С Захаром Прилепиным я познакомился при забавных обстоятельствах. На московской кухне сидела пятёрка товарищей и уплетала суп из сковородки. Вошёл массивный небритый парень. Посмотрел, улыбнулся. Поздоровавшись со всеми, протянул руку и мне, представился: «Захар!» Через пару лет Прилепин стал одним из самых известных молодых писателей России. Множество литературных премий, почти часовая личная беседа на приёме с Владимиром Путиным и прочие «фанфары славы» не испортили человека: он живо откликнулся на предложение дать интервью «ВЦС»…

— Захар, есть понятие «окололитературная тусовка»: писатели встречаются между собой, обсуждают коллег и даже интригуют. Вы в стороне от «бомонда»?

— Отчего же? Я дружу с писателями, мы часто встречаемся, потребляем спиртные напитки, обсуждаем коллег (чаще всего это коллеги женского пола), признаёмся друг другу в любви, потом дерёмся. Всё как полагается. О литературе говорим мало — это не очень интересно. Пока не интригуем — делить особенно нечего. У нас есть свой круг, такая симпатичная банда: Дмитрий Новиков, Денис Гуцко, Илья Кочергин, Рома Сенчин…

Есть у меня ещё два товарища и собрата, которые не входят в этот кружок, но с которыми меня многое связывает: Сергей Шаргунов (и примкнувшая к нему супруга Аня Козлова, отличный прозаик) и Саша Гаррос (и его супруга Аня Старобинец, тоже талантливый писатель). Я часто пользуюсь их гостеприимством, бывая в столице. Вот сейчас поеду в Питер выступать в университете в паре с Германом Садулаевым, автором замечательной книжки «Я чеченец!» Мы с ним тоже дружны. В литературе много хороших людей, с которыми я чувствую себя уютно и весело.

— Ваши описания современного русского села в романе «Санькя» наталкивает на грустные мысли. Хочется плакать от бессилья…

— Многое погибло, многого уже не вернуть, тем более что в России ежегодно вымирает несколько сот деревень. Это будет продолжаться и впредь, до тех пор, пока деревня находится на самой дальней периферии миропонимания и власти, и общества. Я более чем уверен, что 99 из 100 людей, находящихся у власти, людей обеспеченных, людей, управляющих медиа-миром, по большому счёту не имеют никакого представления о том, что такое деревня, зачем она нужна, как там выживают люди. Более того, о жизни деревни они вообще не задумываются: их это никак ничем никогда не касается.

Нижегородский губернатор Шанцев как-то приехал в деревню и басовито стал сетовать на бедность деревенской жизни, говоря, что вот де, как же можно жить на четыре тысячи сто рублей. Это ему помощники цифру назвали, но он спутал немного: обычная средняя зарплата в той деревне была три сто, на тысячу меньше. И зал загудел недовольно. Для них эта тысяча жизненно важна! Губернатор, чьё состояние, уверен, исчисляется цифрой со многими нулями, даже не понял, чего все так разозлились... Самый последний московский клерк может потратить в день месячную зарплату иной русской деревни. У нас ненормальная страна, что тут говорить.

— Захар, что отличает произведение, написанное исключительно «для зарабатывания бабла», от написанного «для души»?

— Ничто не отличает, эта проблема вообще не стоит. Я, к примеру, могу сказать, что роман Достоевского «Игрок» был написан за 26 дней — и как раз для разрешения финансовых проблем. Эдуард Лимонов никогда не скрывал, что все романы французского периода писал, подстёгиваемый финансовыми нуждами: это срабатывало не хуже вдохновения. Отправная точка не важна; важно — что получилось в итоге. «Для души» пишется огромное количество дрянной макулатуры.

— Некоторые из пишущих перестают читать, боясь затем подсознательно копировать стиль прочитанного. Они правы?

— Они идиоты.

— Кто любимый литературный герой?

