Псы с городских окраин

* * *

Русский журнал:Есть мнение, что в 2010 году произошел слом системной и несистемной оппозиции. Как Вы полагаете, что может стать новой оппозицией нынешней власти?

Захар Прилепин: Я не знаком с подобными мнениями. Я знаю только одно: оппозиция как была несистемной, так таковой и осталась. Когда-то эта оппозиция была связана с акциями ныне запрещенной «Национал-большевистской партии», сегодня она связана с деятельностью «Другой России». Есть еще достаточно агрессивные либералы. Вся остальная оппозиция оппозицией именоваться не может по определению, потому что не может быть «системной оппозиции».

Понимаете, всё, что встроено в систему, оппозицией уже не является, а является частью системы. Представьте, в машине два колеса нормальные, два – системная оппозиция. Так не может быть, все четыре колеса так или иначе работают на систему. И то, что власть, совершенно не вникая в смысл этого словосочетания «системная оппозиция», произносит его, и сама оппозиция в лице Зюганова, Жириновского или Миронова тоже его произносит, это всё превращается в полный, просто вопиющий абсурд. Они даже не понимают, что говорят!

Ни о каком сломе оппозиции я совершенно не в курсе. По-моему, как всё было лет 10 назад, так с тех пор всё и остается. Появляются какие-то персонажи, на которых хочется возлагать надежды и хочется, чтобы они из системной оппозиции перешли в реальную оппозицию. Казалось, что таковым может стать Сергей Глазьев, что таковым может стать Дмитрий Рогозин. Но, как выясняется, переход из системной оппозиции в реальную оппозицию крайне сложен, а зачастую просто невозможен.

РЖ:На последнюю акцию на Триумфальной площади, насколько я понимаю, пришло гораздо меньше людей, чем приходило год назад… Вот вам симптом кризиса оппозиции…

З.П.: Всё это варьируется в пределах таких цифр, о которых и говорить-то не хочется. Ну, приходило 3 тысячи человек, потом пришла тысяча, потом пришло полторы, какая, в принципе, разница… Для меня разницы между тремя тысячами и тысячью нет вообще никакой. Разница – это Лимонов или Анпилов, которые в 94-м или в 92-м годах вели колонну в 150 тысяч человек. Вообще, понимаете, оппозиция измеряется не цифрами, она замеряется ощущением воздуха, атмосферы. А в атмосфере есть ощущение того, что недовольных куда больше, уровень агрессии куда выше. Люди просто рационально не понимают, зачем им выходить, но если что-то однажды в них сломится, то выйдет столько, что мало не покажется.

РЖ:В 2010 году по всей Европе прокатилась волна социальных бунтов, что-то похожее произошло в России 11 декабря. Как Вы полагаете, есть ли какая-то особенность протестных выступлений российской молодежи?

З.П.: Поскольку я живу не в Европе, а в России, то я заражен не европейской конспирологией, а конспирологией российской. И в силу этого мне порой кажется, что в Европе массовое волеизъявление граждан происходит чуть более стихийно, чем в нашей стране, где за самыми массовыми мероприятиями маячат те или иные политические фигуры. Кроме того, в Европе куда более значительной является составляющая гражданского общества и гражданской солидарности, которая в России находится на минимальном уровне. Россияне более разобщены, чем европейцы, и до тех пор, пока проблема не касается каждого из нас лично, мы, как правило, не собираются на совместные акции. Манежная площадь была исключением.

РЖ:А какая политика государства в ситуации правого молодежного бунта более эффективна?

З.П.: Если стоять на точке зрения государства, то наиболее эффективной политикой была бы следующая: часть правых скупить, какую-то часть фанатского движения запугать. Иными словами всяческими силами нивелировать активность той молодежи, которая вышла на Манежную площадь. Но, реализуя подобные меры, власть будет заниматься бесконечной пролонгацией решений тех или иных совершенно очевидных и насущных вопросов, а значит и продлением этих решений. А ведь от решения этих вопросов зависит будущее страны.

