Захар Прилепин: «Мы как народ не рассосались»
Рязанский писатель триумфально вошёл в большую отечественную литературу.
Писатель, филолог и публицист, несколько лет назад он триумфально вошёл в большую отечественную литературу, заручившись читательской поддержкой в России и за рубежом. Стабильно успешным наш земляк остаётся и по сей день. Его роман «Обитель» значится в списке финалистов сразу двух крупных литературных премий года — «Большой книги» и «Русского Букера». Сегодня Захар Прилепин — наш собеседник.
— Правильно ли мы делаем, причисляя вас к своим землякам?
— Правильно. Сейчас я живу в Нижнем Новгороде, но родился в Рязанской области. В большей степени я, конечно, ощущаю себя рязанцем.
— В связи с известными событиями на Украине ваши собратья по перу — частые гости на телевидении. Вас, наверное, тоже зовут?
— Зовут, только в 49 случаях из 50 я отказываюсь. Формат ток-шоу низводит трагические и сложные вещи до балагана. Предпочитаю, чтобы снимали меня не как гостя в студии, а в связи с действиями, которые я совершаю. Вот ездил в Донбасс, возил туда гуманитарную помощь. А пытаться перекричать Жириновского — это мне неинтересно.
— И ваши впечатления от поездки в Донбасс?
— В целом такое ощущение, что мы живём в момент важных событий для российской, а может, и мировой истории. Когда близко смотришь, там есть, конечно, вещи чудовищные, страшные, но это не отменяет моего удивления и радости от того, что мы как народ не рассосались, не исчезли. Из Сибири, Москвы, Питера, Рязани едут туда добровольцы. Кто-то погибает, но это не останавливает людей.
— Сколько лет вашему самому младшему и самому старшему ребёнку?
— Младшей девочке три года, а старшему сыну 16.
— Они вас легко отпускают в Донбасс?
— С ними это не обсуждаю. Младшая дочка уже привыкла к тому, что папа всегда в разъездах, старшие же дети пусть видят, как должен вести себя мужчина.
— А младшие Прилепины проявляют уже склонность к писательскому труду?
— Нет, слава Богу, никто из них не стремится в эту сторону. Старший сын собирается заняться чем-нибудь, связанным с физикой и химией — это его стихия. Но читает, читает много. Вот сейчас заглянул — а у него Борис Рыжий лежит, «Стихи». У второго сына хорошие спортивные показатели, дочка, это третий ребёнок, ей семь лет, пошла в музыкальную школу. Мы стараемся как можно больше их развивать. А писательство, оно проявится, если нужно, и культивировать его не надо. Лучше получить какую-нибудь нормальную профессию.
— Это не профессия?
— Нет, профессия у тех, кто может этим заниматься. А любительство, оно только время отнимает. У меня меркантильное отношение к работе: приносит это средства для пропитания семьи — я этим занимаюсь, если же не будет приносить — займусь чем-нибудь другим. Вот к тексту совсем иное отношение у меня. Тексты я пишу, не оглядываясь ни на что, это для меня решение самых главных проблем — душевных. Только никогда не буду решать свои душевные проблемы за счёт благополучия своей семьи.
— Как получилось, что вы занялись писательством?
— От переполнения эмоциями. Чувствовал необычайные любовь, привязанность и страсть к любимой женщине — к жене. И решил тогда об этом написать. Маленькая страничка текста получилась. Потом я это забросил, отказался от темы. А накануне тридцатилетия я подумал: надо как-то зафиксировать себя во времени и в пространстве. Тогда и начал свой первый роман. Думал, издам его и сыну скажу: я родил тебя, посадил дерево, поставил дом и вот книгу даже написал. А когда она вышла, оказалось, что это кому-то ещё интересно.
— Но сначала вы стали заниматься журналистикой?
— Да, это всё очень быстро происходило. В 1999 закончил работать в ОМОНе, в 2000-м сразу после Нового года стал журналистом, у меня филологическое образование. Через месяц я стал редактором газеты. И уже в самом начале 2001 года начал писать свой первый роман. В 2003 году в черновую его закончил, а в 2004-м он был опубликован в журнале. В 2005-м вышел отдельной книгой. В 2006 году я уже стал получать большие авансы. Я был объявлен наследником Максима Горького, Юрия Бондарева и даже Хемингуэя. А в 2007-м уже начали называть главным писателем молодого поколения. Так вот оно и покатилось.
— У вас и киношный опыт есть — в «Восьмёрке»...
— Да я и до этого снимался в кино и скоро ещё буду.
— Что за проект?
— Вот когда снимусь, тогда и узнаете. А до «Восьмёрки» я снялся в картине Эльдара Салаватова «Трепалов».
— Артистическую карьеру начинаете?
— Ну нет, я отношусь к этому несерьёзно. Всякий раз на съёмки соглашаюсь по разным причинам. Я сейчас пишу книгу из серии ЖЗЛ о Владимире Луговском, есть такой поэт, мне ужасно нравится. И мне позвонил Эльдар, спросил, не хочу ли я сыграть у него персонажа, имеющего отношение к Хитровскому рынку во времена, когда большевики за бандитами гонялись. О, говорю, Луговской в то время как раз в уголовном розыске работал. Эльдар говорит: «Ну, вот его и сыграешь».
— Ваше отношение к экранизации «Восьмёрки»?
— Я за всем наблюдал, вмешивался в процесс съёмок. И, видимо, меньше вмешивался, чем это требовалось, так как некоторые вещи не удались. В картине есть и ритм, и стиль, и экспрессия. Но не удались другие вещи, сами персонажи не имеют той душевной нагрузки, что у меня.
— А театральными постановками своих произведений вы довольны?
— Возможно, я не очень капризный автор, но, вероятнее всего, мне везло с постановщиками. Спектакль Кирилла Серебренникова по повести «Санькя» был признан лучшим спектаклем года. А «Допрос», который мы поставили с Владимиром Делем, это вообще классический образец театрального искусства. То, что я видел в Германии по тому же «Саньке», мне тоже понравилось. Ещё был интересный спектакль по роману «Грех» в Италии. Очень любопытно было наблюдать, как молодые итальянские мальчики и девочки изображали моё деревенское детство.
— В родной Скопин часто приезжаете?
— Вот недавно из Донбасса возвращался и сюрпризом к маме заявился. Моя дорога на войну и обратно проходит как раз между родовыми гнёздами матери и отца. Тридцать километров в сторону от трассы — Скопин, а в Липецкой области — Каликино, откуда Прилепины пошли.
— В ваших произведениях образ отца занимает большое место...
— Отец — главный человек в моей жизни, воспитавший меня. Я ориентируюсь только на него. Он по многим качественным показателям, человеческим, мужским, физическим, творческим, превосходил меня. Человек ломоносовского типа, который умел всё: строить дома, рисовать, играть на многих музыкальных инструментах, пахать, сеять, всё что угодно. Я ужасно его любил. Это была самая большая трагедия в моей жизни — уход отца. Ну, я надеюсь, что он слышит, как я стремлюсь быть достойным его памяти.
Наталия Терлеева, «Панорама города», №47/2014