Захар Прилепин

Всё-таки здорово, что Дом книги снова находит время и место для книжных встреч. До Прилепина «автограф-сессии» были здесь у ведущего автор­ской телепрограммы канала «Культура» «Ночной полёт» Анд­рея Максимова и рыбинского писателя и правозащитника Владимира Рябого.

С нижегородским гостем случай особый. О нём так много всего занятного говорят (например, будто бы он вовсе даже и не Захар Прилепин, а Евгений... и называют имя известного критика), что негоже было бы нам упустить шанс вместе с ним самим разобраться, где тут быль, а где небылицы.

Гость оказался человеком компанейским и с большим юмором. Первым делом подтвердил, что его действительно зовут Захар Прилепин, что он писатель и журналист и счастливый семьянин, отец троих детей. И дальше всё так и есть, как говорят и пишут: закончил филфак Нижегородского университета и школу публичной политики, входит в оппозиционную коалицию «Другая Россия». Шесть лет служил в ОМОНе, был участником контртеррористической операции в Чечне, грузчиком, вышибалой в ресторане, и что действительно он и могилы здесь в России на кладбище рыл, и лекции читал в Соединённых Штатах Америки.

Про разночтения «с Захаром» объяснил: по паспорту он Евгений, но это имя кажется ему «слишком эстетским», хотелось чего-то «брутального, рычащего», вот и поменял имя. Причём сделал это не наобум – Захаром звали его деда. Так и внука теперь зовут – все, кроме мамы и жены. В журналистику, а потом и в литературу ушёл во времена дефолта по самым прозаическим соображениям: появился первый ребёнок, а зарплаты ОМОНовца даже на молоко не хватало.

Перед «автограф-сессией» устроили мы читательскую экспертизу его прозы. И ничуть об этом не пожалели, получили море удовольствия. Вот судите сами. «Ему было семнадцать лет, и он нервно носил своё тело. Тело его состояло из кадыка, крепких костей, длинных рук, рассеянных глаз, перегретого мозга». Так начинается его роман «Грех». Три с половиной строки, а человек виден весь как на просвет.

Так он пишет, Захар Прилепин. Отсюда всё остальное: споры критиков о стиле «новой русской прозы», ругань оппонентов, пересуды столичного бомонда, искреннее уважение маститых коллег. Что нового в прозе Прилепина – это уж точно его герои. Семнадцатилетние или старше. Безотцовщина нулевых лет третьего тысячелетия. Подростки, «что вскидывали вверх тонкие руки со сжатыми кулаками и пели хриплыми голосами славу России». Это пацаны, чьи мозги перегреты тюрьмами, чеченской войной, пьянкой, неприкаянностью.

В его текстах нет и намёка на сантименты. «Я жестокий, чёрствый и ледяной. Я умею соврать, сделать больно, не чувствовать раскаяния. И я получаю по заслугам» – так говорит о себе герой его изданных столичным «АСТом» и отпечатанных в Рыбинске «пацанских рассказов». По этой его последней книге с неслабым названием «Ботинки, полные горячей водкой» и провели мы подзарядку к «автограф-сессии».

Кончается сборник коротеньким, написанным от первого лица рассказом «Дочка». По нему и видно настоящего Прилепина, о котором его друг Дмитрий Быков сказал: «Он добрый писатель, посмотрите, как он пишет о женщинах». В «Дочке» это и можно посмотреть, заодно вспомнив, как говорил Захар на ярославских встречах: по сути ничего, кроме отношений между мужчиной и женщиной его как писателя не интересует.

Дочкой его герой называет жену – как дочке, всё всегда ей прощает – чтобы не превратиться «в постыдного мужика». А чтобы женщина оставалась женщиной «и не превратилась в печальную бабу», она не вправе простить ему «хоть что-нибудь, любую вину». Читаешь, понимая, как трудно далась автору «эта неправильная истина». Но набрал же воздуху – и высказал.

