Захар Прилепин об убийстве Захарченко, борьбе за власть и российской армии в Донбассе
Гость программы «Час Speak» на RTVI — писатель и публицист Захар Прилепин. Меньше месяца назад он вернулся из непризнанной Донецкой народной республики, где с 2015 года был советником главы ДНР Александра Захарченко, которого 31 августа убили в кафе «Сепар». С 2016 года Прилепин был заместителем руководителя батальона спецназа.
В интервью Сергею Морозову он рассказал:
Кто мог убить главу непризнанной ДНР Александра Захарченко
Сколько российских военных находится в Донбассе
Почему появилась версия, что Захарченко убили на поминках Иосифа Кобзона
Начнем нашу беседу с Александра Захарченко, лидера ДНР, которого недавно убили в ходе очередного покушения. Вы долгое время были его советником. Насколько этот человек был важен для создания и существования ДНР?
В истории есть такие персонажи, которые в принципе не отменяются, сколько бы Лев Николаевич Толстой в финале романа «Война и мир» ни спорил с ролью личности в истории. Безусловно, эта роль существует. Оглядываясь назад и пытаясь сейчас разглядеть среди колоссального количества мужественных, сильных, последовательных людей на Донбассе фигуру, соразмерную Захарченко, конечно, невозможно. И в становлении республики, и в военном, и в экономическом деле, и в символическом смысле Александр совершенно незаменимый. Самая главная ошибка той «замайданной» киевской страны, что они думают, что можно вычленять каких-то персонажей и засчет этого дестабилизировать и уничтожить Донбасс. Они сами себя убедили вернуть Донбасс. В этом смысле у них достаточно активно работает пропаганда. Они сами себя убедили, что нет никакого донбасского сопротивления, изъявления, а есть российская поддержка мнимая или не мнимая, есть ряд каких-то террористов, сепаратистов. Они и российские либералы никак для себя не поймут, что есть народ как субъект истории и там есть совершенно очевидное народное волеизъявление. Отменяется персонификация, есть народ, который сделал свой выбор. С этим уже ничего не поделаешь.
Что отличало Захарченко? У него были какие-то особые выдающиеся способности к руководству или общестратегическое мышление?
В комплексе это был щедро одаренный природой человек. В последние дни я задумываюсь, каким образом в национальной памяти остаются те или иные персонажи, а те или иные не остаются. Вот садится русский человек за стол и начинает петь песню про Стеньку Разина. Всякий человек, вовлеченный в исторический контекст или нет, знает про Котовского, или Чапаева, или героев Великой Отечественной войны, про севастопольского матроса Кошку. Почему эти остались, а другие нет? Совершенно непонятно. Наверное, тут сочетание поэтической фактуры. Он — удивительный и очаровательный человек с открытой улыбкой, яркими глазами, искренний и не похожий на политика в том виде, в котором мы привыкли их себе представлять. Совершенно бесстрашный солдат, офицер, боец. Пока он был жив, нельзя было про это говорить, чтобы не вызывать лишние толки.
Это была не первая его война, а третья донбасская. Все, кто наблюдал его вблизи во время военных операций, поражались ему. Он никогда не носил бронник, каску и сферу — ничего этого не было. Он всегда ходил в форме, уверенный в том, что-либо убьют, либо не убьют. Уповал на что-то высшее. У него было не два ранения, а шесть или восемь. Эта мужская харизма, бесстрашие, последовательность, поэтическая натура, необычайная честность и упрямство. Я очень близко наблюдал все эти разнообразные эксцессы во время становления республики, персонажей. Не хочу называть их отрицательных имен, они сетуют на то, что Захарченко был менее самостоятельным, когда хотел. Они даже не понимают, до какой степени он был упрям в отстаивании интересов Донбасса. Было крайне сложно вести с ним переговоры по Донбассу и в Минске, и в Москве тем более тем персонажам, которые заявлялись из Киева. Из бывших и действующих олигархов, которые имели те или иные возможности в Донбассе, заправляли теми или иными финансовыми ресурсами. Когда они туда приезжали, то получали очень серьезный отлуп от Захарченко.
