В России Захара Прилепина называют культовым писателем. Его тексты у одних вызывают резкое неприятие, другие же вознесли его на пьедестал живого классика. Сам Прилепин весьма прост в общении, открыт и не боится говорить то, что думает. При этом, он весьма ироничен, прежде всего, по отношению к себе…

Наш разговор с Прилепиным произошел на следующее утро после митингов партии власти и оппозиции в Киеве. Писатель жил в гостинице «Днепр», которая находится в самом центре столицы, и смог непосредственно наблюдать политическую жизнь Украины из своих окон. Впечатления о митингах «ОстроВ» и стали темой первого вопроса.

- Я живу напротив. Я там вышел, пошлялся, посмотрел на все это. Я только не очень понимаю куда примкнуть. Где здесь «наши», кто здесь «мои»? Потому что я ведь левак. Если у вас будет левая оппозиция Януковичу, я пойду и повоюю. А если будет либеральная – не буду.

- У нас нет левой оппозиции. В Украине с этим сложно. Есть запрос на левую идею, но они в маргинесе находятся. Если не трогать совсем уж продавшихся, так называемых коммунистов, то есть лишь кучки непарламентских леваков. Считается, что они берут деньги у нынешней власти, и имитируют борьбу, в основном в соцсетях, против «Свободы»… А вот «полевая пехота» «Свободы» - по уличной активности в чем-то напоминает НБП (Национал-большевистская партия –ред) …

- Я понимаю. Но «Свобода», мне кажется все таки более правые. Есть там какие-то антисемитские штучки.

- Да они правые. Но тут вопрос не столько в идеологической составляющей, а в том, что они реализуют запрос общества на хоть какое-то действие. Но вернемся к нашему разговору. Как я понял наша митинговая и протестная активность Вас не впечатлила. Или Вы просто «не в теме»?

- Я и «не в теме» и, честно говоря, я не очень понимаю, что здесь мне может быть близко. Понимаете, это один из парадоксов, собственно, и России, и Украины, что в Европе такой либеральной оппозиции нет, посмотрите, например, на ту же Францию. Там, в основном, вся оппозиция левая. Там все на этом построено. А мы все как-то по задам идем. Мы боремся за либерализм, который давно уже везде - моветон. Это ветхие одежды, секонд-хенд. Зачем это надо вообще? Что в этом хорошего?

- Вот Вы говорите - Франция. В Париже 1 мая собрала огромный митинг правая Мари Ле Пен. И вечером на французских каналах было две главные новости: это «немецкий» финал Лиги Чемпионов и акция Мари Ле Пен …

- Я во Франции был в 2005 году и был в ней 14 раз уже. И я каждый раз приезжаю и понимаю, что правая партия там, конечно, нужна. Потому, что Франция там вообще исчезает, она становится африканской страной. Я однажды зашел в какой-то дворик и там стоит такая толпень, в центре Парижа, толпень африканцев, азиатов. Я говорю: «А что это такое?». Они говорят: «Это лицей». Какой лицей? Французский лицей, обычный. И я вижу, там 5, может быть, лиц было из ста, пять детей белых, остальные все не белые. Я, конечно, не националист совершенно, но, ребята, с этим надо что-то делать. С этим не справиться. Это съезд страны, это будет другая страна. В этом заложен колоссальный социальный взрыв.

Захар Прилепин крайне скептически относится к итогам протестов в России в 2011-2012 годах. Изначально принимая в них активное участие, он, впоследствии, как и партия «Другая Россия», самоустранился и стал лишь сторонним наблюдателем. Причина такого решения: несогласие с либеральными лидерами оппозиционных выступлений относительно того как должен был развиваться протест. Захар Прилепин и Эдуард Лимонов вместе со своими сторонниками из «Другой России» считали, что им ни в коем случае нельзя идти на поводу у власти, которая с самого начала стала манипулировать митингующими, диктуя, в том числе, где они должны проводить свои митинги…

- Вопрос простой: итоги Болотной площади?

- Ну что итоги – все совершенно очевидно. Власть постепенно, шаг за шагом, эту ситуацию переломила в свою пользу. Потому что наша либеральная верхушка абсолютно соглашательская, трусливая, глупая, неадекватная и подлая. Она буквально приватизировала этот процесс. По своей исторической привычке приватизировать все подряд: от промышленности до исторической правды. Она приватизировала протест, мгновенно его подмяла под себя и совершенно с ним не справилась. Потому, что его можно было конечно радикализировать, даже не в смысле перевода в какое-то полевое боевое противостояние, а сделать так, как было у вас. Надо было собраться и не расходиться. Торчать на площади Революции, выдвинуть два требования и намертво там стоять. Потому, что я прекрасно знаю, я был осведомлен, мне звонили люди из близких Кремлевских кабинетов, они говорили: «Просто полный кошмар, все в ужасе находятся, никто не знает какие решения принять».

