Виктор Чулков. «ВЗВОД. ОФИЦЕРЫ И ОПОЛЧЕНЦЫ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ». ЗАХАР ПРИЛЕПИН. Почему нужно прочитать эту книгу?

А Пётр Великий, который один есть всемирная история?! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы?! А Александр, который привёл нас в Париж?! И (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблен; но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог её дал.

(А.С. Пушкин П.Я. Чаадаеву)

Захар Прилепин — универсальный солдат современной отечественной словесности, понемногу выбирающейся из растерянности и растерзанности предыдущей эпохи. Писатель, журналист, телеведущий, публицист, общественный деятель, майор армии ДНР — его на всё хватает, в любом жанре он выступает как мастер, а самое главное — он един и целостен в своём художественном и жизнетворческом разнообразии.

Един и целостен, потому что верит в то, что тысячелетняя, как он выражается, «линейная» история нашего Отечества продолжается, что её лучшие — героические, патриотические, духоподъёмные — страницы не пожелтели, а дышат современностью и способны многому нас научить, что «круг», по которому, как считают многие, мы впустую ходим столетие за столетием, — правильный круг, и рано или поздно за нами встанет измождённая толерантностью «цивилизованная Европа», что Россия ещё раз (после 1917 года) предложит миру новую идеологему — «микс» из левой экономики, экспансивной внешней политики, православия и чувства великой ответственности перед пространством России, которое он считает смыслопорождаюшим и вечным.

С этими посылами можно соглашаться, можно спорить, но Захар Прилепин отстаивает их словом и делом, образом жизни, в котором передовой окоп на линии противостояния армии ДНР с ВСУ органично дополняется и продолжается студией на РЕН-ТВ.

Его «Взвод» нужно читать, потому что в нём Прилепин, сдерживая свой полемический темперамент, старательно исполняет роль хроникёра, отдаёт слово своим героям — их стихам, переписке, мемуарам, документам, свидетельствам современников и очевидцев. Они — поручик Гаврила Державин, адмирал Александр Шишков, генерал-лейтенант Денис Давыдов, полковник Фёдор Глинка, штабс-капитан Константин Батюшков, генерал-майор Павел Катенин, корнет Пётр Вяземский, ротмистр Пётр Чаадаев, майор Владимир Раевский, штабс-капитан Александр Бестужев-Марлинский — и их боевой путь и литературные поиски, их размышления и оценки, их то извилистая и противоречивая, то прямая и неколеблющаяся линия жизни говорят сами за себя. Говорят поразительно внятно, убедительно и остро актуально. Прислушаемся:

Полковник Фёдор Глинка: «В Европе и у нас… распространилось мнение, что общество больно, лежит уже на смертном одре и дóлжно добить его пешнёю… Другие задумали лечить раны насмешкою. Но что такое насмешка? Игла, намазанная желчью: она колет, раздражает, но отнюдь не целит. Уксусом не утолить ран, для них нужен елей мудрости. Древние пророки — послы Божии — не играли в гумор, не смеялись, а плакали. В голосе обличителя, как в прекрасной душевной музыке, должна дрожать слеза. Эта слеза падает на сердце и возрождает человека».

