Время, которое остановилось

Почему новый роман Захара Прилепина — книга для своих.

«Некоторые не попадут в ад» — книга для своих. Из того разряда, что чужие не поймут, а своим и объяснять не надо. Для широчайшего круга своих, в который принимаются все желающие и понимающие. Поэтому и были смешны первые торопливые выводы-рецензии, не попадающие даже в молоко. Вообще никуда не попадающие. Интересна также обескураживающая тишина там, откуда был ранее слышен смех и гогот. Только легкий скрип потрескавшихся табу говорит о том, что там кто-то есть, просто притаился, притих. Может, думает?

Захар, который так долго не оставлял попыток собрать за длинным столом людей противоположных убеждений, питал надежды на возможность сцепки по общим признакам, искал, растил, убеждал… просто перестал это делать. Он написал роман, который показывает, обнажает очевидный, или не очевидный водораздел. Именно это он и имел в виду, реагируя на первые критические статьи. Вы, говорил он, ребята, просто это не чувствуете. Эта боль — не ваша боль, и трагедия не ваша.

Что с этим можно поделать? Наверное, ничего.

Но Прилепин не вызывает вопросов у тех, кто чувствует так же. Ни вопросов, ни противоречий. Ни на недавних выступлениях в Москве, где люди стояли в очереди за автографами по полтора часа, ни в Санкт-Петербурге, где завезенных «с горкой» книжек не хватало даже на половину желающих, никто не рифмовал «Захар-пиар». Люди задавали серьезнейшие вопросы с ожиданием чуть ли не чуда. Столь искренний общественный запрос стоит дорого, очень дорого. Спроси у человека, хочешь такого? Вот цена: длинный ряд могил, в каждой из которых хранится теперь навсегда часть твоей души, пустота и пепел там, где была радость и легкость. Ты будешь видеть геройство и подвиги, и то, как некому будет это оценить, увидеть, понять, кроме находящихся в самой близости, самих обожженных. Тебе покажут, как самый маленький исторический шаг уносит сотни человеческих бесценных жизней. Как изнывающая от чужого гнета, пропитывает каждый свой клочок человеческой кровью земля. Горят храмы, дымятся кровли, плавится металл. И ты понимаешь, что стоит человек, его жизнь, его воля. Согласится он? Или поразмыслит?

Удивительный эффект создает наш «век информации». Вместо самой актуальной и свежей — куча цветных фантов и лоскутов, сотни мнений, подач, искажений опрощают любую новость, нивелируют важное, высмеивают серьезное, превращают горе в фейки, а смерти — в фарсы. «Выключи телевизор — и войны не будет». Отвернись от своих, и время рассеет в песок тебя самого, и следы твои. Либо — верь во что хочешь: в то, что народ твой — раб, раб, раб, в лучшую жизнь «где-то там», в пришельцев, в зомби.

Кажется, невозможно зафиксировать на чем-то свой взгляд. Публицистика, которая умеет многое — вот ведь странно! — не обладает механизмами, достаточными для передачи таких тонких и одновременно широких пластов информации, живого материала, чувств в неискаженном виде. Поэтому роман. И написать-то его больше было некому. Подобного уровня текста, мускула, информативности, обнаженности и человеческой правды. Да и сам Захар, которого за прошедшие четыре года размножили до четырех-пяти самых разнообразных, но очень убедительных версий-клонов (имеющих с самим, так сказать, исходником, общего, ну, разве только имя), не мог не объясниться. В том числе и таким образом.

У него все получилось.

Но ведь свершилось чудо наших глазах. Невероятное по нынешним временам: в мире, где все поделено, манипулируемо и предсказуемо, люди навязали свою волю, поставив в крайне неудобное положение сразу несколько мировых держав, заставили себя уважать и с собою считаться. Они платят за это самую дорогую цену, и не отступят, и возьмут свое. Это чудо требует не столько осмысления со временем — не требует, все ясно и понятно здесь, и это наши люди, а с ними — их земля. Это требует скорейшей фиксации. Мнимая свобода и еще более мнимая информативность среды способны растворить, поглотить без следа любой героизм, любой чуждый ей поступок, вытоптать, выбить их из истории. Литература спасает. У нее прямая линия с вечностью. Она — самый лучший фиксатор эпох. Всеобщая недавняя печаль о сгорающем в прямом эфире Соборе тому подтверждение.

И книга, написанная в кратчайшее время, дающая одну определенную оптику, вдруг расходится в народе множеством разнообразных восприятий, впечатлений, ракурсов, осознаний, узнаваний, становится источником вдохновения для объяснений, признаний и рождения прекрасных читательских текстов-откликов… Парадокс? Нет. Литература. Большая, красивая, сотканная из живой материи. Дышащая. Русская.

Русский характер, ополченский задор, донецкие степи…

Там навсегда теперь остановлено время.

Елена Винокурова
«СвободнаяПресса — Нижний Новгород», 26.04.2019