Я абсолютно убежден, в России этого не говорят, может бояться, а может так не думают, я абсолютно убежден, что о базе НАТО в Ульяновске, Путин договорился именно тогда. Созвонились наверняка с американцами. Он сказал: «Ребята, дайте мне карт-бланш. Если тут что-то начнется, я их замну – я вам дам за это базу. А вы не будете мне за это мешать». Даже Ельцин этого не сделал. Базу НАТО никто за 20 лет не разрешил. В Кремле был настолько большой ужас, у них каждые пол часы шли планерки-собрания: «Шеф, что делать? Шеф, все пропало».

80 тысяч человек в центре Москвы! Если они попрут, что их стрелять из танков? Как их остановить? Убивать? Что с ними делать? А Путина еще не выбрали президентом. Он еще не президент. Ему надо было как-то выбираться. Это ситуация гениальная – слили протест в ноль. И мы с Лимоновым стояли на площади Революции вдвоем. И я обращался к каждой колонне: «Не уходите, не уходите. Останьтесь!». Уже в 12 часов дня на «Эхо Москвы» я дал комментарий, что ребята, вы все сегодня проиграли! Потом я пошел – они все в барах сидят – вся эта либеральная оппозиция: «За великую новую Россию! Мир будет другой!». Я говорю: «Придурки, идиоты, проиграли все!». И они еще полгода в этой эйфории находились. А сейчас: все. Результат: всех посадили, Навального (Алексей Навальный – один из лидеров оппозиции правого толка в России - «ОстроВ») прижали, Удальцов (лидер оппозиции левого толка, его соратника Леонида Розважаева осенью прошлого года похитили из Киева, где он хотел просить политическое убежище – «ОстроВ») под домашним арестом. Все: ту-ту.

- Навального посадят?

- Я думаю, что нет. Я думаю, что там очень сложный комплекс сдержек и противовесов. Думаю, есть люди, которые находятся там, которым он нужен для чего-то. В конечном итоге все зависит от Владимира Владимировича. Если он будет следить за этой ситуацией и даст приказ – его посадят. Но, скорее всего, условный срок дадут – длинный и большой.

- Когда будет ближайшая Болотная в России, или ее уже не будет?

- Думаю, что нет никаких шансов. Это примерно тоже самое… - Нет, не тоже самое, - что у вас. Потому что ваше разочарование не помешало вам вчера опять собраться. Хотя, мне кажется, не так много людей было, могло бы быть и больше…

- Из них 60% - за деньги. В России ходя за деньги на оппозиционные митинги?

- Нет, конечно, как это так?

- А у нас платят.

- Ничего себе. Правда? (Удивленно) А вот автобусы стояли, я думал, что это были люди за власть.

- За власть – да. Свезли десятки тысяч людей. Но платит за участие в митингах и власть и оппозиция.

- Ой… (Смеется) Нет, у нас нет, вообще нет. Никаких денег, чтобы платить за митинги, у оппозиции нет.

Прилепина часто называют литературным провокатором. Его текст «Письмо товарищу Сталину» вызвал в России острую дискуссию, а на автора навесили ярлык «сталинист». Отметился писатель и неоднозначными текстами в отношении украинцев. Так, небольшая заметка о русских таксистах, которых Прилепин, дабы показать всю их негативную сущность, назвал «хохлами, которых даже на Украине не хотят привечать» и сравнил с бандеровцами, вызвала крайне негативную оценку в украинском интернете. Сейчас оригинал заметки в сети недоступен.

- В Украине у многих из тех, кто читал Ваши тексты, есть претензии к тому, как в них Вы используете слово «хохол».

- Да? (Удивленно)

- Да, особенно, помните, когда вы написали о российских таксистах, сравнив их с бандеровцами, многих он очень сильно возмутил.

- Да? Я же про русских писал.

- Но там же бандеровцы у Вас были, это же не русские. И многие в Украине, кто знаком с вашим творчеством, или просто знает кто Вы после этого текста говорят: «Если этого человека читает Россия, он один из ее современных классиков, и такое пишет…».

- А бандеровцы это хорошо?

- В сознании многих в современной Украине это такой образ борцов. Борцов против империи, против СССР и фашистской Германии. Правда, вот наша власть их все пытается привязать к фашистам…

- Слушайте, давайте я вам кратко расскажу свою биографию. Дело в том, что, во-первых, у меня бабушка наполовину русская, наполовину украинка. У нее мать была, она вообще по-русски говорить не умела, она говорила только по-украински. Слово «хохол», так как она полухохлушка оно у нас никогда не имело негативного оттенка. Я от вас только понял, что оно имеет уничижительный смысл…

- Оно также оскорбительно сейчас, как, например, слово «жид», которое в начале ХХ века общеупотребимо было в Украине и России. Для многих от россиян слышать «хохол» - это звучит как оскорбление.

- Буду аккуратней. Я ведь на самом деле был настолько несведущ, что мог даже со сцены поприветствовать «привет, хохлы». Вы спасли мне здоровье.

