Новый, талантливый, но… Захар Прилепин
Сборники «Война» и «Революция» вышли в издательстве «АСТ» с крупными красными буквами на обложке: «ЗАХАР ПРИЛЕПИН». С боку шрифтом помельче значится: «составитель», — поскольку сборники представляют собой всего лишь прилепинскую подборку классических и современных текстов на заданную тему.
Захар Прилепин если не лицо современной литературы, то один из ее брендов. На обложках прилепинских книг представлено наглядное воплощение этого бренда — портрет или даже изображение в полный рост, а в текстах — герой, обладающий прилепинским опытом, выражающий авторские взгляды, порой носящий имя своего создателя.
И в публичной жизни Прилепин — фигура заметная, его появление вызывает оживление, журналисты жаждут взять у него интервью (благо что говорит он хорошо и охотно), коллеги по цеху с радостью братаются с ним под звон сдвигаемых емкостей.
Прилепин — явление, одно из первых в литературе нового столетия и одно из самых ярких. Так что стоит пристально взглянуть на это явление по прошествии пяти лет с момента издания книгой дебютного романа Прилепина, чтобы оценить его роль и место в современной русской литературе. И речь не только о его имидже «модного», даже «гламурного» (хотя и брутального) писателя. Само его творчество оставляет множество вопросов, один из главных — куда же дальше плыть «гламурному» автору?
Выпускник филфака ННГУ им. Н. И. Лобачевского, Прилепин дебютирует в 2003–2004 годах. В толстых журналах («Севере», «Дружбе народов», чуть позже — в «Новом мире») появляются его рассказы, в «Литроссии» и «Литературной газете» — стихи, а фрагменты романа о Чечне под названием «Патологии» публикуются сначала в газете «Спецназ России», затем — в «Искусстве кино», нижегородских и питерских альманахах.
Прилепин неоднократно участвует в Форуме молодых писателей в Липках, где «Патологии» завоевали премию имени Бориса Соколова. Роман выходит в журнале «Роман-газета» и почти сразу — в издательстве «Андреевский флаг» в виде книги. Через год автор станет звездой издательства «Ad Marginem», «Патологии» будут переизданы не один раз, как и появившийся в 2006-м роман о молодом нацболе «Санькя».
В 2007-2008 Прилепин обращается к малой форме и выпускает сборники рассказов «Грех» («Вагриус», 2007), «Ботинки, полные горячей водкой» («АСТ», 2008), а также книгу эссе «Я пришел из России» («Лимбус-пресс», 2008). Отдельные рассказы Прилепина продолжают публиковаться в толстых журналах, включаются в переводные антологии русского рассказа и различные тематические сборники…
В это же время Прилепин составляет уже упомянутую книгу «Война», в 2009-м последует «Революция». Выходят в издательстве «АСТ» вторая книга эссе «Terra tartarara: это касается лично меня», сборник интервью Прилепина с русскими литераторами «Именины сердца». Журналистика в конце нулевых явно преобладает над художественным материалом — Прилепин активно сотрудничает с периодикой, являясь колумнистом сразу нескольких популярных изданий — от «Русской жизни» до журнала «Медведь».
В 2009-2010-х романы Прилепина переводятся на сербский, польский, французский и другие языки; экспортируется в основном «Санькя», хотя «Патологии» не отстают. А Прилепин начинает работу над биографией (предназначенной для серии ЖЗЛ) своего любимого писателя Леонида Леонова — она вышла под названием «Его игра была огромна» в прошедшем году. В «АСТ» и «Ad Marginem» переиздаются сборники рассказов и романов Прилепина.
Крупнейшие премии молодого писателя не то чтобы обласкали, но роман «Патологии» попал в финал «Нацбеста» (2005), «Санькя» побывал еще и в финале «Букера» (2006) и получил «Ясную Поляну» (2007), а за «Грех» Прилепину отдали «Нацбест”-2008. Любопытно, что писатель также является лауреатом небольшой тележки премий поменьше и помаргинальнее — вроде „Солдат Империи“ или „России верные сыны“ (за роман „Грех“, что довольно парадоксально).
Из этого подробного пересказа библиографии видно, что в первые два-три года Прилепин пишет несколько книг — два романа и два сборника рассказов, — которые в последние годы нулевых переиздаются, создавая иллюзию присутствия Прилепина — как писателя — в литературном процессе. Безусловно, впрочем, он играет важную роль, выпуская многочисленные интервью с литераторами, книги эссе, сборники прозы под своей редакцией, работая в жанре нон-фикшн. Но собственных художественных текстов к началу нового десятилетия Прилепин создает крайне мало.