Вы упомянули, что это была третья война. Какие были две предыдущие?
Сейчас не буду про это рассказывать. Потом как-нибудь расскажу.
Была очень зримая аналогия с Чапаевым, когда вы описывали свою первую встречу с Захарченко, когда он встает из-под капельницы и начинает монолог рублеными фразами. Он действительно похож в этот момент на Чапаева, потому что у него есть стратегическое видение, куда должна дойти ДНР, и понимание того, что надо сделать непосредственно сейчас. Что было до этого? Как вы пришли к встрече с Захарченко? Я так понимаю, вы не описывали этого раньше
Как я пришел ко встрече с Захарченко? Могу коротко рассказать. Как только началась война в Донбассе, мы занимались созданием движения «Интербригада», поставляли добровольцев на войну. Весной-летом начали заниматься поставками гуманитарной помощи. Изначально я должен был заехать туда с Олегом Царёвым, который на тот момент был главой Парламента Новороссии, но заехал по другим линиям и начал работать как военкор, потом как поставщик военной помощи. У нас было свое подразделение в Луганске, которое я курировал. И мы познакомились с Александром Казаковым, есть такой политолог. Он тогда уже работал советником Захарченко. Мы с ним пообщались, и он говорит: «Приходи к нам в администрацию консультантом по информационной политике (так это называлось тогда)». Я пришел. Это было личное приглашение Александра Казакова, не было какого-то кремлевского поручения или чего-то еще, как это часто представляется. Я начал работать, и через какое-то время у нас с Захарченко создались хорошие, дружеские, доверительные отношения. Я предложил ему создать батальон, и мы его создали. Собственно, такая история из 2015 года.
С ваших слов получается, что многое решалось на месте и указы из Кремля либо не доходили, либо не приходили вовсе. Как это все существовало?
Это очень долгая история, всегда происходило по-разному. Ни одна радикальная точка зрения, что Москва всем управляет, ни другая, что Москва ничем не управляет, или всем управляют криминальные кланы — все это не имеет никакого отношения к действительности. За годы работы там я не видел никаких москвичей, указов, приказов из Москвы, их не приходило. Все планерки, встречи и стратегические решения принимались в определенном кругу. С другой стороны, Захарченко периодически позволял себе какие-то радикальные решения, которые шли вразрез с московскими представлениями о том, как должно быть. Конечно, иногда следовали жесточайшие столкновения.
Есть ряд вещей, которые, так или иначе, осуществляются при помощи России. Допустим, у нас нет своего горючего, чтобы его получать на тех или иных основаниях, мы должны иметь какие-то контакты с этой страной. Когда мы вели себя совершенно радикально в военном плане и нарушали Минские соглашения, когда Захарченко повысил пенсии, никоим образом не согласовав это с мнением Москвы, нам на неделю обрубали горючку. Когда мы создали шумный проект в Малороссии и сказали о том, что мы объявляем Донецк столицей Украины, тогда Америка, Франция, Германия и Россия впали в трехдневный ступор. Это была шумная история. Никто не мог понять, что вообще происходит. Это была наша идея, она решалась на местном уровне. Тогда я вдруг осознал, что можно вводить ступор огромную планету, политические элиты, просто сев за стол, придумав какую-то вещь, раскачав ситуацию. Это был Захарченко, он позволял себе такие вещи. Он был дико свободный человек.
Как Захарченко реагировал на то, когда какие-то его решения вызывали бурю в Москве и во всем мире? Его это веселило или наоборот?
Нет, конечно, он не скрывал, что, когда были первые или вторые Минские соглашения, требовалось отдать какой-то кусок территории, который только что был завоеван. Потеряли много людей: и бойцы, и ближайшие товарищи, он вытаскивал пистолет, сидел и хотел застрелиться. Сидел, сидел и смотрел на пистолет. Потом как-то кусок отстояли. Он уперся и сказал, что не будет ничего подписывать. Какие вещи были потом? Я видел, что его глаза белели, скулы покрывались пятнами, там опять рвут и режут.