Во-вторых, все-таки мой дед, он всю войну прошел, потерял 8 вторых номеров и после войны он еще год воевал на Украине, к несчастью, вот с этими самыми бандеровцами. Слово «бандеровец» оно было ругательное в нашей семье. Это было дедовское ругательство. Он даже к немцам так не относился. Видимо у него были какие-то там серьезные с вашими «хорошими ребятами» столкновения. У меня слова просто из детства. Я даже никакие смыслы не вкладываю. Это скорее миф из советских фильмов, что бандеровец это такой большой, мордатый, с бутылкой самогона, с пулеметом. Это же я про своих таксистов писал. Если бы я писал про ваших, я бы себе таких сравнений никогда не позволил.

- Но, тем не менее, многие отметили эти вещи.

- Знаете что. Ну, во-первых, у меня украинская кровь есть. Мало, но есть. И я фанат вашей земли. У меня Киев один из любимейших городов на свете, я про это говорил 300 раз во всех интервью. Киев, Белград и Нижний Новгород – для меня это просто… Вот мы с женой пребываем в стане эйфории здесь. Я приезжаю сюда часто, у меня много друзей. Поэтому, понимаете, у меня никакой родовой вины перед Украиной нет. Я обожаю эту страну, обожаю. Я не хочу ее завоевать, я желаю ей счастья, она для меня родная. Может быть, украинцы не думают, что я им родной…

Мне рассказывали про Навального во Львове. Когда он приехал туда и давал интервью, он сказал: «Ну, мы же родные, мы с вами братья». И многие оскорбились: «Чего это мы братья? Ничего мы с вами не братья, с какой радости мы братья?».

Я считаю, что здесь мои братья живут и поэтому, так как у меня нет родовой вины, у меня здесь родная кровь, я могу себе позволять как с родней разговаривать. Если моя прабабка была украинкой, что я буду особенно тут корректничать…

- Вы так «сочно» в «Паталогиях» описали убийство «хохла», я понимаю, что это литературный прием, плюс литературные критики говорили, что это на Булгакова очень похоже…

- Так там русских гораздо больше убивают в этом тексте, не менее «сочно»…

- Я понимаю, но всем интересны их собственные болевые точки, свои рефлексии. Вы просто использовали миф о том, что в Чечне воевало огромное количество УНСОвцев и ввели этот персонаж? Сами УНСОвцы утверждают, что если их был десяток человек в Чечне, то это хорошо.

- Вот из этого десятка одного я видел, понимаете.

- Именно УНСОвца или это обычный наемник был? Это ж, все же, разные вещи.

- Мы задержали одно парня. Он говорил, вот прям явно, я слышал по говору, по голосу, что он был украинец. Не знаю…

Я молодой был, какие-то вещи себе позволял писать. У меня есть ряд высказываний сугубо националистического толка. Иногда вот как-то Остапа несло. Может быть, сейчас, я не ввел бы этого героя. Это сейчас уже понимаешь, когда смотришь на тексты, что есть типические характеры, есть типические герои, есть вещи, за которые нужно отвечать всерьез. А тогда я был молодой парень, я вспомнил, тут же взял, описал, вот и все. Поэтому извиняться не буду, менять я тоже ничего не буду, это будет смешно уже, но такого смысла этого, уничижавшего народ не было. Мы однажды русского задержали. Просто русский пацан, с Владимира, который приехал, устроился в лес, в чеченскую банду, и стал воевать против русских. Его убили, конечно, тут же, немедленно. Но, русский. Что с этим делать? Всякое бывает в жизни.

Уж точно там были эти девушки из Эстонии. Одну выкинули из вертолета. Раненых перевозили и сидел пацан раненый, спросил, кто она такая? Она сказала, что из Прибалтики, он взял и из вертолета выкинул ее.

И русские были и не русские, кто угодно. А что сейчас творилось, как мои друзья грузины относиться должны к чеченцам, которые в Абхазии показали себя очень «бодро»? Я не знаю, как это объяснять. Вот так это есть…

- Вы еще напишите текст о войне?

- Нет. Большой роман я точно уже не буду писать. Зачем? Я уже все написал. Но, иногда какие-то истории вспоминаются и, вдруг, они складываются в рассказ. Но это же не человеческие документы. Это не мемуары, а просто приходит вдруг какое-то ощущение, как укол иглой, я понимаю, что рассказ придумался. У меня есть рассказ «Славчук», есть рассказ «Убийца и его маленький друг», вот эти истории складывались. Если еще одна сложиться – я могу написать, но большой текст не буду писать, зачем?

- А вас тянет на войну?

- Тянет, до сих пор.

- Не хотели поехать журналистом, как например тот же Аркадий Бабченко в Абхазию (Аркадий Бабченко известный в России военный журналист, писатель – «ОстроВ»)?

- Я по чистой случайности в Абхазию не поехал, у меня были дела, я хотел через неделю поехать, но там все быстро закончилось. Я журналистом не очень хочу. Я поехал бы в составе подразделения, просто меня не возьмут сейчас, потому что понятно, куда я могу развернуть свое оружие, свой взвод поднять.

