«Мне иногда кажется, что у нас президент и премьер — один человек»
Нижегородский писатель Захар ПРИЛЕПИН совсем недавно стал лауреатом престижной литературной премии «Национальный бестселлер» за свой роман в рассказах «Грех». В своем интервью Сергею АНИСИМОВУ для «Времени новостей» победитель «Нацбеста» рассказал о том, за что, как ему кажется, дали премию, как он относится к Эдуарду Лимонову, политическим соратником которого считается, а также к шукшинским «чудикам» и почему в России все еще возможна социальная революция.
— Рассчитывали ли вы получить премию в этом году? Ведь номинировались на «Национальный бестселлер» уже в третий раз?
— Совершенно верно — я не первый раз попадаю в финал «Нацбеста», и поэтому отношение у меня к этому было достаточно спокойное. Я считаю, что уже состоялся как литератор, получив штук шесть самых серьезных литературных премий, в том числе и зарубежных. Поэтому никакой ставки на выигрыш не было и шансы свои я никак не просчитывал. Я думаю, что эта премия дается не за конкретный текст, а, как написал мне один литератор, «за уверенность присутствия в литературе». Я думаю, за то же самое в свое время получил «Нацбест» Пелевин. Хотя свой текст, за который мне дали премию, я люблю и считаю лучшим своим текстом.
— Критики ставят вам в упрек, что «Грех» — никакой не роман, это обычный сборник рассказов. А романом назван, чтобы было удобнее номинироваться на тот же «Нацбест».
— Меня эти упреки меньше всего волнуют. А вот, например, Быков (писатель и журналист Дмитрий Быков. — Ред.) назвал один свой текст «оперой» (опера в трех действиях «Орфография». — Ред.), а Гоголь «Мертвые души» — поэмой. То есть это все — мои личные забавы.
— Я думал, вы скажете, что в этом тексте есть единый герой, скрепляющий кажущиеся отдельными новеллы…
— Совершенно верно. Единый герой и еще внутренние рифмы. У меня есть свое собственное сравнение. Представьте некий сосуд, по которому ударили молотком. Я собрал эти черепки и попытался соединить. Получился уже не прежний целый сосуд, но и не разрозненные черепки.
— Мне показалось, что ваши вещи в постановке главных вопросов, темах и стилистике напоминают произведения Эдуарда Лимонова. Если учесть, что вы придерживаетесь с ним общих политических взглядов, сам собой напрашивается тезис: «Прилепин — это молодой Лимонов». Вас такая параллель устраивает?
— Безусловно, Лимонов — один из моих учителей в литературе, но у нас с ним абсолютно разные эстетики и системы координат. Я ребенок русской литературы, а Лимонов — во многом наследник европейских литературных традиций. Я ощущаю духовное родство с литературой 20-х годов ХХ века — Артемом Веселым, Михаилом Шолоховым, Анатолием Мариенгофом. У Лимонова несколько другие точки отсчета — маркиз де Сад, Пазолини, какие-то эстетские вещи. Как видишь, наши литературные иконостасы несколько различаются. Поэтому, я думаю, в дальнейшем наши литературные пути будут расходиться все больше и больше. Сравнение с Лимоновым правомерно в том смысле, что мы пытаемся создать типаж современного героя — активного и даже агрессивного человека.
— Кстати, насколько знакомство с такими персонажами литературной и политической сцены, как Эдуард Лимонов и Александр Проханов, помогает вам в писательской карьере?
— Лимонов мне ничем помочь не может, потому что он персона нон грата. Да, Проханов приезжал в прошлом году в Нижний на презентацию моего романа «Санькя», мы с ним иногда созваниваемся. Но Проханов не литературный человек. Он человек политики и ничего полезного и доброго сделать для меня как литератор просто не в состоянии. К тому же он тоже не особенно любим в литературных кругах. Возможно, кто-то думает, что какими-то звонками и протежированием можно что-то решить. Это абсолютная неправда. Я никого не поил коньяком, я не живу в Москве. Сижу в Нижнем, пишу тексты, отправляю их в столицу, и они сами там торят себе дорогу.
— Тем не менее злые языки говорят, что в вашем успехе есть доля протежирования. Например, известно, что директор Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский — наш общий земляк, долгое время проживавший в городе Дзержинске Нижегородской области. Согласись, чиновник такого ранга, который с тобой «из одного города», — достаточно веский аргумент для разного рода литературных и любых других начальников?
