"Я живу в глуши..."

Эксклюзивное интервью с писателем Захаром Прилепиным

«ЗАВТРА». Есть ощущение, что вы подверглись остракизму со стороны либеральной общественности после вашей публичной «переписки со Сталиным». Так ли это?

Захар ПРИЛЕПИН. Я думаю, отчасти так, отчасти нет. Какие-то люди затаили на меня зло и сами затаились, и при случае, безусловно, постараются сделать мне какой-то вред. Такие люди есть, и их немало. Но в целом эта ситуация даже для меня самого оказалась достаточно странной. Когда, после публикации письма, я общался с моим старшим сотоварищем Эдуардом Вениаминовичем Лимоновым, он сказал, что такие вещи делать нельзя. Такое не прощается в принципе. Другие люди мне говорили, что меня просто раздавят, переедут и даже мокрого места не оставят – сделают всё, чтобы меня просто не было в природе. Но этого не случилось.

Какие составляющие этой ситуации – мне неизвестно. Я могу, конечно, самонадеянно предположить, что величина моей личности настолько объёмна, что не хватает для этого ресурсов и возможностей. Но думаю, что даже если это и имеет место быть, то это далеко не полный ответ.

Существуют самые разные вещи, причины, которые я сам до конца не понимаю. По большому счёту мне и наплевать. Откровенно говоря, я ничего не высчитывал, не просчитывал, и потом мне было всё равно. Может быть, это ощущение моей независимости, собственной, личностной, и такой некоторый даже пофигизм, тоже подействовали на кого-то. Потому что... не знаю почему. Потому что если человек боится, это чувствуется. Мир вокруг -  звериный, и люди чувствуют запах страха. А мне всё равно. Я чувствую, что я вправе говорить о том, что я считаю нужным. Я – свободный человек в свободной стране. Это вторая причина.

Третья причина в том, что я втайне считаю себя очень вменяемым человеком, и мои отдельные припадочные критики могут вешать на меня какие угодно ярлыки, но вообще я человек с несколькими образованиями и прекрасно отдаю себе отчёт во многих вопросах. С рядом моих оппонентов из либерального лагеря у нас один и тот же словарь. По большому счёту мы можем с ними объясниться, можем друг друга понять. Не то, чтобы я ищу их понимания, но они отдают себе отчёт в том, что эта невыносимая, может быть, отвратительная для них точка зрения исходит от человека, который находится с ними в одном и том же культурном поле. И они вынуждены если не считаться, то хотя бы смириться с этим.

Поэтому какого-то головокружительного падения, безусловно, не произошло. Если какие-то люди стали замечать, что меня стало меньше в телевизоре или, может быть, в прессе – это только по той причине, что я переехал в деревню и долгое время проживал там, просто по полгода не выходя на связь. У меня по-прежнему есть огромное множество предложений от любых телеканалов и СМИ. Если я приеду в Москву и решу сделать какой-то рейд по СМИ, то я его себе без вопросов оформлю. Просто я не вижу свою основную заботу и работу в том, чтобы являться «говорящей головой». Никакого интереса в этом нет. Всё, что мне нужно, я произношу в своих колонках. По большому счёту всё, что мне нужно, я сказал.

Сейчас я допишу новый роман, потом опять буду появляться где-то, а после вновь всем надоем. Напроизношу кучу всяких дерзостей, грубостей и опять будет раздаваться ровное шипение: «Откуда этот взялся?..» В России ведь что ни делай, всегда парадоксальная ситуация. С одной стороны, когда с утра до вечера везде появляешься, то Наталья Иванова из либерального лагеря говорит: «Включишь утюг и там Прилепин». Есть люди, которые меня терпеть не могут и в патриотическом лагере, они естественно подозревают, что что-то не так, «наверное, его кто-то пиарит, кто-то его тащит за собой». Потом я исчезаю отовсюду, и те же самые патриоты говорят: «Ну что, Прилепин утонул. Всё – пропал. Стёрли его с лица земли».

Причём и в первом, и во втором случае это не имеет никакого отношения к действительности, никакой конспирологии тут нет. Только что в одной газете вышел безумный опрос на тему того, куда пропал Прилепин, с кем у него договорённости, является ли он креатурой Суркова. Невыносимый бред просто! Но я даже втайне не оспариваю этого. Мне нравится, что меня наделяют множеством смыслов, что я такой восьмирукий Шива, у меня везде какие-то прихваты, мне помогает и Сурков, и Лимонов, и Проханов, и даже Путин втайне думает обо мне. Всё это очень смешно, потому что я сам сижу в своём лесу, в своей деревне и знаю как всё на самом деле, а люди в конечном итоге пытаются как-то объяснить свою никчёмность самим себе. Почему ему всё, а нам ничего? Почему этот подлец произнёс такие вещи, которые мы никогда в жизни даже произнести не решимся?