Но вообще, конечно, это без кокетства, это совершенно адекватная для меня среда.

Часто задают этот вопрос: «Почему вот в Чечню поехали?». Я к чеченцам не испытываю ни малейшей неприязни. И я могу отвечать за ребят из своего отряда, никто никогда вот этого националистической, этнической неприязни не испытывал. По большому счету это ужасно звучит, но нам вообще-то было все равно. Если бы та война была в любом другом месте Таджикистане, Молдавии, где угодно, поехали бы куда угодно.

- Это работа просто?

- Это работа. Она была и есть работа. Ужасная работа. За это должно быть стыдно. Я не могу ничего с этим поделать, у меня это адекватно совершенно.

- Возвращаясь к Чечне. Вы были в новой Чечне Кадырова, отстроенной?

- Нет.

- А поехали бы?

- У меня, собственно, никакого любопытства нет. В мире много других мест, где я не бывал.

- Но Вы же российский писатель. Чечня – это составляющая России…

- Это нам только кажется – это весьма сомнительная составляющая России. Там русских нет вообще. И де факто это, конечно же, отдельная территория, кормящаяся из Российского бюджета.

- Дагестан и Ингушетия тоже?

- Ну конечно, но только это еще хуже. В Чечне можно хоть спокойно находиться, а Дагестан и Ингушетия, я там был однажды, это коррупция, которая вообще не поддается никакому искоренению. Там гражданская война идет перманентная, абсолютная.

Мы явно не способны контролировать эти регионы, если они сами не способны себя контролировать. Кадыров может контролировать Чечню – я думаю, что Путину это конечно выгодно, он будет держать его до последнего. Да и Путину спихнуть его не удастся. Там Хлопонин (Александр Хлопонин – представитель президента РФ на Северном Кавказе – «ОстроВ») пытался показать, кто в доме хозяин, и в Москве тут же взорвали как-то случайно две урны и Хлопонин сразу раздумал это делать. И больше Кадырова никто не трогает.

Понятно, что есть вот этот некий миф о том, что Чечня воспитывает свою военную элиту, что она в любую минуту может попереть против России – это все чушь собачья. Против, даже в нынешнем состоянии России, они не попрут никогда, потому что вся эта военная элита – все это туфта, прилетят военные самолеты и не будет никакой элиты. У Чечни нет никаких самолетов. Если будет хоть одна малейшая проблема, то просто снесут к чертям эту страну во второй раз. Но если Россия начнет распадаться, разваливаться, начнет что-то происходить, тогда – да, тогда это вот территория, которая может сделать все что угодно.

- Вы говорите «если Россия начнет распадаться», для этого есть предпосылки?

- При ближайшем рассмотрении нет, но, Россия ведь непредсказуемая страна, - черт его знает. Ведь, на самом деле, ничего не держит, по большому счету, страну кроме цен на нефть. Доверие к власти – нулевое. Доверие к структурам власти – нулевое. Объединяющей идеи никакой. Веры в будущее страны у людей нет. Все такое шаткое, вялое.

- А 9 мая сейчас чем для России не объединяющая идея? Кремль же не просто так на этой дате упор делает.

- Патриотизм, конечно, такой есть. По сравнению с 90-ми годами, когда просто все говорили, что «пора отсюда валить», называли страну Рашка, совок, сейчас такого нет.

Чем интересен опыт Прилепина-революционера для Украины, так это тем, что он долгие годы является участником ныне запрещенной Национал-большевистской партии (НБП), которую после ее запрета переименовали в партию «Другая Россия». Нацболы, как долгие годы называли однопартийцев Захара Прилепина, не боялись и не боятся идти на открытое противостояние с властью, зарабатывать реальные уголовные сроки и просто даже банально биться на улицах с ОМОНом. Их радикализм не восприняли участники Болотных протестов, которые посчитали, что хождение с шариками и белыми лентами с разрешения властей будет крайне эффективным шагом в борьбе с Владимиром Путиным. Те – кто принял эту точку зрения впоследствии и стали движущей силой Болотной площади, на которую по разным оценкам вышло около 80 – 100 тысяч человек. Тех же, кто считал, что только более радикальный путь протеста может привести к какому-то положительному результату, было всего лишь около 300 человек. О том, нет ли у Прилепина разочарований от таких цифр «ОстроВ» и спросил писателя.

- Россия иррациональная страна. Я просто более менее знаю ее историю. Когда начиналась революция в 1917 году там большевиков было человек 8. Ленин вообще сидел у себя в Женеве и думал, что никогда ничего не произойдет, хотел на воздушном шаре лететь в Россию. Все. И в одну секунду все поменялось. Несколько сот, ну и что? А там пришло 80 тысяч человек. Мы бы смогли организовать это все пространство.