Самая основная проблема была в том, что есть ряд украинских олигархов, которые потеряли все возможности и преференции в Донбассе. Они зачастую пытались зайти через Москву. Богатея и богатея, финансисты понимают гораздо лучше, чем какой-то там Захарченко. В Москве сидят люди, которые Донбасс в гробу видали. Определенные люди на определенных местах находили общий язык с украинским олигархатом. Россия начинала требовать какие-то вещи: «Отдайте вот этот кусок этому человеку». Это выводило из состояния равновесия Захарченко и республику на дни и недели. Не для того делали революцию, потеряли столько людей, воевали, чтобы опять явились те же самые свиные подобия, которые бы начали дербанить и пилить республику.
В прессе Захарченко иногда связывали с Ренатом Ахметовым. Александр возглавлял торговый дом, который был как-то связан с Ахметовым. Надо понимать, что Захарченко был человек с трехзначным состоянием в миллионах.
Он был богатый и это не скрывал. Я думаю, 90% его состояния было истрачено на создание собственного подразделения, как только началась война. На самом деле все это дико дорого: создать, содержать собственный батальон, полк или роту. Что касается Рената Ахметова, он был одним из основных хозяев Донбасса. Там нет людей, которые бы не были связаны так или иначе с Ренатом Ахметовым. Все работало от него, он считался гласным или не гласным владельцем Донбасса. Насколько я помню, Захарченко имел отношение к одной из его структур. Не то чтобы он находился в его прямом подчинении, но был в структурном. Собственно, и что? Мало ли, что было, это закончилось. Ренат Ахметов тоже пытался взойти на Донбасс, он делал серьезные поставки гуманитарной помощи туда. Он пытался создать там свои медиаресурсы, но его тоже оттуда убрали, как и всех остальных олигархов. Его там тоже нет.
То есть никто из прежних олигархов-хозяев Донбасса не вернулся после ДНР?
Никто не вернулся, никого не пустили. Там реально стали строить народную экономику, национализированные предприятия, которые работают на бюджет государства. Тут не до олигархов.
Это экономика нового типа? Она может условно считаться рыночной, если там все национализировано?
Конечно, она условно рыночная. Ни Александр Владимирович Захарченко, ни Александр Тимофеев, его премьер и руководитель ряда экономических отраслей, министерств налогов и сборов по типу не были людьми левых взглядов. Когда я там появился, мы это обсуждали. Все это было далеко от людей, выросших в 90-е годы, занимавшихся разнообразным бизнесом. Они считали, что это вещи, которые надо забыть. В процессе строительства экономики, когда худо-бедно военная ситуация не то чтобы стабилизировалась, но и не была в горячей фазе, они опытным путем пришли к тому, что вот так работает экономика левого толка. Тем более, республика небольшая — два миллиона людей. Она вся просматривается, условно говоря, за полдня ее можно проехать в одну и другую сторону. Система ручного управления и национализация сложного экономического механизма более действенна. Они к ней пришли, хотя не скажу, что в России все были довольны. Как мы все понимаем, Россия — страна далекая от единых идеалов. Там все это было не очень понятно и не вполне принималось. В этом смысле тоже были сложности.
Институционально это не прописано в документах? Что ДНР строит экономику.
Никому в голову не приходило, что Захарченко придумал сам (никто в этом смысле ему не советовал), что идеология республики будет сводиться к аббревиатуре СССР. Я говорю: «А как расшифровывается?» Он говорит: «Свобода, справедливость, семья, равенство». Я говорю: «Хорошо». Конечно, я тут же предложил социализм. Он говорит: «Нет, какой социализм. Захар, опять ты за свое». Я говорю: «Ну ладно, свобода, справедливость — нормально-нормально».
Если посмотреть на то, что происходило с лидерами ДНР и ЛНР, многими военными и руководителями государственного звена, ситуация аховая. Мы видим, что многие из них либо убиты, либо отозваны, либо каким-то способом покинули свои посты то ли добровольно, то ли полудобровольно. С чем вы это связываете?