Я, конечно, не имею в виду Александра Андреевича Проханова, который всю жизнь говорит всё то, что считает нужным. Но есть люди рангом пониже, они ужасно всего боятся и думают: вот он произнёс, а его не убили, не закатали в асфальт, что-то тут не так!

«ЗАВТРА». Были ли какие-то прямые высказывания в ваш адрес или всё время звучало лишь это шипение?

З.П. Вышел ряд открытых писем в ответ: «письма товарищу Сталину», письма от какого-то лицея. Михаил Ефимович Швыдкой сказал, что Прилепин – больше не русский писатель. Он меня вычеркнул из их списка.

Но была и огромнейшая негласная поддержка, мне звонили политики, люди с самых высоких постов и должностей. Я случайно был на одном собрании и очень крупный политик подошёл ко мне и сказал: «Я читал! Молодец», -  пожал руку. Мне звонили режиссёры, актёры и певцы с мировыми именами. Однако парадокс в том, что публично никто не высказался, кроме Александра Андреевича Проханова, который на «Эхе Москвы» заявил, «...Прилепин поворачивается то одной своей гранью бриллиантовой, то другою жемчужною...». Что-то такое было. Я запомнил, потому что он был один. Ещё высказался мой товарищ, критик Андрей Рудалёв. А так, в основном, вся поддержка, которая, несомненно, тоже была очень приятна, была в телефоне.

Зато противоположная сторона публично высказывала своё негодование и там можно вполне неплохой томик ответов собрать. Даже не брошюру, а хороший том. Где-то недели полторы я всё это вычитывал. В блогах был просто взрыв, потому что те люди, которые имели со мной какие-то отношения, все они были вынуждены как-то оправдываться. Я помню, что Кирилл Серебрянников в Facebook был просто-напросто вынужден перед всеми объясняться. «Кирилл, ты вообще в курсе с кем ты дружен?! Ты его знал? Ты понял?» Кирилл, конечно, меня не слил, он был молодцом.

Либо Алексей Учитель, поставивший фильм по моему рассказу, позвонил мне где-то через неделю после всего и сказал что-то вроде: «Захар, приезжайте выступать на закрытие санкт-петербургского фестиваля». Я спрашиваю: «Вы в курсе, что происходит?». – «Да, конечно». – «Может быть, мне вести себя покорректней, когда я приеду туда выступать?» – «Нет, ведите себя как хотите», - сказал Учитель.

Я очень благодарен этим людям. Учителя и Кирилла сложно, конечно, назвать либералами, но они люди другой среды и они повели себя достаточно мудро. Но это три-четыре исключенья. Остальные были готовы меня просто... Было физическое ощущение, что если я сейчас неожиданно зайду в эту среду, то меня порвут на сувенир.

«ЗАВТРА». Тяжело, наверное...

З.П. Нет, не тяжело. Не скажу, что я испытываю самоподзавод от человеческой ненависти. Как Ксения Анатольевна Собчак однажды сказала, что «неприязнь ко мне меня питает». Меня, конечно, не питает. Никакого удовольствия от того, что сто человек одновременно кричит «Ублюдок! Распни его!» я не испытываю. Но сказать, что я испытываю какой-то душевный кризис – нет. Я нормально к этому отношусь. Повторюсь: я имею право говорить всё, что придёт мне в голову. Потому что, как минимум, противоположная сторона тоже никогда не стесняется в выражениях и произносит вообще всё, что в голову приходит, всегда и при любых условиях. Пусть знают, что у нас есть другая точка зрения, и мы можем эти слова артикулировать.

Дело в том, что либеральная интеллигенция втайне думает, что она и есть единственная интеллигенция в России, и больше другой интеллигенции быть не может. Кто не думает как они, тот дикарь и просто пещерный тип. На самом деле в России просто колоссальное количество интеллигенции, которую можно назвать консервативной. В силу работы я много езжу по стране. В этом месяце у меня шесть городов, в следующем семь. Я езжу в Ростов, Магнитогорск, Рязань, Сургут, – куда угодно. В каждом городе собираются люди и либералов среди них, может быть 1-2 человека и они голоса не подают. Все остальные люди прекрасно понимают, о чём я говорю. Они аплодируют, они слушают, они спрашивают: когда это всё закончится? И это интеллигенция, это люди читающие, люди думающие.

