«Меня можно звать Захар, Женя, товарищ, гражданин»

Захар Прилепин хорошо знаком нашим постоянным читателям. Как-никак — бывший коллега. Все знают, что он служил в ОМОНе, восстанавливал конституционный порядок на Северном Кавказе.

Сегодня он — именитый писатель, популярный телеведущий и общественный деятель. Живёт в Нижегородской области, приезжая в столицу для записи телепрограмм. А встретиться и побеседовать с ним мне вовсе довелось на Алтае, куда Прилепина привели общественные дела.

Гостей «пытаю» разговорами

— Для начала скажите, как к вам правильно обращаться: по вашему литературному псевдониму — Захар или по имени — Евгений Николаевич?

— По паспорту я — Евгений Николаевич Прилепин, а называть меня можно и Захар, и Женя, и Евгений Николаевич, и товарищ, и гражданин — как вам больше нравится. А псевдоним появился случайно. Я родом из рязанской деревни Ильинка, папа у меня был Николай Семёнович, но все друзья называли его Захаром, и прадеда моего звали Захаром. Когда я писал первую книгу, уволившись из ОМОНа, где прослужил 6 лет, почему-то решил, что она будет единственной, и, подписавшись именем Захар, как бы отдал дань памяти своей семье, своим предкам. Прадед Захар, отец Захар, ну, думаю, объединю этим именем всю семью. Но так вышло, что на одной книжке не остановился, с тех пор написано много произведений — и художественных, и литературоведческих, и публицистических. Но так как первая книга была подписана этим псевдонимом, то вроде вторую было глупо подписывать иначе. Сейчас уже и друзья зовут Захаром, и коллеги по отряду, и даже младший сын мне говорит: «Захар, дай мне мяч».

— А с чего началась ваша литературная деятельность?

— Когда служил в ОМОНе, параллельно учился на филологическом факультете НГУ им. Н. И. Лобачевского. В 1999 году после получения диплома оставил милицейскую службу и устроился на работу журналистом в нижегородскую газету «Дело». В 2000-м стал её главным редактором. Первые труды как писателя появились в 2003 году. Романы печатались во многих «толстушках» и журналах. Затем моими произведениями заинтересовались издательства.

Журналистикой, наряду с литературной деятельностью, занимаюсь и сейчас, веду музыкальную программу «Соль» на телеканале «РенТВ». Те, кто долго не ложится спать, могут её видеть в полночь по воскресеньям. Моими гостями становятся известные музыканты старшего поколения. «Пытаю» их разнообразными разговорами, стараюсь вывести на чистую воду. Чтобы они высказались по тем темам, которые меня волнуют, гражданским, социальным. Прямо спрашиваю: «С кем вы, мастера культуры?» Поэтому многие опасаются приходить. Вот, например, Юрий Шевчук не идёт ни за что, Константин Кинчев сказал: «Там чувствуешь себя как на допросе». И это при том, что 85% эфира отдано живой музыке. Гости «Соли» — приверженцы самых разных музыкальных жанров и убеждений: от умудрённых опытом классиков русского рока до дерзких представителей хип-хоп-альтернативы. Всех участников шоу объединяют такие качества, как яркость, талант. Героями «Соли» уже стали группы «Пилот», «Калинов мост», «Крематорий», «Чайф», «Гильза», «Uma2rmaH», Вячеслав Бутусов и «Ю-Питер», а также Юрий Лоза, Александр Ф. Скляр, Юлия Чичерина, Глеб Самойлов.

О чём не расскажут в европейских СМИ

— Ваша литературная деятельность тесно переплетается с общественной…

— Да, это так. Всё началось с поездок на Донбасс вместе с писателем Сергеем Шаргуновым в качестве военкоров, потом я занимался доставкой гуманитарной помощи. Организовывал отправку более десяти колонн грузов. Я просто давал объявление о сборе помощи в социальных сетях под лозунгом «Помогите Донбассу!», и мне за 2-3 дня приходили многомиллионные суммы. На эти средства мы закупали всё самое необходимое и развозили по больницам, школам, роддомам. Выбирали 200-300 адресов, где требовалась неотложная помощь, и отправлялись в путь. Колонна собиралась солидная, из нескольких микроавтобусов и большегрузных автомобилей. Разнообразных приключений во время этих поездок хватало — как весёлых, так и грустных. А потом я получил предложение от главы Донецкой Народной Республики Александра Захарченко и сейчас являюсь его советником. По его поручению занимался самой разной деятельностью: от дипломатической до экономической. Об этом тоже написал несколько книг. Одна из последних — «Всё, что должно разрешиться…». Это хроника событий на Донбассе, хроника разговоров с Захарченко. Там есть всё, чего не покажут по телевизору и о чём не напишут в европейских СМИ.

