Чеченский и личный Ад: о романе Захара Прилепина «Патологии»
Захара Прилепина я встречал «живьем». Правда, персонально не общался. Хотя и сидел в двух метрах. Наблюдал, как молодые литераторы водку да пиво внутрь себя вливают. Они вливают, и все с каким-то прищуром. Никогда не впадут в искренние объятия. Писатели ведь монстры: глядят друг на дружку с неизбывным подозрением. Редко когда найдут общий, по понятиям, язык. Художники все такие: каждый в своем вакууме вращается, словно Белка со Стрелкой в центрифуге. Буквально все подряд с каким-нибудь выпендрежем (лезущим в очи окружающим, как, допустим, упругий бюст какой-нибудь стриптизерши) и немерянными, стало быть, амбициями. Духовный стриптиз будет покруче телесного!
А Прилепин к тому же «восходящая звезда», надежда русской литературы. И он это прекрасно осознает. То есть от него «сияние исходит». Вроде просто сидит человек, а… не просто так сидит. Со значением. С излучением славы. Пусть и в узком кругу «посвященных». Даже я, не особый специалист в современной литературе, прочел несколько рецензий на его тексты.
И вообще, почитываем же мы «Лимонку» и «Завтра» в электронном виде? (Не все ж картинки в «Плейбое» рассматривать?) С рецензиями, кстати, весьма напряжно. Критики «мочат» Прилепина, не стесняясь в выражениях. Добавлю, порой весьма убедительно. С цитатами. Но и респектов тоже достаточно. Живое дело. Так и должно быть.
Но, ясно, рецензия — это одно, а сам рецензируемый текст — совершенно другое. Существует обаяние объема. То самое количество, что вечно переходит в качество. К тому же роман это не стихи, которые должны врубать по мозгу сразу и наповал. Проза апеллирует не к пространству (как картина, либо верлибр), а к времени. К процессу. К биографии. К прошлому. К воображению.
Иначе говоря, надо Прилепина прочесть самому. Без посредников, блин, всяких постмодернистов. Выяснить, в чем же его — сугубо прилепинский — концепт, послание? Боль художника, наконец?!
Здесь, по обыкновению, сделаю пару ремарок. Внешне Прилепин произвел на меня впечатление крайне успешного мужчины. Какой-то он ухоженный. Как будто киноактер. Причем сериальный. С другой стороны, явный скинхэд, мускулистый мужик, с острым проницательным взглядом. Если что, и по морде врежет. И накатит, как следует. И интеллект во взгляде, некая поэтичность. Такая «мечта юной нацболки». Папа Хэм на русской почве. Чистый «Вайт паура». Мачо не мачо, но близко. Резко контрастировал с астеничными юношами и отрЫвными питерскими особами типа «Упырь Лихой» (ради интереса загляните на ее — она женского роду-племени — сайт «Неоновая литература», посмеетесь от души).
Ну, вот. Такой субъективный образ сложился от мачо Захара Прилепина. Ей Богу, не гиперболизирую. Но неприятно удивила его суетливость. Группа товарищей отправилась в Кремль, и он тоже поперся. Проигнорировав другие удовольствия. И все спрашивал тревожно: «А пустят?». В газетах написали, что просил там за брошенных в тюрьмы «соратников по партии». Если действительно так, то это оправдывает все. И не мне здесь выставлять какие-то убогие нравственные оценки.
И все ж-таки рискну выразить мысль рельефней. Прилепин едет на автобусе в Кремль, задавать вопросы господину Суркову, а ребята из НБП — в казематах. Как сформулировал один известный автор, полный «когнитивный диссонанс».
С наслаждением откажусь от этого своего абзаца. Ведь не настолько продвинут, чтоб получать дубинкой по бритой башке от жлобов в серой форме на «Марше несогласных». Но все ж-таки это и не 93-й год, когда трупы безобидных, в целом, людей грузовиками вывозили от сожженного на позор всего мира Российского Парламента? Даже якобинцы до такого не додумались.
И, кажется, впервые сейчас 90% читателей ЦДИ со мной согласятся?