Наряду с этим имидж автора выходит очень далеко за пределы его книг: сойдя с обложек, лицо Прилепина появляется на телеэкранах, во всевозможных глянцевых изданиях, в фотосессиях для журналов того же рода. Пожалуй, главный, наиболее громкий и яркий автор поколения «тридцатилетних», Прилепин включается в процесс гламуризации писателей, охотно презентуя себя в далеких от литературного творчества областях. Причем как в литературе, так и за ее пределами автор рисует нам один и тот же образ: сильный мужчина («мужжик», если называть вещи прилепинским языком), имеющий за плечами опыт участия в чеченской кампании, работы в различных маргинальных профессиях — от могильщика до грузчика, выражающий левые политические взгляды, связанный в прошлом с НБП. Такого Прилепина мы все знаем — а вот любим, пожалуй, все-таки не совсем этого и не за это…
Прилепинская проза обращает на себя внимание и вне связи с имиджевой репутацией ее создателя. Есть в ней — особенно в рассказах — что-то живое настолько, насколько может быть живым напечатанное слово. Пресловутые «витамины», которые нашел в прозе Прилепина Дмитрий Быков (и написал о них в предисловии к «роману в рассказах» «Грех»), действительно здесь наличествуют. Начав с «Патологий», «предельно откровенного рассказа о реальной военной работе», — романа, в котором сама тема предполагает появление острых ощущений у читателя, — Прилепин развивается и приходит к тому, что может буквально в строчку уложить целый курс витаминной терапии.
Роман «Санькя», в котором молодой нацбол сотоварищи спасается от преследований со стороны властей, а затем наносит ответный удар захватом администрации родного города;
«Патологии», наполненные предельно откровенно описанными ужасами бессмысленной бойни;
«Грех», герой которого то проявляет верх нравственной чистоты, наступая на горло своей любви ради сохранения чужой семьи, то убивает ни за что человека;
рассказы из последнего сборника — «Ботинки, полные горячей водкой», — чьи герои живут экстремально полной жизнью, — все эти книги читаются с огромным увлечением независимо от их политической, социальной, эстетической специфики.
В рассказах Прилепин умеет увлечь лучше и сильнее, романы его провисают местами довольно заметно, но при самом первом прочтении захватывают и они. Захватывают ощущением жизни — нежности, любви, правды… Этого ощущения Прилепин не смог бы создать у читателя, если бы не создал своего героя. Во многом автобиографичный, часто «занимающийся революцией» или другим настоящим мужским делом — войной, брутальной и нежной любовью (в платоническом смысле), спасением ребенка (вставной эпизод из «Патологий»), вышибанием посетителей ночного клуба, копанием могил и непременным непрерывным возлиянием в компании друзей мужик — один из образов, который не может не остаться в памяти читателя.
Героика сама по себе — достаточно редкое явление для современной литературы: давно замечено, что сегодняшние герои как-то теряются, фамилии их стираются из памяти, из романов чаще помнятся сюжетные или философские «фишки» и «фишечки» (что характерно не только для книг мастеров создания этих пуантов вроде Сорокина и Пелевина, но и для произведений Ольги Славниковой, Алексея Иванова, Германа Садулаева и других). Прилепин вроде бы преподносит нам героя на блюдечке с голубой каемкой — не в смысле ориентации этого персонажа (тут все нормально, иначе быть не может), просто образ сильного, молодого, здорового, бедного и правдолюбивого «мужжика» не может не быть привлекательным для современных русских читателей (и, конечно, читательниц).
Вероятно, с этого и начинается Прилепин-писатель, — когда выводит на авансцену отечественной литературы героя, способного продолжить ряд бесстрашных и прямодушных правдоискателей, воинов, в наше безгеройное время становящегося воплощением героики как таковой.
Получилось, но не совсем… Во-первых, герой у Прилепина почти везде одинаковый, не развивающийся — ни в рамках одного произведения, ни даже на протяжении всех пока изданных. Эта его рассредоточенность по романам, сборникам рассказов, отдельным коротким произведениям, а также очевидное присутствие героев в самом Прилепине и его деятельности, а самого Прилепина — в героях и их разных судьбах заставляет, не особенно задумываясь, назвать главным прилепинским героем самого Захара Прилепина. Это, конечно, будет в чем-то далеко от истины, но запомнить, как звали конкретного персонажа конкретного рассказа, который сделал то же, что и другой конкретный персонаж конкретного рассказа, представляется делом не первой степени важности. Один Санькя останется — и то потому, что его именем назван роман, а не потому, что он выделяется чем-то на фоне других.
