Нет невинных, есть масса убийц, предателей и грешников, из которой Эйхманис должен «выковать нового человека», как воскликнул по возвращении с Соловков в 1930 г. Максим Горький. Прилепин, однако, идёт гораздо дальше отца соцреализма: вместо того, чтобы выдавать Соловки за рай, он описывает их как убедительный/захватывающий ад.
Умело выстроенный как роман-правда, «Обитель» — это поле намёков и цитат, начиная с начального диалога на французском, неизменно вызывающего в памяти «Войну и мир». Прилепин честолюбиво признаёт, что хотел соединить в своём тексте «всех троих братьев Карамазовых со Смердяковым». Это не история пробуждения: Артём выходит из своих приключений, из споров с разными действующими лицами, которым доверены отрывки программных сообщений, от физических и моральных испытаний, точно таким же, каким вошёл в них. Сам автор спрашивает себя, была бы эта история иной с точки зрения других действующих лиц, или «та же»? Гулаг — это метафора и судьба России, и как таковой должен быть принят.