Да, «Первый канал» смотреть просто невозможно более или менее вменяемому человеку. Это ТВ непонятно на какой плебс рассчитано. Сидишь и прямо изумляешься. Даже любопытно, до чего они, телевизионщики, дойдут месяцев через восемь! Такое впечатление, что корреспонденты там сплошь — приколисты. Сделают репортаж и сидят, похохатывают, попивая «Путинку».
Но Путин никакой не Сталин, даже если европеоиды из «Интернешнл амнести» им детей пугают. Диссиденты наши официальные по «Евроньюсу» выступают? Книжки Лимонова во всех снарках пылятся? Радио «Свобода» не глушат? Авторы «На Грани.Ру» херачат свои мнения направо и налево? Что еще надо ошалевшим от Буша америкосам? Что б снова пьяный русский медведь с цековской лексикой и оскалом дирижировал немецким оркестром?
Ремарки кончаются. Все это я к тому, что Прилепин — актуальный писатель.
Это значит, собственно, то, что: прочитав его текст, цепляется вся эта байда, всякая действительность, о которой выше. И «оранжевые революции» на Украине, и стриптиз в клубе, и «Ляпис Трубецкой» с последним клипом, и Вулфовец в рваных носках.
И это как раз — современная реальность! Вот какая штука!
Зачем еще нужна актуальная литература? На фига? Обойдемся постами в Интернете. Тоже познавательное чтение. Но вслед за Рембо повторяю призыв всех подлинных поэтов: «Нужно быть актуальным, только актуальным!».
Существует, между прочим, Достоевский. Он все рассказал! Про вас, про меня самого и рядом живущих, смердящих, умирающих, разлагающихся. Успешных, и не очень. Всех этих извращенцев Свидригайловых. И все равно: шагающих в Бездну. Хотя упрямо и не признающихся в этом факте. Достоевский — это навсегда.
И я встречал много людей, которые всерьез утверждали, что классики им достаточно. Впали в детство.
Не-а.
Классика — для юношей. Для тех, кто только начинает жить. И ни черта, все ж, не знает «еще и пока», но интуитивно чувствует. Тогда можно и поплакать над «Братьями Карамазовыми». Я сам ревел, как белуга. Это — опыт чтения. Может, даже, откровения. А когда тебе за тридцать, хочется опыта твоего современника. И — соотечественника. Открыть книжку, и убедиться, что живут неподалеку живые люди, а не роботы. Не схемы во плоти.
Опыта хочется: чужого и талантливого рассказа. Превращающегося в твой личный опыт. И не репортажного, а художественного.
И вот Захар Прилепин этот опыт нам предоставляет. Поэтому не стану придираться к его манере письма. Это штука, во-первых, относительная, во-вторых, искусство — это не только техническое мастерство. Не все Тургеневы да Набоковы. Есть еще Чернышевские. И пишут коряво, да. Зато понимают больше. Истина — дороже. Чем словесные выкрутасы и фокусы с регистрами «нарратива», будь он, «нарратив», не к месту помянут.
Пусть и забавно иногда на досуге посмаковать изящность набоковской фразы.
Я не пытаюсь выставить внешнюю непритязательность прилепинского текста, как некую «догму». (В том «голландском» смысле, если кто меня вот в данный момент понял: «дескать, выпендрился все-таки, сука!»).
Тут, понимаете, в Прилепине, есть какая-то шокирующая ум и чувства истина. И заключается она в том, что мы, увы, не герои. Его ребята, которые на войне, крепкие, здоровые, живые. Спецназ. Но когда над ухом свистит пуля, которая в миг обращает молодость и красоту в кусок человеческого мяса, лишний раз убеждаешься в патологичности бытия. И Прилепин это талантливо показал. Очень достойно.
Здесь появляется соблазн начать Прилепина цитировать. Все его жесткие, запредельные описания трупов русских наших «срочников» с отрезанными ушами, обгорелыми гениталиями, про вывернутые зубы, про бестолковую нашу пьянку, из-за которой гибнут от бородатых боевиков твои товарищи. Я не стану его цитировать. Кто захочет, и сам прочтет.
И все ж-таки жанр рецензии требует дефиниции.