Я буду отвечать за Донецкую народную республику, потому что в Луганской я был и работал только в 2014 году. Собственно, с осени 2014 года, то есть практически четыре года там не бывал. Михаил Толстых («Гиви»), Арсен Павлов («Моторола») — это два комбата, они убиты ДРГ, это совершенно очевидно и всем известно. В Донецке эти темы никто не обсуждает, потому что знают, как все происходило и кто к этому имеет отношение. Некоторые фамилии не фигурируют в силу того, что по Гиви один человек непойманный, его надо найти. Размахивать его фамилией совершенно ни к чему. А по Мотороле человека взяли не так давно, но он имеет прямое отношение к вооруженным силам Украины и находится в процессе разработки. Были какие-то вбросы в связи с Толстых, чтобы нивелировать ненужные слухи, немножко изменили картину его погибели. В общем, сказали, что убили его с гранатомета. Это не так на самом деле. По Мотороле тоже.
Понимаете, есть такая вещь как медиавойна. В ней тоже надо определенным образом участвовать, и какие-то вещи, к сожалению или к счастью, иногда приходится скрывать. Приходится подсовывать мнимые, фейковые вбросы, чтобы те люди, которые работают в Донецке в составе деривационной группы, думали, что напали не на их след, и вообще, задержали совершенно других, это их расслабляет. Далее, кто у нас остался из числа начальников, родителей и устроителей «Русской весны»? Павел Губарев, Александр Ходарковский, Пургин — на месте. В процессе становления республики эти люди потеряли свои должности в силу тех или иных причин, но все они живы. Это элементарная политическая борьба за власть. Я знаю причины, по которым все три названных человека вышли из основного поля фигурантов. Не шло речи ни о каком преследовании, жестком противостоянии. Все эти люди — персонажи «Русской весны». Я говорю, Захарченко и теми людьми, которые сегодня находятся в управлении: Дмитрий Трапезников, Александр Тимофеев. Говорить о том, что революции пожинает своих детей, — ерунда. Для четырехлетней войны, для огромного количества диверсантов, которые находятся на территории ДНР это совершенно очевидно. За пару лет 200 тысяч человек вернулось из Украины обратно на Донбасс. Конечно, среди этих 200 тысяч могут сотнями исчисляться люди, которые уличены, адаптированы или напрямую завербованы той стороной.
Ходили разговоры о том, что у Иосифа Кобзона есть определенные бизнес-интересы в Донбассе. Что вы об этом знаете?
Ничего. Насколько я предполагаю, как все это было: Иосифа Давыдовича характеризуют с самой лучшей стороны, а он имел определенные финансовые доли, как я могу предположить, в тот момент, когда Донбасс был в составе Украины и Ренат Ахметов был гласным или негласным хозяином. По рассказам тех людей, которые наблюдали приезды Кобзона, когда он приезжал на Донбасс, к нему шли не просто на поклон, как к важнейшему не только музыкальному персонажу, но и к финансовому. Местные управленцы шли тут же с бухгалтерами, с какой-то отчетностью, у него были там какие-то активы.
Когда в Донбассе началась война, приехал Кобзон. Насколько я знаю, он к этой истории с активами не возвращался. У него была следующая позиция: здесь народ взял власть в свои руки, народ победил, народ воюет. Сейчас все эти вещи отошли не то, что на третий план, может быть, просто в небытие. Все это не имеет никакого значения, чем он владеет, а чем нет. Теперь все иначе: «Я — сын Донецка и приехал сюда помогать вам, петь и вести бесконечные фуры с огромным количеством лекарств на триллионные суммы». Поэтому Кобзон — один из любимых сыновей Донецка, ему при жизни там поставили памятник. Он получил Героя ДНР, потому что полностью игнорировал любые меркантильные и материальные вещи. Даже ничего не сказал.
То есть те активы Кобзона, которые там были (если были), национализированы?
