Захар Прилепин. «Некоторые не попадут в ад»
Только из отзывов на книгу можно составить отдельное издание. Иной раз сжимает душу ощущение, что живём «на своём поле как подпольщики». Выходит, однако, не всё потеряно. Выходит, есть те, кто живёт «под собою чуя страну». Собственно, именно они и есть… не население, не «электорат», — народ!
«Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу»
Хорошо, что рассказалась. Раны затянутся, душа отплачет, многое так ли, иначе ли разрешится, какие-то узлы развяжутся, какие-то напротив… Тогда напишутся ещё книги. Но это будут другие книги.
Прочёл «Некоторых» дважды. Первый раз сразу как вышла. Впечатление? Что-то вроде ожога. А вот форму сразу не «схватил» (не начитан я в современной худ. литературе, м. б. поэтому?), форма показалась дробной, шаткой… Ну ладно, думаю, это же записки, хроника, дневник, путевые заметки, «еду, еду, еду, еду я / реки, степи, горы и поля… посиделки с друзьями… мимолётный роман… пялюсь сквозь ночь в лобовое стекло…». И потом, искренность этой книги не может не подкупить доверчивого (того, кто до-верился) и доброжелательного читателя. Недоброжелательного — напротив, эта искренность-на-грани провоцирует на всяко-разно, в том числе на откровенный вздор, в одной из первых рецензий один умник написал, помнится, про «гомоэротизм»…
Сам я из категории доверчивых, да и как отнестись к автору таких вот строк:
«…я пытался объяснить ему, что такое стихи: что это не слова, и даже не мысль, и не рассказ, — и вообще не смысл, — а только угодивший в силок дух, который вырвался и улетел, но разноцветные перья кружат…» (стр. 77)?
Прочтёшь такое, ага, думаешь, человек этот что-то знает, своё, не заёмное; «секрет колокольный» знает; своей радостью, своими по́том, кровью, слезами добытый.
А потом этот улетевший дух зарифмовался с «…я немножко подержал эту стекляшку в руке и бросил обратно. Она успела поймать на лету солнышко»(это 372-я стр., стекляшка — осколок оконного стекла после рокового взрыва…)
Второй раз перечёл книгу спустя 3 месяца, когда книжка вернулась ко мне после хождения по рукам. За вторым разом обнаружилось, что книга не только «душа нараспашку», но и хорошо, крепко сделана, всё нормально там с формой. По повторном прочтении несколько замечаний (в мирном, невинном смысле этого слова, от «заметить») как-то сами собою растворились. М.б. только «мимолётный роман» показался непрописанным… Но может быть именно так и бывает чаще всего в жизни: «мелькнёт в толпе знакомое лицо — а я иду, шагаю…».
Не столько даже это лейтенантская (в случае с Захаром — майорская) проза, сколько песня.
Иногда — песнь.
Баллада.
Траурная элегия.
Плач.
Если хотите, вой (а ведь «воин» от слова «вой»).
Книга сняла многие вопросы. Некоторые, напротив, поставила. Это нормально для настоящего, честного текста.
Книга исповедальна. Исповедальность вообще характерна для русских «дворняг» (по мне — самая замечательная из всех пород — собачьих и человечьих) и свойственна русской «дворняжьей прозе». Да и вообще русский «маленький человек» — «…такой же дворняга как и я» (стр. 164), — если станет что говорить, обязательно исповедуется.
Потому автор открыт и беззащитен. Господи, обстени и сохрани его!
Лирика в этой книге подспудна, на передний план выходит редко. Разве что здесь (стр. 207):
…Семья у меня красивая, сыновья ничего так, жена прекрасна, а дочери — вообще не люди, а нечто сотворённое из неги, лазури и цветочной пыльцы. И глаза приделаны к этому…
… Моё самое кровное, самое ломкое, самое дорогое…
Или здесь: (с. 257): …кольнувшее в самое сердце «папочка, как ты?» от старшей дочери…
А так лирика подспудна: … отсюда, с Донбасса, кажется, что ничего важнее, чем наша жизнь и наша смерть, — нет, что огромная северная страна и её император должны о нас помнить; но если сопоставить многие и незримые вещи, то выяснится, что мы — к несчастью, но это так, — стоим предпоследними в немалом перечне идущих противостояний; да, здесь они наглядны, слышны, катастрофичны, — но там, за главной красной стеной, — по-иному сводят дебет и кредит: у них (там) свои счёты, свои резоны, свои выводы… (стр.156).
Кроме «красной стены» есть ещё стены из «кабинетов», кабинет на кабинет, ещё, ещё, вот и стена — глухая, непроницаемая. По одну её сторону одна жизнь, за — совсем другая. Две разные жизни. Если то, то по ту сторону можно считать жизнью… Как говорили когда-то, «страшно далеки они…» И вот эта Москва — … с разными её кабинетами, — Москва большая, иной раз сама себя в зеркале увидит — плюнет, подумает, что это чужая какая-то баба… — и вот эта «чужая баба», «Москва большая» смотрит на нашего «маленького человека» с его жизнью и смертью — что ей его маленькая жизнь и смерть? что жизнь и смерть?… с его надеждой, с его тоской, с его огнём, …что просиял над целым мирозданием / и в ночь идёт…, вот она смотрит на него как «камера наружного наблюдения»: …лишь этот тип бросил на меня совершенно не понимающий взгляд: как будто на столе стоял графин — и вдруг обрёл голос… (с.140).
После «Некоторых» перечёл гоголевского «Бульбу». В плане историческом параллели обнаруживаются невооружённым глазом — хоть Гоголь и уходил от прямой историчности и зачем-то помещал действие в XV-й век, угадываются всё же в «Тарасе» реальные — хоть и более поздние (вероятно, XVII-й века) — события и нравы. Сравним, или лучше — соотнесём ТЕХ запорожцев с ЭТИМИ «донбасскими», сходство иной раз поразительное. Но! Поверхностный, а тем более тенденциозный взгляд как в гоголевских героях увидит только сброд, пьянь, головорезов, так и ополченцев подобным же образом. Но ведь гоголевская поэма не военная или криминальная хроника, это пророчество, миф (в высоком, не вульгарном смысле слова), эпос. И, кстати, «повесть» эта (как он её сам поименовал) может быть соотнесена в свою очередь с гомеровской «Илиадой» (сходство и здесь иной раз поразительно). Однако ведь Агамемнона, Менелая, Диомеда, Гектора и др. не называют сбродом, захватчиками, негодяями, assassins. Герои!
Так и герои Захаровой книги… За их бытованием — сложные биографии, конфликты, иной раз неясные мотивы, сантименты, политический идеализм — угадывается бытие, бЫтие. Богатыри — не вы!
Чем бы всё не кончилось, это пишется реальная история нашего Отечества.
Господи, упокой погибших! И — заступи нас!
P. S. А вот ещё параллель: посмотрели тут со старшими внуками «Великолепную семёрку»…
P. P. S. А вот ещё про жизнь/жизнь, про две стороны и тд и тп. Вчера тех же внуков их родители повели в музей ВМФ (в Мурманске), вот такой экспонат там: Милые мои Наташа и сынок Саша! Если у вас это письмо, значит меня нет. Я вас обоих очень люблю. Наташа, прости меня за всё. Сашуля, БУДЬ МУЖЧИНОЙ. Я вас крепко целую. Борисов (записка старшего мичмана «Курска»)
Ну что тут ещё скажешь?
Прот. Феликс Стацевич
«Свободная Пресса — Нижний Новгород», 02.08.2019