А вообще любой рассказ начинается для него не с проработки сюжета, а с простого чувства:

– Стоишь у окна, вдруг на улице метельный порыв, и взметнулась штора.

К писательству относится он без всяких комплексов как к обыкновенному занятию, доступному многим. Судьбы своей страны занимают его больше, чем само ремесло. На вопрос студентки театрального института, что в литературном деле ценит он больше всего, ответил под бурную реакцию зала:

– Гонорары!

Выдержав паузу, всё же посчитал нужным позаботиться о собственной репутации у будущих артистов. Заметил, что имеет в виду вознаграждение «за хорошо выполненный труд». Да, выбирает издательство исходя из того, кто больше заплатит, но торгует ведь «книжками, а не талантом».

На похвалы коллегам гость не скупился. Из ровесников больше всех досталось их Дмитрию Быкову и Алексею Иванову. Очень советовал почитать «божественную прозу» Михаила Тарковского. Про Валентина Распутина и Андрея Битова без всякой задней мысли сказал, что оба они «достойны Нобелевской премии». Недавно открыл для себя Леонида Леонова. Перечитал полное собрание сочинений – и «крышу снесло» от догадки, «что ведь Леонов гений».

Когда по счастливому стечению обстоятельств издательство «Молодая гвардия» предложило ему заняться биографией Леонида Максимовича для серии «ЖЗЛ», Захар сразу согласился. Два года уже пишет, пережили вместе с советским классиком «весь ХХ век», а конца проекта пока не видно.

И ещё одну новость сообщил прямо с рабочего стола. Составил сборник «Война/War» – отобрал семнадцать рассказов, авторов от Льва Толстого и Джека Лондона до Бабеля, Хемингуэя и Проханова. На прицельный вопрос «Северного края» о том, что для него, не по книгам знающего о войне, главная правда о ней, ответил так:

– У каждого она своя, последней правды о войне быть не может. Мужчина так или иначе запрограммирован на войну, как женщина – на рождение ребёнка.

Пояснил: нет для него в этом никакой «тотальной трагедии». Ни одного из своих товарищей по операции в Чечне (а многие из них несут грех убийства в своей душе) Прилепин не мог бы назвать «хоть в какой-то мере нравственно неполноценным человеком».

– Перед глазами у меня, – добавил, – два моих деда, оба прошли всю войну. У одного из них в пулемётном расчёте на глазах погибло шесть напарников. Я перед их поколением готов преклоняться всю жизнь – это были красивые, светлые, ясные старики.

Много и со вкусом расспрашивали читатели Захара про жизнь, политику, кризис, и его пламенная публицистика бросала слушателей то в жар, то в холод. На живом глазу уверял гость, что главный нацбол Эдуард Лимонов чуть ли не единственный сегодня в России, кто защищает свободу, демократию и социальную справедливость. Отвечая на вопрос, каким себе представляет национального лидера, имён не называл – Россия, дескать, страна, «богатая на умы» и лидер может появиться даже после двухнедельной забастовки шахтёров.

Под настроение не жалел желчи, клеймя «развесёлое потребительское житьё». Оно-то рано или поздно и должно было привести к кризису. Не скрывая своих мрачноватых ярославских уличных впечатлений, вспоминал Америку:

– Там с утра полицейский здоровается с тобой, во весь рот улыбается, и я сразу чувствую радость бытия.

Читатели в обиду свой любимый город не дали. Кто-то пробовал отшучиваться:

– Погода такая...

– А мы любим и будем любить свой город, – звонко возразили ему студентки театрального института.

Примирила всех «автограф-сессия», очередь к столу, где писатель, взяв ручку, раздавал комплименты и ободряющие напутствия. На шмуцтитуле «пацанских рассказов» оставил он и пожелание читателям «Северного края»: «Мира, тепла, нежности!»

Юлиан НАДЕЖДИН, "Северный край" - 17.01.2009