Захар Прилепин: «Настоящий талант мимо кассы не пролетит»

Захар Прилепин ворвался в литературу как выстрел из гранатомета. Бывший командир отделения спецназа, воевал в Чечне, работал охранником, многодетный отец, нацбол, поклонник Лимонова, бритоголовый интеллектуал, — в Прилепине все увидели то, что хотели. Одни — представителя «новой молодежи», наследников 90-х (про 90-е Прилепин пишет особенно часто). Другие — культового писателя, суммарный тираж книг которого за какие-то четыре года перевалил за четверть миллиона. Третьи — амбициозного провинциала, приехавшего из Нижнего Новгорода покорять столицу. О Прилепине не устают спорить, он вызывает не менее бурную реакцию (поступки, высказывания, колонки, суждения), чем его книги.

Просто Захар.

Ну, я стану пациентом лечебницы для шизофреников, если буду к себе так относиться. Премия — это же в определенном смысле лотерея. Там самые разные элементы работают: элемент везения, удачи, какие-то скрытые пружины, которых мы не видим и не знаем. К тому, что я получил «Супернацбест», отношусь спокойно. Это не первая премия в моей жизни, и, надеюсь, не последняя. Я не худший писатель России, но среди своих собратьев по перу знаю десяток писателей, которых и сам ценю максимально высоко, и любой из них мог стать лауреатом этой премии. Просто так совпало.

Я никак не пробивался. Я написал первую книгу, «Патологии», отправил текст по электронной почте из Нижнего Новгорода по трем адресам — Дмитрию Быкову, в издательство «ОГИ» и в издательство «Андреевский флаг». И все само собой закрутилось. Быков прочитал и опубликовал главу в газете «Консерватор», где тогда работал, «ОГИ» предложило договор на издание, но очень дешевый, «Андреевский флаг» предложили договор подороже, я туда рукопись продал. Она там долго не выходила, меня никто не знал тогда, но это уже другая тема.

Я не думаю, что сейчас ситуация принципиально отличается. Если есть качественный текст, он найдет издателя, даже не сомневайтесь. Потому что сегодня не тексты ищут издателей, а издатели (например, Саша Иванов из «Ад Маргинем») ищут тексты. И в голос воют — нет хороших текстов, нет новых имен. И миф о том, что сейчас для издания своей книги нужно с кем-то знакомиться, поить коньяком — это действительно миф, потому что заинтересованность в ярких текстах со стороны издателей очень серьезная, чрезвычайно.

Да искать никого не пришлось, все же на виду, не так уж нас много.. «Десятка» — это опыт подведения итогов «нулевых» годов, литературных итогов. Нулевые годы закончились, сейчас начались десятые. И новые авторы будут уже относиться к поколению «десятников», смешно звучит. Сейчас мне приходит много рукописей, присылают и на адрес издательств, где выходят мои книги, и на сайт, и на мой блог в ЖЖ. Я стараюсь все читать, но когда поднимаю голову и озираюсь, осознаю, что ничего особенно выдающегося не заметил. Но в любом случае — настоящий талант мимо кассы не пролетит. Не то время.

«Если пишут молодые, то большинство пишут о собственном жизненном опыте, точнее, о его отсутствии». Пишут в основном молодые, конечно. И через эти тексты отражается наше время. Хотя если пишут молодые, то большинство пишут о собственном жизненном опыте, точнее, о его отсутствии. В таком состоянии, я бы сказал — неэпическом — живет социум, в стране ничего не происходит, общество живет в состоянии такой легкой бессмысленной суеты, писать не о чем, кроме как о себе любимом. Нет большого стиля, нет большой поступи, большой проблемы. Это, конечно, просматривается. Хотя пишущих меньше не стало. Часть ушла в Интернет, но все равно число тех, кто сидит и сочиняет большие тексты — оно огромное. Только через премию «Дебют» проходят каждый год сотни человек, сотни текстов.