Во-вторых, герой Прилепина не только обаятельно улыбается и красиво затягивается сигаретой, как его создатель на фотографиях с обложек книг. Персонажи писателя подчас проявляют совершенно неоправданную жестокость, неспособность любить близких, ставить родных выше дела своей жизни. Особенно любопытно последнее: герои-революционеры Прилепина (это, конечно, не только Санькя) всегда предпочитают дело чувствам, отчего сами страдают, но сделать с собой ничего не могут — или автор не дает им?.. Тот же Санькя, искренне любящий мать и ставящий ее жизнь как равную революции ценность, кладет себя на алтарь последней, не очень-то задумываясь о матери. Герой рассказа «Жилка» потрясающе зависим от революции, которой он, по собственному выражению, «занимается», и не может, не умеет (хотя вполне способен) выстроить из-за этого счастливую частную жизнь.
На «Жилке» можно остановиться подробнее. Это программный рассказ Прилепина, открывающий сборник «Ботинки, полные горячей водкой». Герой, к которому вот-вот придут оперативники, ссорится с женой и уходит из дома. Звонит жене в попытке примириться, но узнает, что за ним действительно пришли. Садится в троллейбус и нарезает круги по маршруту, раздумывая о собственном прошлом и настоящем, в первую очередь — о своем друге, собрате по революционным занятиям, предположительно уже задержанном. В итоге герой решает возвращаться домой, не бояться тех, кто его преследует, покидает троллейбус и встречает… того самого друга. Друг заверяет рассказчика, что на них дан «отбой», и двое революционеров радуются весеннему городу, бродячим собакам, бомжам- всему, в общем, радуются: «В мусорном контейнере, суровый и внимательный, ворошился бомж, и я с трудом удержался от желания обнять его и поцеловать в мохнатый и пахучий затылок». А «вечером мы опять поругались с женой», — сообщает рассказчик в заключительной фразе.
То есть герой может принимать действительность такой, какая она есть, он даже любить ее может, все в ней любить может — да только тогда лишь, когда эта действительность предлагает ему проявить себя, сделать мужской поступок. Узнав о том, что опасность миновала, что его не собираются задерживать, герой внутренне рассыпается, весь смысл его перерождения, случившегося в троллейбусе, исчезает. Реальность, в которую «революционер» возвращается, придя домой, отличается от той, куда он планировал вернуться — с оперативниками и штатскими, с мордобоем на митингах, с героикой и экстримом. Остается единственное деяние — поссориться с женой, справедливо замечающей в начале рассказа, что любить ее герой не умеет.
Не умеет, поскольку это чувство не вписывается в психологический тип, созданный Прилепиным. Герой его имеет твердую (при этом часто — неотрефлексированную) позицию, согласно которой действует — и, даже страдая от собственной упертости, не собирается через нее переступать. Неумение сделать счастливой любимую (по-настоящему любимую!) женщину — не худшее, что сопутствует этому. Вспомним рассказ «Шесть сигарет и так далее» из сборника «Грех», в котором герой — вышибала в ночном клубе — бьет головой о бордюр и, видимо, убивает некого «позера». За что? А не понравился ему этот позер, с момента своего прихода в клуб не понравился. Вот под утро и получил, что заслужил, по логике прилепинского персонажа. Кстати, в финале герой приходит домой к жене, которая не спала всю ночь из-за плачущего ребенка. Та просит мужа посидеть с ним, чтобы она могла отдохнуть, и что же наш герой? Правильно, в прострации идет мыть руки и смотрит на смываемую с них кровь того самого позера.
Нет, конечно, герой Прилепина — что в «Грехе», что в рассказах, что в романах — это далеко не только убийца, невнимательный к своим близким. В рассказе «Грех», например, Захарка, еще подросток, благородно смиряет свои чувства к старшей сестре, ждущей мужа из армии. В военной прозе Прилепина принципиальность и жесткость героя часто помогает ему принять единственно верное решение и спасает жизнь ему и товарищам; Санькя тоже заслуживает уважения как идущий до конца и жертвующий собой (правда, как уже говорилось выше, не только собой, но и близкими людьми). Герой Прилепина в первую очередь всегда верен себе, а уж куда эта верность его выведет — есть варианты.
С первого прочтения именно этой стойкостью, силой воли, позволяющей пронести себя через различные испытания, и подкупают Захарка, Санькя, Егор из «Патологий», безымянные герои рассказов. Но задумавшись постфактум или перечитав Прилепина, понимаешь, что на первый план все-таки выходят конкретные их поступки, а не качества характера, который позволяет и убить, и спасти, и наброситься на человека за недоказанный проступок, и расцеловать бомжа от огромной радости. В каждом поступке героев чувствуется та предельность жизни, которая у них в крови, их эмоции свидетельствуют о полноте переживаний и чувств. Это нравится — но это и пугает, когда видишь, на что такой человек способен. Герой увлекает силой своей натуры — и отталкивает проявлениями этой силы.