Этот медийный вброс о том, что он был на поминках Кобзона, где все эти ублюдки типа Аркаши Бабченко говорили: «Спасибо, Иосиф Давыдович, за дополнительную помощь в деле убийства Захарченко». Не было там никаких поминок на самом деле. Вообще, заезд в кафе «Сепар» был совершенно спонтанный. Они ехали в другое место и решили заехать просто попить кофе. Закладку, которая там стояла, поставили на удачу, то называется: поставили и сидели, ждали, вдруг он заедет. На моей памяти таких закладок было десятки. Они ставились везде с интервалом в неделю-полторы. Долгое время мы с Захарченко жили неподалеку, в 100 метрах друг от друга. Я снимал себе трехкомнатный домик, и у Захарченко там был дом. Только на моей памяти закладка была у меня дома, на дороге, с которой мы оба выезжали, около его дома. Если мы едем на могилу Суворова, еще куда-то, то меняем маршрут, потому что раз и нашли, еще нашли и еще нашли. В центре Донецка есть несколько мест, куда мы периодически заезжали, там и по килограмму тротила, и три килограмма, и в туалете, и на пороге, где только ни было. Ставили непрестанно. Вообще, про это не думали.
И никого не схватили за этой установкой?
Нет, кого-то ловили. Очень много ловили, речь идет не о десятке, а о десятках покушений, которые совершались в той или иной форме. Снайперы, взрывники заезжали. Кого-то задерживали, кто-то успевал уехать. Это было бытом и обыденностью. Нет никакой связи Кобзона с Захарченко, просто так совпало.
Сравнительно недавно вы покинули должность замруководителя батальона в Донбассе, с чем это связано?
Эта мысль возникла у меня достаточно давно, на Новый год. Она объясняется достаточно просто: прямо говоря, мы приехали туда, и я создавал батальон с целью наступления. Основной целью было вернуть как минимум полный состав Донецкой и Луганской областей. Когда я понял, что циркуляция идей о возможности наступления полностью зацементирована, что наступления не будет, все будет разрешаться на дипломатическом уровне, пришло ощущение, что эта служба сама себя исчерпала в моем случае. По профессии я не военный армии ДНР. Я не могу служить год-два-три-пять-десять, потому что у меня есть множество других дел.
Я прямо сказал об этом Александру Владимировичу: «Если будет наступление, обострение, я немедленно вернусь. Мне десять часов, чтобы приехать и вернуться в удаленный состав даже на любую другую должность». Он, конечно, немножко поиграл желваками. У нас были дружеские отношения, ему нравилось, что я там нахожусь, живу. Особенно ему понравилось, когда я перевез туда семью. Он приходил к нам в гости, мы очень дружили, тоже ходили к нему в гости. У него такой элемент представления о братстве, что мы собрались и должны тянуть до последнего.
Я сказал: «Александр Владимирович, я никуда не денусь. Я вернусь. Вы сами прекрасно знаете, что нам не дадут сейчас никакой возможности куда-либо наступать». По факту я объявил, что оставил батальон, но до сих пор так работу не написал. Я нахожусь в составе батальона. Сейчас циркулирует идея о том, что возможно украинское наступление. Я не очень в это верю, но пока оружие свое не сдал. Я только что вернулся из Донецка, у меня там свой номер в расположении, оружие. По факту я остаюсь офицером армии ДНР. Если ничего сейчас не случится, я, конечно, напишу этот рапорт. Если произойдет что-то через год или больше, а это неизбежно, то я многое успею сделать здесь за это время.
Как говорил Захарченко: «Война в Донбассе — это лишь частное проявление большой войны, которая неизбежна, которая зреет и будет обязательной. Столкновение неизбежно». Вы тоже так считаете?