— Я не знаком с этим человеком. Я от государства ездил на книжные выставки всего пару раз. Гораздо чаще я представляю страну по другим каналам — от «Открытой России», разного рода правозащитных организаций.
— Как вы думаете, если бы в середине 90-х годов вы не съездили в Чечню в составе нижегородского ОМОНа и не получили бы уникального для творческого человека материала, стали бы тем, кем являетесь сейчас, — состоявшимся писателем, вошедшим в так называемую «обойму»?
— Иосиф Бродский говорил, что «человек — это сумма его поступков». Чеченские командировки, политические дела и взаимоотношения с женщиной — это сумма поступков, без каждого из которых ничего бы не сложилось. То есть ответ — да.
— Многие ваши вещи откровенно биографичны — кстати, как и у Лимонова. Это такая модная тенденция в современной литературе или вы просто не можете или не хотите писать «придуманные» вещи?
— В моих романах «Патологи» и «Санькя» действуют персонажи Евгений Ташевский и Саша Тишин. Захар Прилепин не появляется ни там, ни там. В «Грехе» действует Захар, но меня по паспорту зовут Евгений. Все это такая литературная игра. Я пишу не биографию, а исключительно художественные тексты. С тем же успехом можно говорить, что биографические тексты писал Горький.
— Одним из ваших литературных кумиров является советский писатель Леонид Леонов. Написали ли вы уже биографию этого человека? И почему именно Леонов?
— Леонов — писатель с очевидными признаками гениальности. В его биографии очень много белых пятен. Фактуру приходится собирать по крупицам — езжу по стране, копаюсь в архивах. Это очень утомительный, но одновременно и радостный труд. Многие знакомы с творчеством этого писателя исключительно по книге «Русский лес». Это откровенно слабая книга, его самая неудачная вещь, которая служит ему своеобразным надгробием. В свое время он меня очень потряс, и одной из своих задач я считаю возвращение этого писателя в современный литературный обиход.
— Вы говорите, что вам омерзительны герои Василия Шукшина. Странно слышать такие откровения от человека, который родился в деревне и всячески эту страницу собственной биографии подчеркивающий.
— Есть разный Шукшин. Шукшин первой части романа «Любавины» и «Я пришел дать вам волю» будет потрясать меня всегда. В этом есть и мощь, и почва, и кровь, и судьба. В то же время эстетику шукшинских чудиков, этих советских юродивых я не приемлю. Она меня смешит и кажется злостной пародией на русского человека. Я вообще не люблю разного рода остряков и смехачей и чаще всего нахожу их пошлыми. Шукшин одарил нас этими образами по сути своей ущербных людей, и это меня раздражает. Кроме того, таких людей в природе своей я практически не встречал. Сегодня в деревне я наблюдаю немного других персонажей.
— Давайте поговорим о политике. Как вы думаете, кто сейчас у нас в стране главный — президент или премьер-министр?
— Меня это особенно не волнует — мне иногда вообще кажется, что у нас это один человек. Россия переживает очередной фарт — высокие нефтяные цены и ряд спортивных побед последнего времени свидетельствуют, что нам пока везет. Но совершенно ясно, что все это ненадолго. За последние годы не было сделано практически ничего, что обеспечивало бы России сохранность ее демографии и географии. Власть в России работает исключительно в сфере пиар-технологий. Тот же Нижний Новгород вовсю застраивается новыми и новыми торговыми и развлекательными центрами, в то время как нижегородская деревня по-прежнему тихо умирает. Наши правители работают как временщики.
— В составе группы молодых писателей вы встречались с тогдашним президентом Владимиром Путиным и главным кремлевским политтехнологом Владиславом Сурковым. После этих встреч в вашей жизни что-то изменилось?
— За последний год меня задерживали сотрудники всевозможных органов раз сто, не меньше. То есть буквально каждые три дня. Та встреча укрепила меня во мнении, что нынешняя власть очень хорошо слышит и понимает себя, но с равнодушием выслушивает противоположные точки зрения. Спасибо, что хотя бы слушают.
— Вы считаете, что в России возможна социальная революция?
— Я в этом не убежден, но очень хочу в это верить. Я думаю, что если в стране не произойдет смена властных элит, Россия обречена. Однако Россия движется иррациональными, а не рациональными энергиями. Поэтому здесь часто происходили вещи, которые были неожиданными для всего мира.