Мы приехали из Нижнего. В Нижнем три нацбола осталось, потому что там надо было тоже движуху устроить, там пришло три тысячи человек и, они организовали это пространство. Они научили их, что нужно кричать, куда нужно идти, как себя вести. Потому, что мы почти 20 лет этим занимаемся. Там все ребята уже сидели в тюрьмах, понимают модель поведения ОМОНа, знают стратегию уличной борьбы. По большому счету нужно одно подразделение.

Лучше бы конечно, чтобы у нас были, как в лучшие времена, отделения НБП в 68 городах России . На самом деле это была реально самая массовая партия в стране. Потому что у тех же КПРФ и «Единой России» по 500 тысяч членов – все это туфта, все это совершенно дутые цифры. А мы были реально организация, которая могла 10 человек собрать и все – боевое подразделение, больше ничего не надо. Потом это изменилось. Этот альянс с либералами, позакрывали ячейки.

- Плюс Кремль смог задавить партию.

- Ну, задавить партию, - нет…

- Ну вы же переформатировались в «Другую Россию», все равно же власть приложила свою руку, чтобы уменьшить активность партии.

- Ну, это скорее наши тактические ошибки. Силовыми методами Кремль так и не смог ничего сделать. Партия она была и она оставалась. Сидело 120 человек, все были под уголовками. Всех прессовали, давили, сажали непрестанно, и ничего не менялось. Каждый раз новая посадка и приходило в партию еще 100 человек. Еще сажают 5, еще приходит 500. Но это была не только ошибка Лимонова, отчасти, и моя. Мы вдруг решили, что не будем больше поддерживать все эти низовые ячейки, потому что парней сажают, парням сложно, все перефокусируем в Москву и будем там с либералами все это раскручивать. Ну и вот НБП в регионах сошла на нет, потому что оставили мы эту работу.

- Вам еще интересно заниматься политикой?

- Нет, совсем нет. У меня нет политических амбиций

- Почему занимаетесь?

- Как почему? Потому что у меня четверо детей и через 20 лет они будут жить на том месте, что останется от России, где будет на 20 миллионов, или на 30 миллионов человек меньше. Где будут еще хуже дела обстоять с армией, где будет страна пенсионеров, по сути. Они мне скажут: «Папа, что ты нам оставил, что это за страна такая?».

- Но, смотрите, Захар Прилепин, в его нынешнем статусе, может спокойно уехать, например, в Германию и там жить.

- Могу, но зачем я буду уезжать? Я Россию люблю. Это родина моя. У меня там могилы все. У меня там близкие все, родные. Я счастлив, что я ребенок этой страны, я горжусь этим. Я испытываю чувство, которое Суворов сформулировал: «Какой восторг, я русский!». Оно во мне живет, оно наполняет меня солнечной энергией, я чувствую от этого абсолютное блаженство. Я родился вот в этой стране.

- Продолжая разговор о русских. Вот вы понимаете, мы сейчас вновь о пост имперских родовых травмах, об Эстонии, Прибалтике, той же Украине, вы понимаете, почему ближайшие соседи, почему Европа боится и не любит русских, россиян?

- Да. Понимаю. Только, помимо всех этих плохих наших черт, которые можно долго перечислять, помимо претензий, которые будут иметь совершенно очевидное обоснование, совершенно очевидное, спорить с ними нелепо, понятно и то, что Россия периодически выбивала пробку из этой бочки и выкатывалась эта лава и катилась. Мы были в Париже, мы были в Берлине, мы были в Варшаве, мы были во всей Европе. Они прекрасно помнят, что России они не могут противостоять, что Россия всегда была сильнее. Она дикая – они почти узкоглазые, они почти азиаты, но при этом у них великая культура, великая музыка и совершенно непобедимая армия. Никто этого унижения не может простить.

Сейчас я перемещаюсь по Европе и я это вижу, они отлично помнят, как мы туда приходили. Я сейчас был в Австрии, я сейчас был в Германии, они отлично помнят. И понимаете, прямо скажем, ведь в свое время Европа впала в чудовищный грех фашизма. Это ведь не только Германское дело. Там был съезд профашистских партий, 16 партий собралось со всей Европы и они это помнят за собой. И так как это помнить про себя неприятно, хочется, чтобы Россия была еще хуже, хочется, чтобы Россия была дурная, хочется, чтобы Россия была неприятная.

Поэтому у нас своя родовая вина, у них своя родовая вина и я никакого комплекса не испытываю по этому поводу. Нам тоже есть что предъявить. Поэтому тут сложная ситуация и разбирать ее совершенно бессмысленно. Доказывать, что мы хорошие не буду, но если мне будут доказывать что мы плохие – я отвечу. Потому что, вот, странным образом, приезжая в любую европейскую страну, я как бы должен все время выступать в качестве адвоката своей страны, как бы немножечко оправдываться. Иногда у меня это конечно вызывает раздражение. Они мне говорят: «А вот у вас там флаг у НБП какой-то там, а Вы там статью написали «письмо к Сталину», чего-то как-то…».