Нет, это позиция Захарченко. Если обобщать, то, конечно, она идет достаточно давно на самых разных фронтах. Это необязательно прямые столкновения. Посмотрите, что в Сирии происходит. Так или иначе, мы догадываемся, что происходит в Африке, какой идет сложнейший передел сфер влияния. Мы только оглянулись, когда произошло это трагическое убийство Орхана и Саши Расторгуева. Мы более-менее осведомлены, что там работают и наши люди, и люди, которые противостоят нашим. И на территории Украины, и на территории других бывших советских республик в виде оранжевых революций, попыток совершить разнообразные цветные перевороты, в виде прямого военного столкновения, постоянной циркуляции темы, связанной с Грузией и Южной Осетией — все это идет «стенка на стенку». Гласное и негласное упирание лбами и плечами.
Перейдет ли это в горящий конфликт? Я не уверен, хотя сейчас после убийства Захарченко в Донбассе есть легкое ощущение того, что один из игроков, в данном случае наша страна, находится в состоянии жестокого раздражения. У нас в политике есть персонажи, которые настроены крайне радикально, которых случившееся ввело в состояние праведного гнева. Мы стоим перед вопросом: какая из линий в политическом руководстве одержит верх? Все-таки дипломатическая линия или та, что поведет себя чуть иным образом.
Возможно военное обострение?
Для этого всегда нужно неизбежно дожидаться украинской стороны. Она же пытается периодически провоцировать или обострять ситуацию. Всякий раз Донбасс, которому на ухо шепчет Россия, чтобы он вел себя прилично, сжимая зубы, себя сдерживает. Однажды может и не сдержать. Посмотрим на развитие ситуации, слишком много разных факторов.
Когда вы пишете о событиях в Донбассе, как все разворачивалось, повествование идет о добровольцах, которые откопали оружие в огородах.
Кстати, такое тоже было!
Десяток или 50 человек Захарченко сдерживают администрацию от натиска двух тысяч альфовцев. По-вашему, на первых порах там вообще не было российского участия?
Нет-нет, там, во-первых, мне потом Саша Борода говорит про альфовцев: «Захарченко маленько приукрасил. Столько альфовцев там не было, их было меньше». Да, действительно, было 50 человек, которых реально вооружил Захарченко. Ни о какой российской помощи изначально речи не шло. Какая была ситуация? Когда одновременно начались все эти брожжения в Донецке, Луганске, Харькове, тогда еще и в Одессе, туда поехали не российские спецназовцы и фсбшники, может быть, были персонажи, но точно ничем не занимались. Туда поехали люди, которые осуществляли социологические замеры. В Крыму было все понятно: поддержка 85%, решение можно принимать. Только на Западе думают, что у нас такая страна-динозавр, которая жрет все подряд. На самом деле по форме своей мы демократы. Пойди и посмотри, реально ли люди за. Эти люди, в том числе Александр Борода, заехали и стали делать замеры.
Поддержка оказалась высокая, для референдума нормальная, но ниже, чем в Крыму, скрывать не станем. Условно было 70% — за, а 30% — против. Проценты против очень весомые — это вся система управления, люди, обеспеченные основными финансовыми активами, вписываться в эту ситуацию каким-то образом достаточно было стремно и трудно. Пока они об этом размышляли и пытались прийти хоть к какому-то решению, народ Луганска и Донецка сам захватил администрацию. Они сказали: «Мы будем проводить референдум». Вспомните, что тогда делала российская власть. Владимир Владимирович Путин говорил: «Не проводите, пожалуйста. Отодвиньте референдум, я вас очень прошу». Они посидели, подумали, решения принимались примерно, как и мы, когда работали. За столом сидели Захарченко, Губарев, Пургин, еще два-три человека, никакой Москвы и рядом не было. Они говорят: «Проведем референдум и поставим их перед фактом. Пусть, что хотят, то и делают». Сделали этот референдум.
Вся эта ситуация закрутилась. Туда заехал Стрелков. Конечно, никакой император не отправлял его захватить Славинск. Это достаточно мутная история. Константин Малофеев мне лично говорил, что не отправлял никуда никакого Стрелкова. Он у него работал, его отправляли в Крым. «После чего была недельная пауза, и я не знал, где находится Стрелков. Раз смотрю по телевизору, а он уже в Славинске», — говорит Малофеев. Я думаю, что Стрелков не врет и это была его личная инициатива. Где-то, может быть, на каком-то самом смешном уровне он согласовал. Просто зная о том, как они были экипированы и заходили туда, у них ни черта, ничего не было. По сути, заехала какая-то банда. Если бы это была реальная акция российского ГРУ, ФСБ, спецназа, то выглядело бы не так. Это все на уровне: Степан Тимофеевич Разин захватывает город Царицын.
