Патриотизм и рассогласованность бытия
— У нас не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма. Это и есть национальная идея, — сказал Владимир Путин. Как вы восприняли эту позицию Президента?
— В данном случае Президент России выступает как политик. У нас в стране постоянно идет дискуссия представителей различных идеологий, пытающихся доказать, что именно они и являются настоящими патриотами. Соответственно все остальные — ненастоящие, или хуже того — вредители. Так, например, высказывался писатель Владимир Глуховский, исповедующий либеральные взгляды. Он говорил, что либералы — это настоящие патриоты. У него на эту тему была знаковая статья в журнале «Сноб» — знаковом месте либеральной общественности. Я думаю, что наши правые, в том числе и радикальные правые, считают, что они настоящие националисты, а по отношению к левоконсервативной общественности они брезгливо употребляют слово «советский». То есть приверженцы многонационального Советского Союза, что для националистов антипатриотично. В свою очередь красные патриоты — левый сектор — считают, что именно они наследуют основную традицию ХХ века и являются патриотами. Если брать государственные структуры, то люди, их представляющие, зачастую склонны думать, что уж они-то точно патриоты. Ни левые, ни правые, а они — левые центристы — и есть настоящие патриоты.
В этом смысле высказывание Владимира Путина — это слова примиряющие. Он, образно говоря, всем сестрам раздает по серьгам. Если вы считаете себя патриотами, отлично — мы все патриоты. На самом деле это мало что объясняет. Если само государство не декларирует приверженность к каким-либо определенным ценностям, прямо не объявляет, условно говоря, что мы строим жесткое государство, жесткость которого направлена во вне, а внутри строим левосоциальное государство с либеральным отношением к СМИ. Тогда людям будут понятны правила игры. Внутри левое, снаружи жесткое, ершистое, а по отношению к СМИ вполне себе демократичное. Если же термин «патриотизм» не расшифровывать, то придет какой-нибудь анархист с длинными волосами и скажет, что его идеология самая патриотичная, потому что Путин сказал: патриотизм — идеология России, а этот анархист считает что анархия есть главная патриотическая идеология.
–То есть надо расшифровать сказанное во избежание кривотолков?
— Да, надо расшифровать. Я считаю что государство должно какие-то правила игры всем сообщить. Но так как у нас на разных уровнях существует когнитивный диссонанс, то он не дает нам вслух эти вещи произнести. К примеру, всем известен предвыборный ролик Михаила Касьянова, в котором сообщается, что он покупал за 5 рублей, а продавал за 5 миллионов и на этом построил свое благосостояние, свое место в политической иерархии. Понятно, что у большинства зрителей этого ролика его слова вызовут негодование. Но здесь есть некий зазор, который позволяет сказать с легкой ухмылкой, что Касьянов просто произносит это вслух, а на самом деле колоссальная часть политических элит в России, родом из тех же 90-х годов, что и он, занимались ровно тем же самым, что и Михаил Касьянов. Но эти элиты находятся внутри системы власти, Касьянов же — вне ее, а генеалогия у них совершенно общая. И если мы, условно говоря, желаем в той или иной мере деприватизации и национализации общественного имущества, значит, мы должны об этом объявить. А если мы шельмуем Касьянова, но при этом держим в уме, что мы живем плюс-минус в той же самой системе, значит, у нас — рассогласование системы бытия. Ругаем человека за то, что сами делаем.
— В разные периоды истории государства российского власть находила себе опору то в дворянах, то в рабочем классе. Сегодня что это за класс? На кого сейчас реально может опереться власть? На бизнес-сообщество? На чиновников? На офисный планктон? На кого?
— Совершенно верно вы сформулировали вопрос. И здесь существует рассогласованность. Власть аппелирует к народу, потому что понимает, что эти пресловутые 86% — основная группа ее поддержки. Действительно, ряд действий власти, в первую очередь связанных с Крымом и во вторую — с Донбассом и Сирией, с принижением роли олигархата в политике России (но не в экономике) вызвали глубокое уважение у большинства населения. Но при этом надо отдавать себе отчет, что основные игроки власти и даже основа власти в чем-то — это люди, обладающие сверхдоходами. Государство, совершая те или иные вещи, — Донбасс яркий пример — опирается все-таки не на желания и чаяния колоссальных масс населения в России и за ее пределами, а на различные, даже не политические, а экономические, интересы. Это происходит потому, что колоссальное количество финансовых групп, корпораций и финансовых империй крайне не заинтересованы в том, чтобы жители ДНР и ДЛР получили паспорта РФ, чтобы Россия более открыто, более зримо участвовала в экономической и военной деятельности этих республик.
И я абсолютно убежден, что колоссальное количество людей внутри правительства так или иначе аффилированно с финансовыми институтами, и они делают всё возможное для того, чтобы эта история была как минимум заморожена. А если бы им дали волю, они бы ее тут же слили, передали бы Украине и забыли, потому что деньги им безусловно дороже. Но у власти есть какие-то неэкономические интересы, и она не позволяет этой истории быть нивелированной абсолютно. Ясно, что власть здесь могла бы выглядеть более радикально, и тогда она лучше бы воспринималась массами населения. Вывод: власть, аппелируя к массам, тем не менее слишком широко и слишком глубоко учитывает интересы различных финансовых групп и внешнеполитических интересов.