Все офицеры и ополченцы «Взвода» Захара Прилепина (за исключением поручика Гаврилы Державина и штабс-капитана Александра Бестужева-Марлинского) — герои, покрытые «славою чудесного похода / И вечной памятью двенадцатого года» (Пушкин). И все без исключения — литераторы, умело державшие в руке не только перо, но и шпагу, саблю или ружьё. И все без исключения осознававшие, что перед лицом внешней или внутренней военной угрозы следует не рефлектировать, а защищать Отечество с оружием в руках и в меру таланта воспевать его могущество и славу. Эта позиция цементирует прилепинский «Взвод», но не лишает каждого бойца индивидуальности. И тут нужно сделать одно необходимое замечание. О том, что герои «Взвода» воевали, мы знали или догадывались и без прилепинской книги. Но знали бегло, смутно, в объёме пары строк в школьном учебнике или пары абзацев в научной монографии. Я сам, в своё время занимаясь пушкинскими «антипольскими» одами, столкнулся с этой скупостью, за которой стояли, с одной стороны, чувство неловкости за то, что в XVIII–XIX веках Россия была империей со всеми присущими ей качествами и проявлениями, а с другой — вынужденная политкорректность советских критики и литературоведения. Подразумевалось, что нет необходимости лишний раз, а тем более подробно, рассказывать о трагических эпизодах истории наших отношений с Польшей, Францией, Австрией, Германией, Турцией, Швецией, тем более — о кавказских войнах. И наши исследователи невольно разделяли опасения гоголевского Манилова: «…не будет ли это предприятие или, чтоб ещё более, так сказать, выразиться, негоция, — так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России?» Эти стеснительность и «политкорректность» в итоге сыграли с нами жестокую шутку: выросли поколения, представлявшие Европу позапрошлого века оплотом и вершиной гуманизма, прогресса и цивилизации, горцев — благородными абреками, а Российскую империю — тупым агрессором, душительницей свобод и «тюрьмой народов». Даже трагический опыт Второй мировой войны, двух Чеченских кампаний и нынешнего противостояния на Донбассе научил далеко не всех. Захар Прилепин, кажется, первый, кто подробно рассказал об армейской, боевой части биографий своих героев. Которые гордились своим участием в военных походах, не мучились по этому поводу никакими синдромами, хотя и ходили в штыковые и кавалерийские атаки, стояли под ядрами и картечью, видели горы трупов соратников и врагов и сделали свой боевой опыт источником творчества. Кстати, о штыковых атаках кампании 1812–1814 годов стоит сказать подробнее: «На что мог рассчитывать пехотный строй, атакующий батарею? Скорым шагом, переходящим в бег, солдат проходил последние 400 метров за 3,5-4 минуты. За это время орудие могло сделать до десятка выстрелов, содержащих около тысячи картечных пуль… И здесь пехоте оставалось полагаться лишь на моральный фактор. Быстрое и стройное движение пехотной массы заставляло артиллеристов ускорять действия и от этого совершать почти неизбежные ошибки… Меткость, а иногда и скорость пальбы падали» (историк Илья Уланов). Стоит ли удивляться, что в трёхдневной резне при Кульме Семёновский гвардейский полк, в котором служил Пётр Чаадаев, потерял 900 человек убитыми и ранеными из 1800 списочного состава. «Взвод» Прилепина — развёрнутое повествование о том, что мужество не противоречит эмоциональной отзывчивости, стойкость — лирическим настроениям, верность долгу и патриотический порыв — свободе мышления и независимости суждений. Люди рубежа XVIII–IX веков умели сочетать одно с другим, потому что над всем этим противоречивым разнообразием впечатлений, эмоциональных реакций, внутренних состояний надстраивалась главная для них ценность — Отечество в коренном значении этого слова: земля отцов, сакральное пространство, в котором только и возможно их, твоё и наше общее самоопределение, самоутверждение и самостояние. Может быть, полнее и точнее других это осознавал адмирал Александр Шишков, поэтому его перо выводило строки удивительных по силе воздействия на современников манифестов, читавшихся в публичных местах от имени Александра I: «Неприятель вступил в пределы Наши и продолжает нести оружие своё внутрь России, надеясь силой и соблазнами потрясть спокойствие Великой сей Державы… С лукавством в сердце и лестью в устах несёт он вечные для нас цепи и оковы… Да найдёт он на каждом шагу своём верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встрети он в каждом Дворянине Подарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина… Святейший Синод и всё духовенство! Вы всегда тёплыми молитвами своими призывали благодать на главу России; народ Русской! Храброе потомство храбрых Славян! Ты неоднократно сокрушало зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров! Соединяйтесь все с крестом в душе и оружием в руках, и никакие силы человеческие вас не одолеют».  Прилепин цитирует графа Фёдора Растопчина («Записки о 1812 годе»): «Я был поражён тем впечатлением, которое произвело чтение манифеста. Сначала обнаружился гнев; но, когда Шишков довёл до того места, что враг идёт с лестью на устах, не с цепями в руке, тогда негодование прорвалось наружу и достигло своего апогея: присутствующие… рвали на себе волосы… видно было, как слёзы ярости текли по этим лицам…» Герои «Взвода» — и профессиональные военные, и ополченцы — мыслили себя неотъемлемой частью этого сакрального пространства, что помогало им подавить в себе страх боли и смерти, найти в войне высокий смысл и передать его современникам и потомкам доступными им средствами. Иногда — довольно неожиданными. Прилепин приводит эпитафию, сочинённую генерал-майором Павлом Катениным и выбитую на его надгробном памятнике: «Павел, сын Александра, из роду Катениных, честно отжил свой век, служил Отечеству верой и правдой, в Кульме бился насмерть, но судьба его пощадила. Зла не творил, и мене добра, чем хотелось». Прилепин комментирует: «Звучит восхитительно». Согласен. Обширнейший материал, открывшийся Прилепину, не может не вызывать аналогий и обобщений. И как бы Захар ни сдерживал себя, он какие-то принципиальные для себя аналогии всё-таки проводит и обобщения делает. Так, в главе, посвящённой адмиралу Александру Шишкову (особенно богатой фактурой и согретой теплом авторской симпатии к герою), Прилепин замечает: «Призыв Шишкова на вершины государственного управления в 1812 году и быстрое удаление его вскоре после победы — в известном смысле наша традиция. Сначала, в годину военного противостояния, неистовые ревнители и патриоты Отечества вдруг оказываются нужны. По завершении войны всякий раз выясняется, что взгляды их на жизнь слишком суровы и, в общем, надо немного поспокойней себя вести; а то от вашего „к ружью“ и „вы — Русские!“ несколько мутит-с». Полагаю, что кого-то и сегодня «мутит-с» от пассажа этого «ретрограда» и «стародума»: «Человек, почитающий себя гражданином света, то есть не принадлежащий ни к какому народу, делает то же, как бы он не признавал у себя ни отца, ни матери, ни роду, ни племени. Он, исторгаясь из роду людей, причисляет сам себя к роду животных. Какой изверг не любит матери своей? Но Отечество не меньше ли нам, чем мать? Отвращение от сей противоестественной мысли так велико, что, какую бы мы ни положили в человеке худую нравственность и бесстыдство; хотя бы и представили себе, что может найтися такой, который в развращённой душе своей действительно питает ненависть к Отечеству своему; однако и тот постыдился бы всенародно и громогласно в том признаваться. Да и как же не постыдиться? Все веки, все народы, земля и небеса возопили бы против него: один ад стал бы ему рукоплескать».   Как и от язвительных суждений «отца русского либерализма» корнета Петра Вяземского: «Ты (Пушкин, писано ему в 1825 г. — В.Ч.) сажал цветы, не сообразясь с климатом… Оппозиция — у нас бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях: она может быть домашним рукоделием про себя и в честь своих пенатов…, но промыслом ей быть нельзя. Она не в цене у народа. Поверь, что о тебе помнят по твоим поэмам, но об опале твоей в год и двух раз не поговорят… Ты служишь чему-то, чего у нас нет…»  Продолжая аналогии и обобщения, Захар Прилепин напоминает читателям: «По озлобленной европейской реакции на подавление восстания в Польше стало ясно, что побед 1812-го и 1814 года России там не простили. И те, кто проиграл русским, не простили, и те, что были обязаны России своей независимостью, тоже! Всех удручало, что эти варвары стали играть в Европе столь важную роль. Россия оказалась слишком заметна, слишком огромна, она имела наглость говорить со всеми на равных и даже с позиции силы. Что она возомнила о себе?» Сегодня очевидно, что нам не простили и Победы 1945 года. И, увы, не только в Европе, но и в сравнительно недавно отколовшемся «ближнем зарубежье». Ещё одно обобщение Прилепина касается более двух веков длящейся тяжбы «либералов» с «патриотами» и «государственниками». Здесь примечательна и поучительна глава о корнете Петре Вяземском, который начинал свой долгий жизненный путь как «предводитель либеральной шайки», а завершил убеждённым патриотом. В 1832 году он пишет Пушкину по поводу его стихотворения «Клеветникам России»:

«Мне так уже надоели эти географические фанфаронады наши: от Перми до Тавриды и проч. Что уж тут хорошего, чему радоваться и чем хвалиться, что мы лежим врастяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч вёрст, что физическая Россия — Федора, а нравственная — дура?!»

А в 1849 году сочиняет «Степь»:

Тонут вёрсты и пространство
В бесконечности твоей.
…
Грустно! Но ты грусти этой
Не порочь и не злословь:
От неё в душе согретой
Свято теплится любовь.
Степи голые, немые,
Всё же вам — и песнь, и честь!
Всё вы — матушка Россия,
Какова она ни есть.

Именно его путь позволяет Прилепину начертать «вечный и неизменный» портрет отечественного либерала: «Вяземский, как либерал, сложился, по сути, из тех же компонентов, что и в следующем веке пойдут на строительство либеральных убеждений: неизбежная вера, что Россия — часть Европы, что вне её мы были варварами и варварами останемся; непрестанный сарказм; хронический скептицизм по поводу национальных примет: ну, что вам ваша ледяная невыносимая зима? а тараканов своих вы видели? с ужасными усами? всенепременное увещевание на тему: хватит бряцать мечами, подумайте лучше о свободе; и в довершение к этому, как виньетка, полонофилия».

И это далеко не все параллели и аналогии, которые проводит сам Прилепин либо проводим мы, читая его историко-литературное исследование.

«Взвод» Захара Прилепина — «очень своевременная книга». Не потому, что он умело подобрал героев и материал, а потому, что дал героям и материалу выговориться без купюр и изъятий.

Уверен, эту книгу стоит прочитать не только любителям отечественной литературы, но и тем, кто хочет лучше разобраться в сегодняшнем дне.

У России нет прошлого. Она вся — настоящее. Во всех смыслах этого слова.

Виктор Чулков
«Репутация в жизни», 23.04.2017