Я им говорю: «Слушайте, у меня дедушка в Австрии сидел, в концлагерях, его американцы освободили». И говорю: «У меня родовой вины вашей нет. Я, вообще, какой угодно флаг могу нарисовать. Это мое личное дело, я не фашист. У меня, за это, за все, заплачено. А вот вы тут сами с собой разбирайтесь. Почему я должен перед вами оправдываться за свои флаги? С какой радости? Я свободный человек. Могу высказаться на любую тему: на этическую, на этническую. Вы понастроили своих концлагерей, вот давайте теперь и разбирайтесь с этим, а я нет».

- Какие ваши книги любит политическая элита России? За что они «спасибо» Вам говорили, за «Санькя»?

- В «Санькя» были заложены смыслы, которые оказались больше, чем мои собственные политические взгляды, потому что этот роман исхитрились прочитать националисты как националистический, левые как левый, либералы прочитали как антинационалистический. Даже власть подходила ко мне, люди из «Единой России» подходили ко мне и говорили: «Спасибо, спасибо, все правда, все так и есть, все правильно там». Они тоже там увидели что-то хорошее про себя. А мне совершенно это не понятно… Еще конечно «Патологии», так как в России это и наша трагедия и родовая история.

- Т.е. политической элите понравились «Патологии»?

- Ее читал Миронов. Медведев читал «Грех». Я думаю, что Путин тоже читал какие-то тексты.

- И что сказал Медведев по поводу «Греха»?

- Он просто сказал, что читает Пушкина и Прилепина, две фамилии на П. Ну не перепутал с Пелевиным, зато.

- А часто путают?

- Часто. На самом деле мне это сыграло на руку, потому что две фамилии похожи. Я только появился и стали говорить: Пелевин-Прилепин, Пелевин-Прилепин. Людям нравится противопоставлять. И сейчас, когда я с Витей уже уравновесился, а потом обыграл его даже на «Супер Нацбест» (литературная премия в России – «ОстроВ»), для меня это была такая правильная путаница в фамилиях, чтобы занять должное место, мы на полочке рядом стоим всегда.

Несмотря на то, что Захар Прилепин крайне резко критикует нынешнюю российскую власть, его несколько раз приглашали на встречу с нынешним главой РФ Владимиром Путиным. На одной из таких встреч писатель задал весьма неприятный для Президента России вопрос о Геннадии Тимченко, бизнесмене, которого называют одним из самых близких друзей Путина…

- Когда Вы встречались с Путиным, какое впечатление он на Вас произвел? Вы как писатель обладаете умением подмечать какие-то детали, что Вы подметили и увидели у Президента России?

- Я, наверное, в России этого никогда не скажу, но он вызывает какую-то симпатию, он хорошо формулирует…

- У него есть обаяние?

- Ну, какое-то есть. Многим людям его обаяние неприятно. Оно носит какой-то такой пацанско-дворовый характер. Вот эта модель поведения у многих вызывает бешенство. Но для меня это как раз совершенно понятная модель поведения, я сам рос во дворе. У него какие-то ответы, какие-то формулировки они, конечно, совершенно замечательные.

Потом, он абсолютно бессовестный. Потому что я вот этот вопрос задал ему о Тимченко – это его ближайший друг. Человек, который торговал на тот момент третью российской нефти и при этом был гражданином Финляндии, а налоги платил в Швейцарии. Это просто бред сивой кобылы, то, что происходит. А он говорит: «Есть такой человек вроде, да, да, есть, да. Какими-то своими делами занимается. Видимо ему вот так, мол, удобно». Причем он мне врет прямо. Он ни даже ни секунды, ни одной секунды не замешкался, ничего.

Потом мне после этого перезвонил Боря Немцов, мы тогда еще общались. Он сказал: «Хуже вопроса, Захар, Путину задать вообще было нельзя. Это самый как бы близкий его друг. Это доверенное лицо. Это самое больное место у него». И он даже не моргнул ни одним глазом. И мне даже ничего за это не было, в конце концов. Я думаю ему по большому счету все равно. В России есть такая поговорка «хоть ссы в глаза - все божья роса».

Продолжая разговор о Владимире Путине нельзя не вспомнить российские элиты. Во многом они идентичны с украинскими – воровство, выкачка ресурсов из страны, тупое чванство и отношение к своей земле, как отношение оккупанта к временно захваченным территориям. При упоминании о тех, кто сейчас определяет судьбу России, Захар Прилепин повышает голос и становится раздраженным.

- Если бы в России воровали, но развивались и росли хотя бы как та же Турция, я бы смирился даже с этим режимом. Но они, сука, везут все из страны. Они везут, они грабят просто и все! 80 миллиардов долларов увозят. Ну что это? Это рехнуться, они сумасшедшие что ли? Весь мир уже озолотили своими вилами, яхтами, клубами. Идиоты!

- А почему это все продолжается?

- Отрицательная селекция. Элита совершенно не воспринимающая себя как часть России. Я когда прочитал в книге Стаса Белковского, я абсолютно этому верю, что у Путина состояние 40 миллиардов долларов, которые находятся не в России. Я думаю: «У тебя есть все! У тебя есть огромная страна, которой ты можешь управлять. Ты можешь войти в историю, ты можешь быть великим руководителем, ты можешь стать мифом…».