— Есть герои, которые мне кажутся по-настоящему близкими, я иногда тоскую по встрече с ними, скучаю без них: Григорий Мелехов, к примеру; вообще весь мир «Тихого Дона»... Дело, по большому счёту, не в героях: просто писатели иногда создают атмосферу, где чувствуешь себя счастливым, удивлённым, как будто тебя ангел коснулся. Атмосфера первых романов Гайто Газданова — комната Клер с синими обоями, ночные дороги Парижа… Или атмосфера повестей Михаила Тарковского, самого моего любимого прозаика — это его замороженное время, тихие или злые снега, дальние женщины, сельдюки, плотоматки, охотничьи псы…

А если по-мальчишески отвечать — скажу, что читал все романы о Штирлице-Исаеве-Владимирове, и этот тип мне до сих пор кажется совершенно очаровательным. Юлиан Семёнов вообще замечательный писатель, это мало кто всерьёз знает. Или вот Серёга Шаргунов вывел отличного героя в классической своей повести «Ура!» Кое-кого из современных писателей недолюбливают как раз за их героев…

— Тут критик Сергей Беляков сетовал недавно: где, мол, у нас шедевры? Вот, говорит, в 20-е годы юный Олеша «Зависть» уже написал, и Зощенко что-то написал, и ещё кто-то, а современные шедевры так и не нарисовались.

— Беляков, наверное, критику тех давних лет позабыл, как тогда отзывались современники и об Олеше, и о Зощенко, и о Бабеле с Леоновым. Это теперь Белякову легко говорить, он же видел лица классиков в учебниках, книжки о них читал. Мало кому зрения хватает разглядеть шедевр вблизи. Я вот Шаргунова назвал и Тарковского назвал: они авторы шедевров. Могу список продолжить. Несколько рассказов Дмитрия Новикова, в первую очередь «Муха в янтаре» и «Происхождение стиля» — шедевры. Романы «Оправдание» и «Орфография» Быкова — шедевры. «Блудо и МУДО» Алексея Иванова — шедевр. Последние повести Ромы Сенчина — шедевры. Нечего тут стесняться. Пускай Беляков уймёт свой менторский тон, запишет перечисленные шедевры в записную книжечку и приступит к изучению их замечательных героев.

— Некоторые из молодых писателей, как Сергей Шаргунов, имеют политическую позицию. Захар Прилепин тоже «партиец». Ваши книги — отчасти орудие пропаганды идей?

— Нет, мои книги — это мои книги. У меня никаких идей нет. Плевать я хотел на идеи. Я хочу прожить жизнь человеком с открытыми глазами — не более того.

— Вы служили в ОМОНе, ездили в Чечню. Кавказская проблема имеет решение?

— Конечно, имеет. Надо как следует потрясти силовые структуры, вывернуть их наизнанку, устроить там зачистку небольшую, генерала какого-нибудь перед строем «немножко расстрелять»… Впрочем, не только с силовыми структурами придётся это делать. Армия — всего лишь скол общества с акцентированными проблемами всего народа. Россию сейчас разрывает на две части: ей мучительно не хватает демократии и одновременно столь же сильно не хватает аристократического централизма. Перекос в любую сторону чреват самыми отвратными последствиями.

Сегодня мы неустанно делаем себе замораживающие уколы, но не лечимся при этом. Всё оттягиваем тот момент, когда заморозка оттает, и окажется, что у нас полный рот гнилья, и все органы прогнили насквозь. Чтобы знать о том, где у нас и что болит, нужна эта самая демократия; а для того чтобы лечить болезнь — нужен упрямый, лобастый, с волосатыми руками беспощадный хирург. Кавказская проблема — лучшая иллюстрация происходящему. Мало кто догадывается, какой беспредел чинит там Кадыров-младший, все делают вид, что ничего не происходит. Отсрочки кончатся когда-нибудь, и снова жахнет на полстраны. Вспомнится нам этот «стабилизец».

— И последнее. Как людям, которые хотят публиковать свои произведения, из провинции добраться до издателя?

— Ничего особенного не надо делать. Распечатать текст и отправить в толстый журнал или в симпатичное вам издательство. Надо, конечно, предварительно разобраться, кто и что издаёт. Для фантастики есть одни издатели, для философских притч — другие, для натуралистической прозы — третьи. Книжный рынок задыхается без хороших текстов — это однозначный факт, безусловный. Все ворота открыты. Идите смело! Вас ждут.

ВЦС от 05.12.2007
Беседовал ПАВЕЛ МУХИН