В России так сложилось, что они не имеют своих СМИ, своего радио, телевидения – у них нет своего представительства. Люди во власти, такие как госпожа Мизулина, самозабвенно делают вид, что представляют консервативную точку зрения, как это называл Троцкий – славянофильское шарлатанство. Вот они занимаются славянофильским шарлатанством. Люди одинаково устали и от этого шарлатанства, и от либеральной точки зрения. Они хотят нормального, просвещённого, консервативного взгляда.

«ЗАВТРА». После событий на Болотной площади в среде интеллигенции возникло новое противостояние двух лагерей, либерального и патриотического. К какому лагерю Вы тяготеете?

З.П. Я не тяготею, я нахожусь в патриотическом лагере и нечего даже на эту тему рассуждать, это для всех очевидно. Другой вопрос, что я могу себе позволить помещать себя в любую среду, потому что я сам за себя отвечаю, я прекрасно знаю цельность своего характера и знаю, что мне ничего в принципе не может повредить. Я сам собой ангажирован до такой степени, что меня никто не может ангажировать в принципе, кроме моих собственных взглядов. Люди могут в этом сомневаться, на патриотических сайтах могут быть какие-то истерики по поводу того, что меня кто-то уже купил, оккупировал, продал и опять заново купил – всё это чушь собачья. Я, безусловно, представитель патриотического лагеря. Я ни одной либеральной статьи в жизни не написал. Я никаким своим врагам в жизни руку не подал и не сказал «ребята, теперь мы с вами друзья». Никогда такого не случалось. Мы могли встречаться, мы могли общаться, но я своей точки зрения всегда очень твёрдо придерживался, и буду придерживаться впредь. Я – русский патриот, православный человек, человек антилиберальных взглядов.

«ЗАВТРА». После событий на Болотной площади стало ли разделение на два лагеря более явным, чем раньше?

З.П. К сожалению, раскола по линии либералов и патриотов не произошло. К несчастью, вся, так называемая, креативная среда, вся медиасреда, все те, кто встречается на улице и начинает эти вещи обсуждать, всё это, так или иначе, либералы. В России быть патриотом, консерватором, леваком – это, по большому счёту, моветон. Этих людей  - более-менее молодого возраста - можно по пальцам пересчитать. И представителей какой-то серьёзной патриотической общественности на Болотной, в либеральной среде тоже нет.

Есть люди прогосударственные, которые так или иначе находятся в слиянии с действующей ныне властной моделью. Есть люди либеральных взглядов. А людей, которые представляют огромные массы российского населения, которое в целом процентов на семьдесят пять левоконсервативное, практически нет. Мой опыт перемещения по стране показывает – по крайней мере интеллигенция у нас, конечно, консервативная и, конечно же, левая. Лишь в очень малой степени либеральная. Если даже и либеральная, то скорее либерал-консервативная. Но, странным образом, то представительство, которое имеет народ в лице оппозиции, оно всё либеральное.

Здесь создаётся какой-то совершенно неразрешимый когнитивный диссонанс. Какие бы мы ни были замечательные люди – я, Лимонов, Проханов, Сергей Шаргунов, и все прочие – мы этих людей аккумулировать, каким-то образом собрать и стать представителями консервативной оппозиции до сих пор не смогли. В силу самых разных причин. Может быть, потому что власть очень успешно играет на поле консервативной мысли.

Ведь, на мой взгляд, власть в России является абсолютно либеральной. Стопроцентно. И Путин и Медведев – безусловные либералы. Всё, что они делают в своей жизни – это абсолютный, тотальный либерализм.

У нас свободные деньги, которые свободно перемещаются по стране и за её пределами. У нас рынок, у нас частная собственность. Разве у нас нет свободы СМИ? Она не меньше, чем в какой-нибудь Италии или Греции. Мы всё знаем о деле Навального, о деле «Pussy Riot». Всё это легко узнать в течение трёх минут, зайдя на какой-нибудь сайт.  Я сам лично задавал вопрос Путину о его друге Тимченко, который занимался на тот момент торговлей российской нефтью, имея при этом финское гражданство, а налоги платя в Швеции, либо наоборот. Всё это не проблема. У нас в России либерализм вполне европейского толка, но власть отлично умеет себя преподносить в качестве самого главного консерватора, а оппонируют ей только либералы.