- Лепи ее…

- Лепи ее, а ты выкачиваешь деньги из страны. Что у тебя в голове вообще происходит? Кто вы? Что вы за люди такие? Для любого нормального человека, когда есть такая страна, - какое бабло, какие яхты? Зачем это все вообще нужно?

Если посмотреть биографию Прилепина, то создастся впечатление, что он – баловень судьбы. После службы в ОМОНе – в 1999 году случайно попадает в журналистику, в 2000 – он уже главред газеты. Его первые произведения были опубликованы в 2003 году в одном из литературных журналов, а в 2013 – он уже один из самых востребованных писателей России.

- Как Вы думаете, почему у вас так все получилось? Как звезды совпали, что Вы так легко, если смотреть со стороны, прошли путь от ОМОНовца до писателя? Как стать успешным писателем?

- Не знаю, не знаю. Я могу назвать 7 факторов, а их тысяча. Биография, я одарённый человек, я пишу хорошие тексты. Я достаточно мужественно и последовательно себя веду. Я ничего не боюсь. Я, по большому счету могу, что угодно сделать. И делал. У меня были уголовные дела, меня могли посадить. Я когда совершаю эти поступки, я не знаю, чем они могут закончиться.

Меня в тюрьму могут посадить. Владимир Владимирович меня может объявить личным врагом. И мне будут периодически наступать на яйца. Я через все это проходил. И это чувствуется же. Люди понимают, что я не веду никакую игру. Я могу валять дурака, я могу немножко лукавить, могу иронизировать, могу кокетничать, но я честно себя веду. Я открытый. Я - открытый к миру. Я люблю литературу, я помогаю людям.

Знаете, на успехе отражается твоя собственная душа. То, что ты есть. Человек – это сумма поступков – сказал Бродский. Люди ненавидят всех своих коллег. Их просто мрачняк в душе и губит, они не понимают, что если ты не обращен к миру, то и мир не будет обращен к тебе. Мне просто так повезло, у меня может быть это родовая черта природная, я ни к кому не чувствую зависти. Я радуюсь всем победам и удачам своих коллег, но это один из семи факторов.

Эти все факторы - это тоже все полная ерунда. Могут быть они все и все равно ничего не будет. Как так получилось, мне непонятно.

Там еще время, конечно, определенное было. Так сложилось, что все 90-е годы были годами бесконечных разборок со своим прошлым и быть русофобом, быть ненавистником всего русского было нормально и ернический тон, издевательский, по отношению к своей родной земле и своим людям, он был совершенно оправдан. А потом, видимо, назрело какое то чувство другое. Какие-то понятия захотелось вернуть: честь, достоинство, Родина, дети, верность. Какие-то самые очевидные вещи. Я с ними пришел, и я стал первым в этом смысле. Об этом стал говорить и всем это сразу понравилось. Потому что люди не могут долго находиться в полускотском состоянии, они не могут долго звереть.

- Известный украинский писатель Сергей Жадан…

- Очень люблю, отличный писатель…

- Он рассказывал, как он работает: каждое утро встает, и каждый день пишет, пишет. Это реальная пахота. Многие думают: «А, что там писатель, сходить на ТВ, посидеть в ресторане, поболтать». Как пишите Вы? Каждый день?

- Где то месяцев 8 в году я гастролирую. Я очень разъезжающий человек. Потому что, чтобы тебя переводили - нужно поддерживать свой статус. Нужно ездить за границу. Это тоже часть работы, она на самом деле очень утомительная, это никакой такой не праздник жизни. Потому что это много выступлений, много интервью, много невроза, многое приходится тащить на себе, на своей физиологии. А так, я потом где-то с мая до сентября сижу в деревне с выключенным телефоном, без интернета и пишу каждый день. В 8 утра просыпаюсь и в 8.15 я уже пишу. Я пишу с 8 до 12 утра и вечером, с 8 вечера часов до 11.

- Такое понятие обывательское как «муза» у Вас есть?

- Вообще нет. Не знаю, не в курсе, никогда не испытывал такой эйфории. Иногда, когда пишешь текст и понимаешь, что он у тебя получается, он начинает тебя тащить. Я вот сейчас написал половину нового романа и я понимаю, что я дотащил уже этот камень до верха. И сейчас он вниз покатится, мне уже надо будет за ним поспевать. Мне главное не торопиться. Поэтому я иногда паузы делаю, иногда 3 месяца не пишу, а потом опять возвращаюсь к тексту. Я никуда не тороплюсь. Я уже много написал…

- А не бывает, что нужно себя заставлять писать?

- Ну, я же много колонок пишу, и я уже ненавижу эту деятельность.

- А для чего тогда пишите? Для денег?

