«Рекомендую всем на ночь чтение хороших стихов»
В Год литературы писатель подготовил серию поэтических сборников под общим названием «Библиотека Захара Прилепина. Поэты ХХ века», куда вошли произведения пяти авторов — Есенина, Мариенгофа, Васильева, Корнилова и Луговского. Если первых двух читали все, кто учился в школе, то три последних стали открытием, подаренным писателем читающей публике. Представленные на осенней книжной выставке сборники составлены соответственно литературным вкусам писателя, и к каждому есть предисловие — очень личное и весьма занимательное. О героях своей книги Захар ПРИЛЕПИН рассказал «Новым Известиям».
— Захар, что послужило причиной появления этого поэтического многотомника? Желание заняться литературным ликбезом?
— Кроме этого пятитомника, я написал книгу об Анатолии Мариенгофе, Борисе Корнилове и Владимире Луговском. Как видите, это не ликбез, а серьезные биографии трех людей, живущих в очень сложное время. Вступая или не вступая в сделки с совестью, совершая поступки нравственные и безнравственные, они переживали это время. Эти книга не столько о литературе, сколько о человеке. О его счастье и о его муках.
— Предметом занятий всех ваших героев была поэзия. Вы сегодня в литературной гостиной сравнили стихи с молитвой…
— С молитвой поэзия не может сравниться, но чувство, которое появляется при чтении стихов, может сравниться с чувством после молитвы — величия мира и присутствия Бога. После просмотра сериала или после бесконечных размышлений на тему того, почему мне так не везет в жизни, как хотелось бы, чтобы везло, таких чувств не возникает. Поэтому рекомендую всем на ночь чтение хороших стихов.
— Как вы считаете, в обществе возрождается интерес к поэзии?
— Общество в большинстве своем никогда ею и не интересовалось. Люди, ценящие и знающие поэзию, не дотягивают и до одного процента населения. Сверхпопулярная в начале прошлого века Ахматова продала 74 тысячи своих книг на пике своей славы. А муж ее, Гумилев, не продал и четырех тысяч. То есть читали их немногие. Поэзия — сложная вещь. Она требует особого мастерства от читателя. Человеку со слабо организованным интеллектом сложно понимать стихи.
— Из вашего предисловия я узнала, что «последний поэт деревни» Сергей Есенин жил в квартире в центре Москвы, с экономкой Эмилией, которая кормила их с Мариенгофом рябчиками и глухарями…
— И что? Есенин и Мариенгоф были хваткие ребята, они владели кинотеатром, издательствами и парой литературных кафе.
— Вы разрушаете образ, который создан у народа: «Москва кабацкая», «Исповедь хулигана» и так далее…
— Период с рябчиками длился недолго. Года полтора. До этого, в восемнадцатом и девятнадцатом году, они оба голодали, в 1922–1924 годах Есенин начал пить и в конце концов допился до состояния болезненного, с лечением в психиатрической больнице. Все это — правда. Но были и полтора года упорядоченной жизни с рябчиками и экономкой.
— Эту жизнь ему навязал Мариенгоф?
— Что значит «навязал»?
— Если человек сначала пишет о том, как в кабаке его долго били маляры, а потом нанимает экономку в кружевном крахмальном фартучке, то кто-то должен был повлиять на смену мировоззрения…
— Чтобы писать стихи, не обязательно валяться в луже. Иногда можно иметь крышу над головой и кусок хлеба. Время дружбы с Мариенгофом — это самый упорядоченный и безалкогольный период есенинской жизни. А потом все покатилось…
— Второй факт, который удивляет из ваших литературно-биографических портретов этих героев, — то, что Мариенгоф спокойно пережил все периоды чисток и репрессий и дожил до того времени, когда Окуджава ходил к нему в гости петь свои песни… Судя по роману «Циники», которым и известен Мариенгоф, и тем событиям, которые происходили с его литературным поколением, он должен был умереть примерно так, как его героиня, — скушать вишню и отравиться…
— У многих такие представления о Мариенгофе. Мало кто знает, что по его сценариям поставлено шесть фильмов, что его спектакли шли по всей стране, что все тридцатые, сороковые и пятидесятые годы у него выходили книги. Все думают, что он сидел это время где-то в землянке, спрятавшись… Все было несколько иначе. У Евтушенко есть короткое эссе о Мариенгофе, где он пишет, что Мариенгоф из тех, кого «чудом не расстреляли». Вообще, весь имажинистский круг Есенина чудом не расстреляли. Не пострадал Шершеневич, не пострадал Ройзман, Эрдмана посадили, потом выпустили и дали сталинскую премию. История иногда чуть сложнее наших представлений о ней.
— Клюев в 1922-м голодал, его книги изымались из обращения. Почему владеющий в это же время издательствами, театрами, кинотеатрами и кафе Мариенгоф ему не помог? Как не помог и Цветаевой, которая в это же время очень трудно жила в эмиграции?
— Как можно что-то с кого-то спрашивать? Все люди живут своей жизнью. Вот у нас сегодня идет война. А мы тут с вами ходим по книжной выставке и тратим деньги на книги. И даже на пиво и на мороженое. А рядом люди голодают. Человек делает то, что считает нужным и возможным. Я не мать Тереза, чтобы предъявлять претензии к людям.