Один из наиболее важных из этих вопросов – вопрос национальный. Что греха таить, направляемые в кавказские республики федеральные сверхтранши, которые исчезают в неизвестном направлении, предоставленная представителям многих диаспор возможность уводить колоссальные необлагаемые налогами средства в свои страны, все это вызывает недовольство большей части населения страны и это население требует от власти сделать хоть что-то. Но чтобы эти проблемы решить, нужно каким-то совершенно тотальным образом видоизменять структуру власти как таковую. Россия находится на той грани, когда революция сверху, революция антибюрократическая, просто необходима. Это было бы как раз нужным решением. Но этого не будет.

На Манежную площадь вышли футбольные фанаты. И важно понимать, почему они вышли. Они борются именно против бюрократии. Ведь бюрократия спортклубов, бюрократия спортивной сферы, она, по сути, ничем не отличается от бюрократии чиновничьей и политической. Она, так или иначе, всегда нацелена на сохранение своего положения, но не на разрешение проблем, от которых зависит само существование социума.

РЖ:Почему современная молодежь выбирает скандальные, эпатажные методы борьбы? Связано ли это с тем, что государство оставила молодежь без своего попечения?

З.П.: Я не думаю, что власть забыла о молодежи и молодежных политических движениях. Ситуация обратная. Например, недавно была организована встреча Владислава Юрьевича Суркова с представителями нескольких молодежных организаций. На это встрече первый заместитель руководителя Администрации Президента РФ порекомендовал активистам этих молодежных движений тренировать мозги и мускулы, поскольку их помощь потребуется в ближайшее время. Это ясный сигнал к тому, что вскоре молодежные организации получат дополнительное финансирование. Значит, нас ждет неминуемое возвращение в политическую жизнь этих белотелых, розовогубых клевретов.

Что касается молодежи, которая по объективным или субъективным причинам не вписывается в подобные политические проекты, то до нее как не было никому особого дела, так и нет. И эта часть молодежи, основная ее часть, живет, безусловно, либо в полной прострации, либо в ощущении отсутствия почвы под ногами. И Манежная площадь тому наиболее яркое доказательство. Казалось бы, кто может быть более лоялен власти, чем околофутбольная и футбольная молодежь. Ведь именно для нее власть добилась проведения в стране Чемпионата мира по футболу. Но оказалось, что этого не достаточно. В понимании этой молодежи, власть ведет себя не «по-пацански», она «кидает» своих, она не защищает своих, отпуская убийц футбольных фанатов. Эта молодежь не покупается на зрелища. Это, как пел «Чайф», «псы с городских окраин», для которых понятия чести превыше всего.

РЖ:У государства сейчас нет никаких эффективных инструментов влияния на этих «псов с городских окраин»?

З.П.: В общении с этими группами может быть только один эффективный инструмент: государство должно объединить практику и риторику в единое целое. А в современной России эти вещи максимально отдалены друг от друга. Из телевизора каждый день раздаются славословия о том, что Россия встает с колен, но то, что подростки видят ежедневно вокруг себя, полностью противоречит тому, что они слышат. Но эти подростки активны, они готовы действовать, но им нужно предложить большое, реальное дело. Таким делом мог бы стать новый БАМ, новый Байконур, даже новый Беломорканал.

РЖ: И последний вопрос: с вашей точки зрения, какова главная проблема, которую «нулевые» передают «десятым»?

З.П.: Главное наследие «нулевых» – это максимальное упрощение и низведение к полуамебному виду любых интеллектуальных и культурных смыслов. Как следствие, выяснилось, что в России нет никакого общественного договора между властью и массой, между властью и интеллектуалами нет. Вместо него наличествуют те или иные симулякры в виде либо личных достаточно бессмысленных встреч, либо какого-то большого, хорошо отрежиссированного действия. Диалога между народом и властью нет, диалога между интеллектуалами и властью нет тем более. Само понятие интеллигенции совершенно обессмыслилось, потому что интеллигенции в современной России нет как таковой. Современная Россия ориентируется либо на людей, у которых есть миллион долларов, либо не ориентируется ни на кого. Вот это то наследство, с которым мы идем в «десятые» годы.

Ксения Колкунова, "Русский журнал" - 06.01.11