- Деньги, безусловно. И люди должны знать тебя, это тоже работа. Если тебя нет три года, и тебя никто не видел… Я сейчас уже могу себе позволить, конечно, исчезнуть на год и ничего не случится. Я абсолютно убежден: я вернусь и опять все будет в порядке. Но, тем не менее, люди читают меня в глянцевом журнале, в «Крестьянке», «Комсомолке», «АИФ», и, люди там меня узнают, они знают кто я такой, потому что они прочитали мою колонку и идут покупают книжку. Это просто часть работы.

- Для вас нет табу, где писать?

- Нет, по большому счету, нет.

- Вот «Комсомолка» - такой желток …

- Плевать я хотел. Совершенно все равно, там тоже нормальные люди встречаются. Я даже какой-то комментарий давал для «Единой России», конференцию проводил на сайте «Единой России». Мне все равно. Я готов со всеми разговаривать. Это люди моей страны.

- Вы вспомнили Жадана, чем он Вам нравится?

- Мускулистые тексты. Очень спокойная сильная и внятная интонация. Не тягомотен. Говорит ровно то, что хочет сказать. И вот эта вот четкость поставленной задачи, четкость ее выполнения, она сразу работает. С Лимоновым сложно сравнивать, но истоки примерно такие. Потому что писатели начинают писать и вот текст как резиновый. Ты стараешься отползти – это все неудобно. А Жадан – это все – это хватка. Адольфыч Нестеренко отчасти с ним схож. Андрухович он такой… (хитро прищурился). Чего-то там у него на уме.

- А Вы Адольфыча тоже читали?

- Конечно, читал, мы с ним знакомы, мы с ним встречались. Надеюсь у нас хорошие с ним отношения. Скорее приятельские.

- Вам нравится Адольфыч?

- Конечно, как типаж.

- А не как типаж?

- И тексты отличные. Оба его романа чудесные. Просто высший класс. Мне кажется, что если бы он не ушел в свои сценарии, он вообще имеет право претендовать на одного из лучших писателей России. Я под Россией имею в виду то, что он пишет на русском языке.

Жадан и Нестеренко мне просто нравятся безоговорочно. Не потому что они лучшие в Украине, а потому, что они лучшие для меня писатели. Я просто в России постоянно забываю их называть, но для меня в топ десять они входят наверняка.

- Но вы знаете только трех писателей Украины: Андрухович, Жадан и Нестеренко?

- Ну, я больше читал. Потом я журнал «ШО» читаю, я поэзию более или менее знаю. Я ее читаю собственно на украинском, из интереса. Я не скажу, что меня там что-то пробивает насквозь. Но это любопытно, здесь много хороших поэтов. Просто то, что реально торкнуло это Жадан, это Нестеренко. Андруховича я читал, я читал «Московиаду» его.

- Вязкая «Московиада»?

- Ну… Я его самого видел. Он видно, что такой парень хитровыебанный.

- Вы на Западе часто бываете. Почему Вы им интересны?

- Много всего опять же совпало. Но я думаю само пространство текста. Сама открытость, сама постановка вопросов, она захватывает. Я только что был в Сербии, там огромный зал в центре города. Я не ожидал, он был полон битком. Там нет ни одного русского эмигранта. Очень часто приходит какое-то количество русских. Тут нет – все сербы. Видимо им все там понятно. Хотя война для них тема очень болезненная. «Паталогии» переводили последними, потому что они не хотят читать про войну. Там они начали издавать рассказы про водку, про женщин и, им все это нравится.

В каждой стране своя отдельная история. Во Франции я выступал в прошлом году, я собрал зал 400 человек. Там выступал Бегбедер до меня, у него было 200. На меня пришло 400. Дикое любопытство. У них, конечно, оно более политизированное. Они интересуются книгами «Санькя», «Паталогиями». Им хочется, чтобы я за все извинялся: простите нас за Чечню, простите нас за Абхазию, простите меня за все. Я прощения не прошу, они конечно переживают, но все равно читают.

- А Вы специально эксплуатируете образ, что Вы такой брутальный русский?

- Ну да, включаешь немножко, - это да, включаешь. Но в целом мне не надо этот образ использовать. Долгое время и по сей день я алкоголь употребляю. И я как-то сидел и давал журналисту одной газеты интервью. А я был с похмелья, заказал себе графинчик водки и тут же выпил его у него на глазах. И он пишет в своей газете на первой полосе, что вот пришел Захар Прилепин, выпил три стакана водки и дал мне интервью. Им это ужасно нравится. А я ничего и не делал, мне надо было похмелиться просто.

У меня была во Франции ситуация смешная, я зашел однажды в кафе, я опаздывал на вечер, немножко меня клинило и я говорю: три дабл. Они по 40 грамм разливают, а сделали мне три по 80 и бокал пива. Я все это выпил, бокалом пива запил и пошел. И официант бежит за мной по улице, нагнал меня через 20 метров и говорит: «Вы из Польши?». Я говорю: «Нет, из России».

Для кого я это изображал? Не для кого, так само получилось.

Виктор Калашников, «ОстроВ» - 04/06/13