Оттого нельзя назвать Прилепина автором для одноразового прочтения, автором, чьи вещи перечитывать не очень хочется или совсем невмоготу. Его романы я не перечитывал («Грех» романом назвать не могу), но некоторые новеллы очень хороши: та же «Жилка» — рассказ, прекрасно построенный, продуманный, интересно сделанный и написанный живым языком; особенно хорош «Белый квадрат» из «Греха» — о случайной гибели ребенка во время игры в прятки, которую рассказчик вспоминает уже взрослым; «Смертная деревня» удивляет точно подобранными словами финала, создающего мощный эффект: герои рассказа ночуют в деревне, как им кажется, у стариков-убийц, а утром, сбежав, покупают яблоки на станции у недавнего хозяина: «Он вытер о рукав одно и дал мне. Вытер второе и надкусил сам. Брызнуло живым из-под зубов»…
Мастерство Прилепина-писателя, богатство его языковых и художественных средств не вызывают сомнений (тут можно вспомнить в противовес одиозное сравнение женской груди с дынями, которые венчают соски-арбузы, но это из ранних «Патологий»). Он умеет писать смешно — «Ботинки, полные горячей водкой» заставляют в полной мере испытать еще и эту эмоцию. Читать его всегда интересно. Совершенно справедливо, опять же, мнение Быкова о том, что проза Прилепина изобилует «витаминами», сильными и чистыми эмоциями, передающимися читателю.
Но вернемся к тому, с чего эта статья начиналась: к имиджевой составляющей проекта «Захар Прилепин».
Действующим писателем Прилепин почти не является — довольно странная ситуация, для молодого, активно работающего автора. Прозаик, чей дебют явился одним из наиболее громких событий последнего десятилетия литературной жизни России, уже четыре года почти не создает новых художественных произведений. Да, у него много забот помимо писания — журналистика, интервью, общественно-политическая деятельность, работа над биографией Леонова, наконец. Но что-то подсказывает, что отнюдь не занятость мешает Прилепину писать — пишет ведь тот же Быков больше и чаще, причем во всех жанрах, включая поэзию, в которой Прилепин себя тоже попробовал — вспомним хотя бы стихи из «Греха» (или лучше не будем вспоминать эту неудачную составляющую «романа в рассказах»). Беда в том, что имидж, как кажется, постепенно съедает в Прилепине писателя. Не хочется, чтобы следующие строки звучали как безутешные вздохи, но как быть с ощущением, что Прилепину имидж и более внятно формирующие его области — начиная с фотосессий и заканчивая журналистикой — ближе, интереснее, важнее, чем литература?
Говоря об этом, я ни в коем случае не думаю, что Прилепин добивался своими текстами только успеха и славы, а добившись, сошел со сцены. Тем не менее на пике своей популярности и, на мой взгляд, на пике творчества (после выхода очень хорошего сборника «Ботинки, полные горячей водкой») Прилепин оставляет своих читателей с носом. А ведь, безусловно, надежды на него возлагались большие: если кто и наследовал традиции русской литературы в ее еще не вполне устоявшейся и разработанной версии, то это Прилепин; если от кого и ждали вырастания в нового (нужную фамилию вставить), то от него. Прибавьте сюда способность привлекать внимание к своим книгам и вообще к современной литературе плюс создание героя, по которому так истосковались и читатели, и эксперты, и сами писатели…
Хотелось бы закончить статью на оптимистической ноте — мол, «но вот, как я узнал, зайдя на сайт Прилепина, автор собирается написать новую книгу», — увы, не получится. Повесть «Черная обезьяна», о которой там говорится, — повесть «о темных сторонах человеческой психики» — даже написана, по уверениям самого писателя, а журнал «Сноб», где отрывок из текста недавно был опубликован, анонсировал издание книги в конце 2010 года. Но пока совсем не утешением, а поводом для расстройства может служить на днях напечатанный в «Огоньке» рассказ (?) «Большая проверка» — очень прилепинский в худшем смысле этого слова, вторичный по отношению к его известным рассказам, скучный и проходной.
А ведь для Прилепина важно написать такой текст, который всех бы убедил в том, что пообещали, но в чем пока не убедили окончательно предшествующие книги: Прилепин — действительно Новый (Хороший) Русский Писатель.
Пока что талантливый Прилепин оставляет нас в неведении насчет своего пути. Многое из его литературного и окололитературного поведения вызывает сомнения в том, что он вернется в покинутую им литературу. Хотя очень хочется, чтобы Прилепин написал такой текст, который бы превратил самого недоверчиво рефлексирующего рецензента в прилепинского героя, не задумываясь отвечающего жизни «да».