«ЗАВТРА». Как Вы считаете, почему не удаётся собрать воедино представителей российской консервативной мысли?

З.П. Каким-то образом оно всё время рассыпается в руках. Сколько сил положил на это, уже семь раз упомянутый нами, Александр Андреевич Проханов? Он собирал этих людей в президиум, создавал фронты, сходки, пытался из этого что-то слепить, но, к несчастью, всё это движение всё время распадается.

«ЗАВТРА». Из-за внешних факторов?

З.П. Не знаю. Из-за внутренних, человеческих, политических, каких угодно. Вот либералы, когда хотят собраться, они без вопросов это делают на Болотной, сменяют друг друга на одной трибуне. Хотя у них ведь самых разных противоречий не меньше. Одни из них вписаны во власть, другие в финансовые структуры, третьи в медиаструктуры, но они немедленно находят точки соприкосновения для того, чтобы выйти и всё это произнести.

А консерваторы – нет, не могут. Я знаком с большинством из них, но никогда никаких общих дел не имел. Я не очень понимаю, что это, но наши патриоты всю жизнь ведут себя как русские князья во время битвы при Калке.

«ЗАВТРА». Патриотический лагерь не собран, людям сложно за кем-то идти, даже зарегистрированной партии нет, поэтому, чтобы хоть как-то быть в оппозиции, им приходится присоединяться к «Болотному движению». Человек с левого фронта, вынужденный идти на либеральный митинг - эта проблема актуальна для всей России?

З.П. Проблема, несомненно, есть, и это проблема всей России. Но я не уверен, что она разрешалась бы наличием партии. Во-первых, такая организация многим была не по вкусу – она называлась национал-большевистской партией, и потом была запрещена как экстремистская. Сейчас она называется «Другая Россия». Но дело в том, что наш консервативный избиратель очень разборчивый. Долго сидит, ковыряется пальцем как в салате: то ему это не нравится, то – то, то ему Лимонов не такой, то Прилепин, то Проханов. Он долго будет ковыряться, вытаскивать горошек: «Вот горошек уберите, без горошка буду» или «Лучок не хочу». Либерал же, при том, что вид у него часто брезгливый, более всеядный. Он знает всё про всех своих лидеров, догадывается о каких-то вещах, но у него желудок хороший.

Сейчас какую ни создай партию, начнутся проблемы. Кроме того, я повторюсь, власть, прекрасно осведомлённая о том, что у нас в целом страна консервативная, очень мощно играет на этом поле. Оппонировать нынешней власти нельзя, потому что если ты будешь правый, то он будет правей тебя в десять раз. Если будешь левый, то она будет леветь просто на глазах, по крайней мере, на уровне риторики. Она произнесёт все левые лозунги запросто или скажет: «А что? Вот смотрите, даже лучше чем у вас!». А либералам проще, всегда есть возможность сказать, что свободы не хватает. Консерваторам сложнее.

Я, честно говоря, пока не очень понимаю перспективы консервативного движения. Но то, что есть огромное количество людей, публики, читателей, зрителей, слушателей и мыслящих граждан России, которые заинтересованы в другой постановке вопроса, которые не принимают либерализм ни оппозиционного, ни провластного толка – это сложившийся факт.

«ЗАВТРА». Многие участники боевых действий в Чечне с неприятием и раздражением реагируют на её нынешнее особое положение. Как Вы, в прошлом участник этих военных действий, относитесь к сегодняшнему положению Чечни? Каковы должны быть, на Ваш взгляд, варианты кремлёвской политики по отношению к этому региону?

З.П. Я стараюсь вообще об этом не думать, потому что с одной стороны ничего хорошего там не происходит. Совершенно очевидно, что это такой посторонний субъект в лоне, поле, ландшафте Российской Федерации, который во многом живёт по своим собственным законам и в этом смысле не до конца контролируем.

