Иван-дурак русского поля экспериментов

Традиционный русский герой — это Иван-дурак в том или ином отражении. Отражения перетекают и меняются, Иван-дурак поочередно выступает в амплуа везучего рубахи-парня, героя, трикстера. Все зависит от запросов эпохи. Какая эпоха, такой и герой.

Ничего удивительного в том, что культовым фильмом девяностых стали «Особенности национальной охоты» (а затем и рыбалки). Собирательный образ русского героя в этих фильмах — инфантильный пьяница, которому невозможно везет. Смешно наблюдать за приключениями Ваньки-дурака, но и не признать невозможно — не более он, чем дурак. Хотя и ужасно милый, трогательный, родная душа.

Что ж, когда мир вокруг тебя трясут катаклизмы, на кого остается уповать?

Да ни на кого, в общем.

Ты, ты сам — становишься этим Ванькой-дураком, ты сбегаешь от обстоятельств непреодолимой силы в водочку, в побасенки, в хохоток да прибаутки, и тебе везет, везет, как пьяному, везет, как дураку, как юродивому везет, потому что только такой Ванька-дурак и выживает, когда все рушится. И страна, на которой не осталось живого места от катаклизмов, способна породить только такого культурного героя.

«Пьёте, да? И пьёте и пьёте, и пьёте и пьёте… Всё пропили! Думаете, кончилась Россия, да?».

Думали, а как иначе было думать? Может, и старались не думать, но объективная реальность намекала на то, что к этому идет.

Двадцать лет прошло с выхода «Особенностей национальной рыбалки», еще больше — «Охоты», и сейчас мы наблюдаем прекрасных людей, которые осуждают нашего Ваньку-дурачка, пьяницу и раздолбая. Это потому что Ванька-то за двадцать лет вырос, поменялся. Другое время, другие культурные герои, и Ванька наш совсем не дурак стал, а Иван-герой.

Нынешний Иван — он, например, в «Балканском рубеже», например, стоит над горою Андрюша, в Косово русский солдат.

Он, например, в новой книге Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад» — собственно, Захар. Он все так же лишен пафоса, все так же прост, он как-то очень естественно приезжает на войну за правое дело, очень естественно воюет, опрокидывая рюмку ледяной водки в перерывах, очень естественно рискует жизнью. Потому что, ну, он такой Иван.

Стержень русского культурного героя — страна. Если эта страна худо-бедно стоит — то и у Ивана все в порядке с позвоночником, со внутренним стержнем. Если страна падает — то и Ивана размазывает по ее зеленой траве, по белому снегу, и остается Ивану-дураку только пить да надеяться на удачу, что его не подводит. Если же он сражается, если научился воевать, то смерть и справедливость он причиняет, руководствуясь звериным чутьем, как Данила Багров, другая страшная сторона Ивана-дурака девяностых.

Вот сейчас страна есть у нашего Ивана. Он может воевать за нее, может недовольно на нее ворчать и даже ругаться с ней, он может вообще какими-то другими вещами заняться. Главное, что она у него есть, где-то за спиной, хорошая ли, плохая ли, но родная.

Сейчас в русском культурном поле Иван наш приобретает вполне отчетливые героические черты. Помимо упомянутых героев Прилепина, вспыхивает новый интерес к героям Алексея Иванова — покорителям Сибири: был снят фильм по «Тоболу», готовится экранизация «Сердца Пармы», и это только малая часть русского культурного поля, где тут и там поднимает голову Иван (уже почти не дурак).  

Вот он, в «Тоболе», Ванька Демарин, за царя и Отечество уходит в монгольские степи, с главным страхом — не оплошать, не подвести, и глупый этот Ванька смерти не боится, а боится бесславия. И другой Иван, Бухгольц, неприятный и сухой служака, более собственной жизни и славы стремящийся уберечь солдат. Вот он, русский героизм. Потому что русскому сердце в кино ли, в литературе ли, нужен этот русский героизм сейчас.

Например, трех героев романа «Финист — ясный сокол» Андрея Рубанова так и зовут Иванами. Книга вышла недавно, была обласкана и критиками, и публикой, прошла в шорт-лист Нацбеста. Роман этот очень точно попал в запрос на русского героя. Настолько точно, что успеха у него не могло не быть.

Один Иван — глумила (скоромох), другой воин, забарывающий Змея Горыныча. Первый должен бы быть трикстером — но на самом деле из него получается просто добрый русский малый. Второй воин, да. Про третьего Ивана не будем, он вообще Соловей-разбойник. Еще больше героизма в Марье, которая и является центральным персонажем, девочка, истирающая железные сапоги, грызущая железные караваи на пути к любимому — вот этот архетип русского героя, только в профиль, потому что женщина. Но неважно, женщина ли, мужчина, важно вот это: умение менять мир. Таков героизм нынешнего Ивана.

И кстати, да: нынешний русский культурный герой имеет явственно выраженную национальную окраску. Словно в качестве компенсации за то, что у него так долго не было страны под ногами.

Нынешний Иван русского смыслового поля это уже не натужная попытка выдавить из себя попытку стилизации под Голливуд, как было в середине нулевых, это естественный запрос на культурного героя, который будет героем во всех смыслах, и вот наш Иван, простоватый, но бесстрашный, поднимает меч-кладенец, идет сражаться со злом.

Но не стоит судить строго Ваньку двадцатилетней давности, Ваньку-пьяницу, Ваньку-дурачка. Потому что только таким он тогда и мог быть.

И совершенно неизвестно, в каком зеркале смыслов отразится наш Иван еще через двадцать лет.

Анна Долгарева
«Взгляд», 05.05.2019