«Самое страшное» дело на земле

— Немаловажную роль в вашей творческой биографии теперь занимает кино?

— Я уже снялся в нескольких фильмах. Из последних новостей — опять поеду сниматься, меня пригласил знакомый кинорежиссёр, я прочитал сценарий, мне он очень понравился. Мне, правда, некоторые литераторы говорят, что настоящий русский писатель так бы себя не повёл, в кино бы не снимался. На что я им отвечаю: «А Василий Шукшин, а Владимир Маяковский?»

На самом деле это отличный опыт. Мне, писателю, крайне любопытно, как происходят съёмки. Впервые оказавшись на съёмочной площадке, я пребывал в полном кошмаре. Мне тогда предложили сыграть киллера, которого в этот день убивают. По сценарию я стою с мальчиком на дороге, в меня стреляют, я падаю, прикрывая ребёнка своим телом, при этом произношу монолог и выпускаю кровавый пузырь изо рта. Ну, думаю, всё просто, сейчас я с этим быстро справлюсь — и домой.

Начали в 8 утра. По сигналу надо было нажать на закреплённое на мне специальное пиротехническое устройство, имитирующее разрыв пуль на теле. Нажимаю: то эта штучка не срабатывает, не взрывается, то в кадр не попадает, то не вовремя мимо проезжает такси, то я мальчика сильно придавил, он вскрикнул, то ещё что-то. Дубль, два, три. Потом кончилась краска, которую надо выдувать изо рта. Падая, я отбил себе руки, ноги, порвал одежду. Меня переодели, переобули. Надели защитные накладки. Я, как хоккеист, падаю на этого малыша, он меня уже ненавидит, я его тоже, пули не взрываются. Вот это работа! Короче, съёмки мы закончили в полночь. А я понял: самое страшное дело на земле — работать в кино.

Потом приехал через неделю, там по сценарию были другие съёмочные дни — они оказались проще, так как надо было уже самому убивать, а сложнее тому, кто в роли убитого. Теперь ему пришлось выдувать свои кровавые пузыри, падать и делать разрывы от пуль.

Интересный процесс меня захватил, тем более стали экранизироваться мои книги, и я иногда в них играю самого себя либо выбираю какие-то небольшие роли.

Безумная советская судьба

— Меня очень поразила ваша книга «Обитель» о жизни в Соловецком лагере особого назначения. В романе чувствуется эффект личного присутствия — откуда это?

— В «Обители» события происходят под конец 20-х годов в соловецких лагерях особого назначения. Кстати, по произведению собирается снять фильм режиссёр Александр Велединский, известный по таким лентам, как «Живой», «Географ глобус пропил». Чтобы собрать материал, мы с Велединским жили на острове, посещали все службы, работали с архивами. И всё это время к нам присматривались местные жители, наблюдали за нашим с Александром поведением, вслушивались в наши разговоры. Помню, день на седьмой одна женщина нам говорит: «Вижу, что вы сюда приехали не как в российский Освенцим». Как оказалось, она работает с архивами около сорока лет и знает всё, что здесь происходило. Она рассказала: то, что содержится в книгах Солженицына, Лихачёва, Солоневича, — это колоссальная ошибка. Конечно, я этим заинтересовался.