С другой стороны я, безусловно, не отношусь к числу деятелей правонационалистического движения, выступающих за отделение Кавказа. Всё это вызывает у меня какое-то удивление, иногда раздражение, а порой даже ярость. Россия за сотни лет своего существования находила в себе силы и ресурсы для того, чтобы не отказываться ни от чего и лишь прирастать в территории. Да, всегда бывали какие-то проблемы. Эти территории постоянно имели определённые болезненные точки, там происходили разные эксцессы. Но у этой страны всегда хватало внутренней силы. Настолько велика была воронка русской государственности, что она в себя всё это втягивала. Потому что процессы, происходящие на нашей территории, были, во многом, даже привлекательны для соседей. Зачастую они чувствовали свою защищённость. С чего это мы сегодня стали такие умные и щедрые, что решили всё это запросто отпиливать? И потом, откуда такая убеждённость, что если мы отделим эти субъекты Федерации, то у нас с вами настанет какая-то чудесная жизнь? Она, безусловно, не настанет. Ничего не произойдёт. Эти 3% или 7% бюджета, которые уходят в Чечню, они ведь не придут к нам в карман, не придут в космос, в воинскую сферу, они уйдут туда же, куда уходят все остальные деньги. Это, на мой взгляд, неразумная точка зрения.

Что касается взгляда изнутри на Чечню, то есть такое паническое суждение, что если чеченцы захотят с нами воевать, то у нас будут такие проблемы, что нас просто разорвут на части. Конечно, проблемы будут, но этот угол зрения не столь убедителен, как может показаться. Во-первых, чеченцев, даже вместе с дагестанцами, в России всего процента три. Они должны плодиться ещё лет сто пятьдесят, чтобы их стало хотя бы 20% от населения страны. Мы должны вымирать, а они должны плодиться. Но этого в ближайшее время не произойдёт.

Кроме всего прочего, все эти рассказы о том, что существует какая-то кадыровская гвардия, что он собирает людей, такой некий суперспецназ – даже в нынешнем состоянии России ещё в течение лет двадцати пяти никакой кадыровский спецназ никому не страшен. Самолёт с бомбой страшнее любого спецназа. Самолёт взлетел, и нет никакого спецназа. В Чечне уж точно про это прекрасно помнят. Чтобы они на эту тему там не размышляли, в конечном счёте, они отдают себе отчёт, что с Россией, с этой безумной субстанцией лучше военным образом не связываться. Поэтому истерить не стоит, но Россия, безусловно, нуждается в том, чтобы создавать какой-то позитивный проект своего будущего развития.

Что связывает в данном виде Россию? Россию кроме чёрного нала не связывает ничего. У нас нет ни общей государственности, ни общей идеологии. Ничего у нас нет. Есть только чёрный нал – мы живём с Кавказом по чёрному налу. Кавказ это устраивает, нас это устраивает, но вечно так жить нельзя. Надо что-то придумывать. Но чтобы вырваться из этого нужна не то, чтобы сверхсила, нужен какой-то ангел или демон. Страна находится в миллионе сложносочинённых финансовых схем, по которым она живёт. Все по ним живут, вся страна, за двадцать лет система наработана. Чёрный нал страшнее Чечни и либерализма.

«ЗАВТРА». Можете предположить какие-то приемлемые пути выхода?

З.П. Я думаю, что ситуация будет развиваться следующим образом. Либо страна гикнется и начнёт обваливаться кусками, но это случится не сегодня, чуть позже, когда наши стратегические, экономические и демографические проблемы вдруг начнут одновременно все лопаться разом. Не по одному, а именно разом. Либо при том же самом варианте, когда всё начнёт гикаться и валиться разом, и возникнет ситуация безвластия, при которой какое-то сообщество людей примет на себя ответственность за управление этой ситуацией. Как в бурю на корабле.

Такие люди есть. Они должны быть. Причём в каком-то серьёзном количестве. Они должны быть молоды, агрессивны и совершенно безбашенны. Задача моральной подготовки таких людей, организация этого сообщества очень важны. Я часто об этом думаю, пытаюсь этих людей видеть и различать. Для того чтобы они ни в коем случае не пришли с кольями и топорами, не перебили их все, а просто сказали: ребята, мы видим, у вас плохо получается, мы готовы предложить другие варианты решения событий.

Я думаю, что только в этом должно быть сообщество. Даже не партия или организация, а просто сообщество консервативно мыслящих людей, очень образованных, подготовленных и прекрасно осознающих, какая задача будет перед ними стоять в момент кризиса.

«ЗАВТРА». Вы говорите о молодых интеллигентных людях, при этом консервативно мыслящих. Нет ли у нас проблемы в образовании? Во многих ВУЗах страны на место старых, советского склада преподавателей, приходят молодые, зачастую несущие либеральные идеи. Соответственно, такие и ученики вырастают, и в этом видится серьёзная проблема.