— США и подконтрольные им элиты на Западе любят изображать этакое единодушие, по Крыму к примеру. А на деле туда едут из Европы делегации одна за другой с дружественными визитами, то из Франции, то из Италии. А как с блокадой Донбасса? Вы там часто бываете.
— Еще полгода назад в Донбассе было заключено порядка 12 международных договоров через разные сложные, но вполне прозрачные схемы, ну через Осетию например, и др. Едут послы непрестанно со всей Европы, потому что европейским экономическим группам нет дела до санкций и интересов США, им абсолютно плевать на интересы Порошенко. Если снять минимально эти санкции с Донецка, туда очередь выстроится.
— Вопрос взаимоотношений государства и религии сложный. История России складывалась так, что в периоды усиления государства, в периоды больших скачков, влияние церкви силовым образом сокращалось. Нынешний ренессанс православия, с его религиозно-мистической составляющей, не снизит ли остроту социальной активности, не потянет ли к ложному смирению с чудовищным социальным расслоением?
— Пока я не вижу таких признаков. Церковь действительно очень радикально (в хорошем смысле) старается влиять на духовную жизнь. Представление о том, что церковь заполонила всё и россияне дружно вступают в ряды мракобесов, не соответствует действительности. Социологи насчитывают 7–9% воцерковленных граждан в России, а, к примеру, в Польше или Великобритании эта цифра доходит до 30–40%. Мы даже гораздо менее верующие, чем в европейских странах. Ряд институтов, заинтересованных в том, чтобы у нас воцарился гендерный хаос — с однополыми браками, с ювенальной юстицией, с возможностью извлекать детей из детдомов России, и переправлять куда угодно. Они конечно же раздражены тем, что церковь этому препятствует. В деятельности церкви я вижу только плюсы. Церковь — это система ценностей, крайне необходимая, например, в России, где очень сложная демографическая ситуация. Мы вымирающая страна, у нас сейчас будет входить в силу поколение 90-х годов — сколотое, перепитое, лишенное возможности воспроизводить свой род. У нас сейчас будет демографическая яма, и если еще при этом у нас будет рассыпаться институт семьи, то надо использовать все инструменты, в том числе и церковные, чтобы человека как-то дисциплинировать.
— Может быть, всё измениться, когда патриотизм займет должное место в системе воспитания, в идеологии?
— Идеология России — это не столько патриотизм, сколько норма как таковая. Норма устоявшаяся в тысячелетней российской традиции, норма государственничества. Взять в руки оружие и отстаивать интересы государства — это норма. Экспансия: политическая, культурная, географическая — тоже норма, если она защищает интересы Русского мира. Уважение к словам «Русский мир» — тоже норма. Православие, уважение к религии — тоже норма. А всё остальное выходит за пределы нормы. Всё, что связано с воинствующим атеизмом, пацифизмом, неприятием семьи — это антинорма, которая должна находиться на периферии общественного сознания и носить статус маргинальной. А в России до сих пор это носит не маргинальный, а трендовый статус. Самые модные персонажи прямо или косвенно излагают антинорму. Я вот обращаю внимание, например, на несколько глянцевых журналов, на обложках которых в течение последнего года сменяются совершенно очевидные персонажи. С большим уважением к ним отношусь, как к творческим людям. К примеру, Михаила Ефремова сменяет Андрей Макаревич, Андрея Макаревича — Земфира, Земфиру еще кто-то — всё понятно с этими людьми. Я очень давно не видел на обложках ни Михаила Пореченкова, ни Ивана Охлобыстина. Это прямая работа, влияние которой не стоит недооценивать, и масштабы ее гораздо больше, чем масштабы влияния Православной Церкви.
— Какие бы Вы дали прогнозы на ближайшее будущее?
— Я думаю, что все процессы «русской весны» будут сворачиваться. Потому что само словосочетание «русская весна», впервые появившееся у нас на сайте «Свободная пресса» с Сергеем Шаргуновым, заменилось словосочетанием «крымская весна». Чтобы «весны» не было слишком много, а то мало ли где вам захочется еще устроить свою «весну». Поэтому нате вам «крымскую весну», и достаточно. Это купирование происходит на самых разных уровнях. Была единственная в стране федеральная газета «Известия», которая позволяла себе публиковать такие четкие и последовательные взгляды в рамках «русской весны», газета лежала во всех самолетах и во всех поездах. Там одновременно исключили ряд авторов — меня, Эдуарда Лимонова, Егора Холмогорова, Александра Проханова, Вадима Левенталя, Игоря Караулова — всех основных риторов «русской весны». Всех убрали, потому что посчитали, что «хорош ребят», вы там немножко повеселились, теперь идите обратно в свой подвальчик, издавайте свои газеты на плохой бумаге, распространяйте их среди своих сект. Желание определенных политических групп в России всё это минимизировать будет расширяться, а наши оппоненты, люди либерального толка, будут постепенно расширять свои возможности, отжимать какие-то свои территории, медиаресурсы и т. д. Если мы однажды заметим, что риторика на телевидении поменялась резко или поэтапно, то это значит — я был прав. Пока этого нет. Слава Богу, что есть Пётр Толстой, который произносит всё, что произносилось два года назад. Но если вдруг Петра переформатируют, то я почувствую, что всё.
Сергей Коршунов
«Патриотизм и государство»