Если говорить о заслугах Стрелкова, то он дал возможность Донецку и Луганску выстроить свою политическую систему. Они начали разбираться, как управлять этим городом. Оттуда съехали разнообразные местные управленцы, практически весь высший, средний класс, все эти «мэры, пэры и херы», как говорил Баркашов, и уверенные, что через неделю-две все это закончится.
Можно ли сегодня говорить о том, что Россия отсутствует там в военном отношении: техника и регулярная армия?
По факту российская армия отсутствует, да. Ее там нет. О гибридных войнах можно сказать следующее: присутствие России там совершенно соразмерно присутствию западных игроков с украинской стороны. Насколько на украинской стороне присутствуют те или иные советники, специалисты, наемники или еще какие-нибудь персонажи, настолько и у нас. Это абсолютно адекватно и зеркально.
Осенью вам предстоит небольшое турне по Европе: Италия, Франция и Германия.
Так совпало просто.
Есть ощущение, что на Западе пытаются отделять вашу публицистику от художественной прозы. Там говорят: «Прилепин — прекрасный писатель, мы закроем глаза на то, что он говорит. Мы приглашаем его, потому что он нам нравится». Вас устраивает такое положение дел?
Я особенно об этом не задумывался, даже если бы меня вообще не звали и не переводили, меня бы тоже это устраивало, я бы больше бывал дома, проводил бы время с детьми. Что переводят только художественные тексты, а публицистику нет, я вполне понимаю Запад. Это только наши российские прогрессисты уверены, что на Западе свобода, независимость и нет никаких табу. Для меня это чушь собачья. Они отсекают все им ненужное, табуируют, с чем не согласны. В любой европейской стране вышли десятки книг «замайданных» литераторов, людей, которые прославляют героическую борьбу Украины против террористов Донбасса. Не вышло ни одной книги с противоположным посылом. Это просто упоительная европейская свобода.
Я влился в европейскую литературу с чеченским романом. В 2005 году была переведена моя первая книга. Я уже тогда все прекрасно понял, что у них есть линейные представления. К счастью Европы, они все равно приглашают, чтобы посмотреть на этих ублюдков из России, которые губят невинные народы. В процессе разнообразных взаимоотношений, встреч, интервью, общения на том или ином уровне происходят какие-то подвижки в сознании европейцев. В 2005–2007 годах у всех было ощущение, что Чечня и вся эта тема никогда не простится России, что мы — мировой изгой. Потом прошло пять-семь-десять лет, и в силу того, что есть Кадыров, Чечня, участие чеченских подразделений в грузино-осетинском конфликте на стороне России, потом достаточное количество мигрантов из Чечни, которые вели себя самым разным образом, сейчас эта тема в Европе закрыта. В целом, они помнят Политковскую, но тема того, что Россия уничтожает кавказский народ, уже не поднимается. То же самое будет с Украиной и Донбассом. У нас говорили, что теперь навсегда Россия будет проклята всем европейским миром.
Сейчас я выступал в Германии, Франции, Италии и Швейцарии. В Германии и Франции 90% зала прекрасно понимают, что я говорю. Они мне аплодируют. Если кто-то мне оппонирует, они сами сидят и смеются. Во Франции был эксцесс, что пришло пять или семь эмигрантов из Украины, они подняли всякие заготовочки «Прилепин — убийца». Французы не проявили никакой реакции. Они снисходительно на них посмотрели, потом подошли ко мне и сказали: «Это не французы. У них очень плохой французский. Мы так не думаем». Просили подписать 350 книг, стояла очередь длиной в пять километров. Спасибо мигрантам за рекламу.