З.П. Проблема, несомненно, есть, потому что восприятие действительности молодыми людьми, конечно же, находится под влиянием трендов, и они в основном либеральные. Я бы не сказал, что они все уж очень либеральные, но это такое эклектичное мировоззрение. Оно включает в себя какие-то левые куски, какие-то консервативные. Эти тенденции имеют мощнейшее влияние. «Отдай своего ребёнка Америке», тренд по гей-движению, то, что они могут кого угодно повенчать и усыновить – всё это вбрасывается, и каким-то образом, незримым движением рук все эти тренды становятся для городской интеллигенции, для молодых людей основополагающими.

Они всерьёз начинают считать, что так и думают, хотя ещё год назад они про это даже и не помышляли. Потом раз, что-то происходит, я не вижу даже эти пассы, я не могу рассмотреть, кто им объяснил, но вдруг они собираются в кафе, и они все уже за это, верят, что только так и может быть, и им ничего никогда не объяснишь. Эти незримые пасы повсюду. Тем не менее, выигрывает не масса. Выигрывают самые злые, безбашенные, агрессивные и последовательные.

И потом, может быть вам конечно виднее, но мне казалось, что в 90-е годы ВУЗы были куда более подвержены либеральным трендам. Тогда все были либералы, все были демократы, антисоветчики, а затем, даже на государственном уровне начался откат, началась попытка приоритета консервативных ценностей. Хоть они и достаточно лукавые, лживые и патетичные. Тем не менее, весь этот тренд имеет место быть.

Проблема с образованием есть, но надо заботиться не о том, чтобы собрать 90% молодых людей, и они, вдруг, все стали консерваторами, а о том, чтобы было 5-10% молодых людей, которые думают как надо. Потом они организуют правильную повестку дня, и все начнут думать правильно.

Нужно завоёвывать СМИ, и медиа-пространства; растить новое поколение. Надо работать на этом уровне. Я, конечно, не поклонник малых идей и дел, но, тем не менее, этой работой надо заниматься и какие-то вещи тоже делать трендовыми.

«ЗАВТРА». А отличается ли интеллигенция в крупных мегаполисах вроде Москвы и Питера от более малых провинциальных городов? По соотношению или по взглядам?

З.П. Если говорить о молодёжной интеллигенции, то она минимизирована. В целом класс интеллигенции имеет только тот состав, который остался от Советского Союза. Это остатки НИИ, физиков, лириков, людей, которые не успели маргинализироваться или противостояли маргинализации. Уже среди молодёжи достаточно сложно вычислить, кого можно назвать интеллигенцией. Сложно говорить о молодых людях, как правило, в регионах они достаточно аполитичны и аморфны. Если в городе есть 2-4 человека, которые какую-то движуху организуют, то в этом городе появляется какая-то газета, какое-то даже «Эхо Москвы», но не всегда с либеральным трендом, а с вполне таким оппозиционным. Если нет таких людей, то город просто «лежит в болоте».

Я такое замечаю. У меня есть товарищ, живущий в городе на Волге. Он там вообще один, у него нет среды общения, ему не с кем поговорить. Может быть, там ещё есть пять человек, но они живут в разных концах города и никак не могут связаться. А есть города, где жизнь проистекает, бурлит. Вот в Нижнем Новгороде, например: у нас там сто таких людей, с которыми мы можем встречаться. Все эти серьёзные города с интеллигентской наследственностью от Советского Союза, естественно, в этом смысле куда более бодры. Когда была национал-большевистская партия, там всегда были свои ячейки. Нижний Новгород, Петербург, Екатеринбург, Калининград, Новосибирск – там, где были либо какие-то научные школы, либо какая-то культурная жизнь. Родители росли среди пластинок, книг и какого-то интеллигентного дискурса, и дети его тоже впитали. Где этого никогда не было, где не было таких родителей, там и дети получились совершенно в этом смысле аморфные.

