Русская литература не даёт ответов

Российский писатель Захар Прилепин презентовал публике свой новый роман «Обитель», который рассказывает о Соловецком острове в 20-х годах XX века. В студии «Вестей ФМ» культурный обозреватель Антон Долин выяснил у автора, что подтолкнуло его взяться за такую непростую тему, как происходила работа над новой книгой и можно ли считать ее написание новым этапом в творчестве.

Долин: Здравствуйте, у микрофона Антон Долин. И сегодня у нас дорогой и не такой уж частый гость в Москве — писатель Захар Прилепин. Захар, привет.

Прилепин: Привет.

Долин: У нас сразу несколько поводов. Прежде всего, конечно, это новый роман, вышедший у Захара, совершенно фундаментальный, называется он «Обитель» и рассказывает о Соловецком монастыре и Соловецком лагере в 20-х годах 20-го же века. Книжка огромная, там 700 с лишним страниц, и, тем не менее, несмотря на то, что люди у нас читают все меньше, она на первом месте в рейтингах продаж в нескольких магазинах, с чем, конечно, мы тебя, Захар, и поздравляем. И кроме этого, состоится вот-вот премьера фильма «Восьмерка» Алексея Учителя, долгожданная, потому что фильм этот показывался впервые еще ранней осенью на кинофестивале в Торонто — и вот наконец-то он в завершенной версии, в окончательном монтаже выходит у нас. Это первая экранизация прозы Захара, одноименной повести, и дебют твой в кино в качестве актера.

Прилепин: Ну, вторая роль, я играл до этого в сериале еще.

Долин: А, в сериале еще было. Ну, в общем, от поздравлений я бы перешел все-таки к обсуждению сути. Все-таки «Обитель» — это не просто какой-то роман, явно он и писался тобой как важная книга, и мне кажется, что люди его покупают не только потому, что там слова «Захар Прилепин» на обложке, есть какие-то другие причины. Во всяком случае после многочисленных интервью и статей все знают, про что эта книга, там и на обложке написано. С чем такая востребованность может быть связана, как тебе кажется?

Прилепин: Ну, понимаешь, Антон, если отвечать на этот вопрос, надо как-то масштабно к себе относиться и всерьез на эту тему рассуждать. Да, наверное, людям важно сегодня, в наши непростые времена, многообещающие времена, каким-то образом себя идентифицировать: кто мы такие, куда мы идем. А вот эта соловецкая ситуация, когда в один этот «котел» были заброшены фактически все представители самых разных слоев, этносов и вероисповеданий, которые имели и имеют по-прежнему отношение к России, она в чем-то показательна, как мне кажется. Можно в этом долго рыться, что-то оттуда извлекать и с интересом рассматривать — такой огромный, чудовищный сундук, который может что-то объяснить, а может ничего не объяснить.

Долин: Мне показалось ужасно интересным в выборе места и времени. Вообще лагерная проза — к сожалению для нашей страны, но к счастью для нашей культуры — является такой зарегистрированной торговой маркой нашей литературы, и многие лучшие книги XX века, написанные на русском, были о лагерях или вокруг этой темы: Шаламов, Солженицын, Евгения Гинзбург, замечательная жигулинская проза, Гроссман — все они рассказывали о советском человеке, выкованном молотом и серпом на этой страшненькой наковальне революции, и вот он какой-то сформировался и теперь он проходит через эти круги ада, по-разному описанные разными писателями. У тебя интересно то, что эти 20-е годы — это еще не советский человек.

Прилепин: Не советский, конечно, еще русский.

Долин: То есть там люди самые разные, там есть даже иностранцы. Разные этносы, разные культуры, разные взгляды на жизнь, разные философии, я уж не говорю о том, что разный возраст, пол и всё на свете, все смешалось. И вот в любой лагерной истории всех унифицировали — что все одинаковые, в одинаковых робах, всех ждет одинаковая судьба. У тебя этого нет — у всех разная судьба, у всех разное обличье.

Прилепин: И даже одежда разная.

Долин: Да. И вот ты говоришь, что люди ищут идентификации. Конечно, это так, но мне кажется, что ты выбрал момент, когда люди были в самом растерянном состоянии именно по поводу самоидентификации, они не могли даже про себя сказать: «Мы — советские люди» или «Мы — дети революции». Вообще ничего единого про себя они сказать в принципе не могли. Ну, если эта книга — не ответ на эти вопросы, а, скорее, сам вопрос и есть.

Прилепин: Конечно. Ну, вообще русская литература же не дает ответов, она задает самые страшные вопросы — и в этом как раз и заключается ее пресловутый гуманизм, потому что она ничего не боится и спрашивает по любому поводу. А там колоссальное количество вопросов по тем же самым Соловкам: что такое «большевистская идея», что такое «коммунизм», что такое «вера», как придти к православию или уйти от него, как сохранить себя как человека, как сохранить себя как мужчину? Любовь, страсть, ярость — все вопросы, которые у меня были в голове, я все их задал.

Полностью слушайте в аудиоверсии.

Антон Долин, "Вести ФМ", 01.05.2014

Купить книги:



Соратники и друзья