Любую ситуацию можно увидеть и трактовать по-разному. Вот, например, я два раза в составе ОМОНа был в Чечне или на том же Донбассе. И могу сказать: там всё, что происходит на соседнем блокпосту, зачастую представляется кошмаром. Там слышна стрельба, и уже приходят безумные новости о прорыве танковой колонны, о том, что всех перебили. К счастью, сейчас есть современные средства связи, и в конце концов ситуация проясняется. Потом приезжаешь к коллегам и узнаёшь из первых уст, что была банальная двухчасовая перестрелка, один раненый, и ничего кошмарного, по меркам военного времени, не случилось. А у тогдашних сидельцев Соловков были только лагерные слухи, и они почти не знали истинного положения. Разумеется, в книгах упомянутых писателей множество реальных фактов, особенно тех, что касаются их личного опыта, но много и выдуманного, того, что они услышали от других.

Я, в отличие от Солженицына или Домбровского, имел возможность пользоваться внутренней документацией лагеря. Я работал со служебной перепиской, читал приказы, личные дела — всё это у меня было на руках. Условно говоря, я смог смотреть на Соловки, простите за цинизм, с лагерной вышки, глазами лагерной администрации. Это можно сравнить с произведением Сергея Довлатова «Зона», где он описывает свою службу в конвойных войсках. Я за это взялся, поскольку нельзя было не воспользоваться таким богатым материалом. Книга «Обитель» — это ни в коем случае не оправдание того, что оправдать нельзя, всех зверств, которые там творились. Просто я старался писать, не лукавя. Тем более что один мой дедушка и его дядья попали в советские лагеря, другой дед, Семён Захарович, — в немецко-фашистские. И когда сел за книгу, понял, что уже имею о предмете какое-то представление, потому что это меня с детства окружало. То дед, то дядья, то знакомые расскажут какие-то истории, ввернут какое-то словечко. Когда стал интересоваться Соловками, набралась огромная библиотека источников, за два года основательно погрузился в тему. Поэтому, надеюсь, и получилось правдиво.

В качестве примера приведу одного из героев книги — Фёдора Ивановича Эйхманса. Он был начальником этого лагеря. Образованный человек, знающий несколько языков, полулатыш-полурусский, участник первой мировой войны, разведчик, был ранен, после революции пошёл служить в ЧК. Боролся с контрреволюцией в Средней Азии. Потом его определили на Соловки, затем занимался внешней разведкой. А в 1938 году его расстреляли — такая безумная советская судьба, демоническая и увлекающая.

Недавно на меня неожиданно вышла его дочь Эльвира Фёдоровна. Она не поверила, что я черпал информацию исключительно из документов: «С интересом прочитала вашу книгу, — написала мне она, — у меня только один вопрос: кто из моих близких знакомых или родственников рассказал вам об этом? У вас нет ни одной ошибки, и все истории, рассказанные про меня, абсолютно правдивые. Более того, вы даже знаете, какая библиотека в моём доме. Кто это всё вам рассказал?»

У нас завязалась переписка, она сообщила мне ещё много интересных историй, прислала семейные фотографии. Это стало своеобразным продолжением романа.

Нельзя сидеть на жёрдочке

— Вы чётко определяете свою позицию в современном мире, твёрдо отстаиваете убеждения, в отличие от многих творческих деятелей. Как к этому относятся ваши коллеги по литературному цеху?

— Для меня счастье быть приобщённым к своему народу, к тем людям, которые страдают, отстаивая справедливость. Поэтому я нисколько не переживаю, что в связи с моей позицией у меня разорвались дружеские связи с рядом деятелей культуры. Они утверждают, что культура должна быть вне политики. Сейчас много появилось таких актёров, режиссёров, театралов, которые, как цыплята, чистят свои перья и твердят: «Мы на такие темы не разговариваем, не высказываемся». А на какие вы высказываетесь?

Я их спрашиваю: «А во время первой мировой, Великой Отечественной, восстания декабристов, русско-турецкой, русско-японской войн, татаро-монгольского ига, наконец, — ты кем был бы во всех этих обстоятельствах? Сидел бы на жёрдочке и говорил, что вне политики?»

Но разве живо не интересовались политикой Пушкин, Толстой, бывавшие на Кавказе?

Мы все хотим, чтобы то, что происходит на Донбассе, скорее закончилось. Человеческая память обладает такими свойствами, что зарубцовываются самые страшные раны. Да, сегодня ситуация там очень серьёзная, но она обязательно изменится, причём на наших глазах. Я в этом убеждён.

Владислав ГАЛЕНКО
«Щит и меч», 01.12.2016