В этом ключе, может показаться, что Питер, Москва или любой крупный город имеет сильные либеральные тренды. Но, допустим, в Петербурге точно самое большое количество леваков, нацболов и вообще много людей, мыслящих консервативно. Это советско-интеллигентское наследство порождает определённого типа молодёжь, часть которой быстро разочаровывается, в том числе и в либеральных трендах. Разочаровывается, если привыкла к какому-то критическому осмыслению действительности. Но если она к этому в принципе не привыкла, то она к этому и не придёт. Хотя так с любым человеком заговори где угодно, в каком-нибудь самом мрачном моногородке с остановившимся заводом, и он скажет, что всех ненавидит, что он за революцию, и хочет пойти и всех убить. Например, когда я в качалку ходил в районах, там все такие злые, ненавидят всех одновременно – и власть, и оппозицию, и Немцова, и Путина, и кого угодно. Их раздражение – это достаточно серьёзная черта людей с минимальным душевым финансовым доходом. Это нормально, обычно. Только вот они деградируют быстрее, чем становятся по-настоящему раздражёнными. Деградируют и физически, и морально.

«ЗАВТРА». Удивительно слышать. Всегда казалось, что рабочий класс – это самое консервативное, что есть в нашей стране. Что они целиком и полностью консерваторы.

З.П. За власть консерваторы или консерваторы просто?

«ЗАВТРА». Они не разбираются в политике. Они просто за действующую власть.

З.П. Но при этом они всё равно раздражены. Они не доверяют ни одному институту власти. Может быть, они и за власть, но они не верят прокуратуре, суду, милиции, налоговой инспекции, Государственной Думе.

«ЗАВТРА». А Путину верят?

З.П. Путину верят, потому что чему-то надо верить. Но власть не может держаться на одном Путине. Должны быть какие-то другие вещи – Церковь, интеллигенция, должно быть ещё что-то, во что они могут поверить. Но они больше вообще ни во что не верят. Государство, мягко говоря, нестабильно. Убери одну эту скрепу и на чём оно будет держаться? Непонятно.

Наша убеждённость в том, что нынешняя модель власти такая мощная, такая сильная, что её так много людей поддерживает – даже внутри самой власти в этом нет никакой убеждённости. Они прекрасно знают, что оппозиции мало. Это 100-300 человек. Но во власти тоже 100-300 человек. Если мы думаем, что там гораздо больше, то ошибаемся. Существует сообщество, смешное в масштабах страны, которое, тем более, замотивировано другими вещами – своим финансовым оборотом.

Любой человек, который, так или иначе, имел хождение внутри коридоров власти, знает, что это не какая-то могущественная крепость, где всё стоит на своих местах. Это работа стихийная, хаотичная, как и в любом механизме – там заела одна шестерёнка и вдруг раз, всё, застопорилось и не движется, и куда-то пошло вбок, поехало на одном колесе. Такое случается сплошь и рядом. Может произойти, а может и не произойти. Надо быть к этому готовыми, если не будем, то она опять поедет на одном колесе, затем починится и поедет на втором.

«ЗАВТРА». Стало быть, надо ловить момент?

З.П. Надо ждать и использовать всякий момент. Делать выводы из всех ошибок. Я глубоко убеждён, что у «Болотной истории» был очень серьёзный исторический шанс – пятьдесят на пятьдесят. Если бы те люди остались на площади, расставили палатки, купили тушёнку и стали бы там просто сидеть, то ситуация могла бы пойти как угодно. Но этого не произошло.

«ЗАВТРА». Повторение возможно?

З.П. Да, но не рукотворное, организовать его ещё раз нельзя. Оно произойдёт в силу стечения каких-то обстоятельств, совершенно нам неподвластных. Тем не менее, мир всё равно катится к экономическому и финансовому кризису. Такие вещи неизбежно будут происходить. Причём, полагаю, в ближайшие три года. Казалось бы, всё проиграно, правительство себя самоспародировало, все «болотные» посажены, все свободы пообжаты. Но в целом, ситуация всё равно изменилась. Изменилась атмосфера наших взаимоотношений с властью. Люди почувствовали, что им чуть больше дозволено. Вариативность событий стала шире.

Путин произносит имя Навального, с кем-то встречается, кого-то вводит во власть, Ройзман победил – десятки самых разных вещей, которые можно по-разному расценивать, но в целом это уже другая ситуация, в 2009 году это было немыслимо. Вот это-то пространство в следующий раз ещё больше отыграют. С одной стороны, это, безусловно, поражение. С другой, оно чуть-чуть сдвинуло все настройки, и теперь они будут сдвигаться ещё дальше. Я вообще думал, что это им нафиг не надо, но они, видимо, с этим считаются. Им приходится с этим считаться.

Анна Скок, "Завтра" - 10 октября 2013 г.