Лирический герой Прилепина — это «Я, Эдичка», попавший на войну.
«Патологии» — это не только зверства русских солдат и их врагов, жутких чеченов, зачем-то взахлеб ненавидящих Россию. Не натурализм и очерковость в стиле Льва Толстого «Севастопольских рассказов». Это еще и подробный, с деталями и тошнотворными извращениями, отчет о том, что, в принципе, человеку совсем необязательно ехать на войну, чтобы очутиться в подлинном, извините, Инфернуме.
Человеку достаточно себя самого. Вот в чем казус и ужас.
Возьмите дебютный роман Лимонова. Чего его персонаж там страдает, ежели вдуматься? Эдичка-бэби, молодой, симпатичный. Чуть за тридцать. Мужик «в самом соку». Живет в центре Нью-Йорка. Гуляет по авеню и линиям. Загорает, голый, на балконе. На пособие, которое выше средней нынешней российской зарплаты, особенно (в те-то семидесятые годы!) не бедствует. Ни фига не делает: пьет галлонами калифорнийское вино, делает подруге кониллингус, треплется с такими же отщепенцами, как сам, и набирается жизненных впечатлений. Рассуждает о революции. Как бы всех буржуев и самок «ихних» замочить из «Калашникова». К тому ж, опять же, поэт.
Ну, ладно, не в «Рице» живет. В «Винслоу». Так в этом отеле жила в те же примерно годы Аманда Лир, многолетняя подруга Сальвадора Дали, позже звезда стиля диско. И ничего. Трахалась, прости Господи, с самим Дэвидом Боуи.
Так вот про персонажа Лимонова, а не про Лир. Подождать, потерпеть, как все «нормальные» люди, и через год-два Эдичка будет снимать квартиру в престижном районе.
Нет. Нельзя «потерпеть». Невозможно, видите ли, жить без любви. Да даже не в этом суть. Не может человек с обнаженным сердцем жить в этом мире, вот в чем патология! Другие-то могут. Живут себе. Мысль Лимонова тире Прилепина проста: мир принадлежит посредственностям. Чем ты посредственней, тем проще. Ну, и ясно, что типаж Эдички, страдающего всяческими девиациями, пару-тройку дней, может, поживет с посредственностями, подстраиваясь под них, и все. Потом устанет от показной стерильности и внешней правильности. И заявит себе: кранты, а пошли вы все!. Надо сваливать к подонкам. Которые идейно ближе. Начинаются «страсти». Оральный секс с неграми и прочий жизненный беспредел.
И персонаж Егорушка Ташевский из прилепинских «Патологий» тоже не может. Не способен «жить». Носится не столько по истерзанной чеченской земле, стреляя по врагам, которые его стараются укокошить, сколько по тупикам прошлого, рассматривая воображаемые капли чужой спермы, капающие из влагалища его возлюбленной. Этакий неврастеник в бронежилете.
Оттого, наверное, и отправляется на эту чеченскую бойню? И стреляет, и убивает. И отправляет домой своих убитых товарищей. Сидел бы дома в своем Спасе. Делал бы детей, не заморачиваясь, как и большинство всех нас. Выжимал бы последние соки во вселенской «мясорубке долга», этой колоссальной машине по убийству всего человеческого, талантливо вывернутой напоказ еще стариком Генри Миллером. Увы, машины не западного, более респектабельного, а российского производства.
И прилепинский концепт таков: лучше сгинуть в страхе и тоске. Совершить бессмысленный подвиг. Чем сидеть в клетке, отрыгивая протухшей котлетой, уставившись в дебильный телевизор.
А жизнь — это не голливудское кино. Нет в ней суперменов. А есть слабые людишки, нет, просто люди, уродующие друг друга. И с «нашей» стороны, и с «чужой». Ни чем «наши» не лучше. Просто лица роднее. Да и то, как сказать. Война-то в Чечне, по существу, гражданская. С национальным акцентом. Война и порно в одном флаконе.
Вот такая предельно голая, как на хирургическом столе, до живого мяса и вывернутых внутренностей, тошнотворная, до поноса и блевотины, патология получилась у Захара Прилепина.