Я нормально к этому отношусь. В России действительно давно уже сместились эти планки возрастные и к нашему возрасту — 30-35 — уже о каком дебюте можно говорить? В этом возрасте уже и Лермонтов умер, и Есенин. Мне самому, кстати, было 29 лет, когда вышли «Патологии», я пролетал мимо «Дебюта», не подходил по возрасту. А если бы тогда была планка выше, мне бы он пригодился, в то время. А то, что сегодня подняли возраст до 35 — ничего плохого в этом не вижу. Многие сегодня начинают писать позже, и хорошо, что позже. Потому что когда человек начинает писать прозу в 20 лет, ему кажется, что он похож на Лимонова. И исследует мир посредством своего полового органа. И не догадывается, что у Лимонова все остальные органы тоже отлично работают. Это, увы, частая ситуация у молодых писателей: ребята получают какие-то авансы, начинают писать, хотя писать им, по большому счету, еще не о чем.

Нет, я считаю, что научиться этому нельзя. Что дает формальное образование, диплом? Самовыучку, самодисциплину, умение работать с литературой, с источниками, и закончив, например, Литинститут, какого-то определенного уровня достичь возможно. Но при этом остается основной элемент, простите за патетику, литературного дара. С другой стороны, вот у меня есть высшее филологическое образование, и я периодически чувствую некую фору по отношению к моим сотоварищам по перу, которые нигде не учились. В этом смысле мне образование помогло, потому что в юности меня просто заставили прочитать какие-то важные книги, шедевры мировой литературы, сложилась какая-то интеллектуальная структура. Я учил латынь, я знаю мировую литературу, я считаю, что у меня сознание более, если можно так сказать, гармонизировано.

Да я нормально зарабатываю. И на книгах, и журналистской работой. У меня трое детей, ожидаем четвертого, так что расходы в семье большие, и, соответственно, главный инструмент зарабатывания денег в семью — это моя правая рука, которой я тексты на ноутбуке набираю. Я редактор нижегородского представительства «Новой газеты», но процентов 70-80 зарабатываю книгами.

Не-не-не, это надуманная дилемма. Раньше не было такого деления — вот это литература, а вот это журналистика. Журналистами назывались все, чьи тексты публиковались в журналах — и Салтыков-Щедрин, и Толстой, и какой-нибудь ничтожный репортер. Журналистики, эссеистики, публицистики не чурался ни один писатель. Посмотрите наследие Горького, или Толстого, или Достоевского — их классические литературные произведения подпираются огромным массивом нехудожественных, небеллетристических текстов, писавшихся в газеты, в журналы, на злобу дня. Серебряный век — все поголовно писали и критику, и эссеистику. Это сегодня поэты не читают прозаиков, прозаики не читают поэтов, и почти все предпочитают сидеть в своих башнях из слоновой кости. А так писатели из моего поколения, начинавшие в «нулевые», и Герман Садуллаев, и Сергей Шаргунов, и писатели старшего поколения — Проханов, Лимонов — все пишут статьи, колонки в регулярные издания, и никто не считает это проблемой. Нет границы между литературными и журналистскими текстами. Это все искусственное.

Это почему?

Это вряд ли — когда я был в Чечне, он находился в каком-то другом месте. У Садуллаева ко мне есть какие-то претензии, у меня к нему претензий нет. В «Шалинском рейде» он что-то такое написал, какие-то намеки. Я уважаю Садуллаева. «Я — чеченец» и «Шалинский рейд» — это его главные, визитные книги. Все остальное, что он написал, со временем может схлынуть, но эти книги однозначно останутся. И я уважаю, что он не эксплуатирует одну только чеченскую тему, у него отличная публицистика, недавно сборник вышел... До недавнего времени мы были дружны, да...

А что касается других, так я со многими общаюсь. Читаю почти всех, кто начал печататься в «нулевые». И я рад, что они есть, что их знают, читают, замечают. Потому что у нас очень просто не заметить целого явления. Например, мы проспали целое движение неопочвенников в 90-е годы — Вася Голованов, Миша Тарковский, Алексей Варламов — удивительные писатели, которых просто слили, они не получили того признания, которого заслуживали. Вот Тарковский — это большой русский писатель, главный наследник, я считаю, астафьевско-распутинско-беловской линии, но его нет в московских магазинах, нет в масштабах страны как значимого имени, и это, я считаю, нехорошо. У нас вообще провалилась та часть литературы, которая в советские времена называлась «деревенской прозой». А она имеет право на существование, имеет право на будущее. Пока есть Россия, в России есть деревня. Я считаю, что отечественная литература не должна быть городской, а мы живем в эпоху абсолютного главенства городской прозы, книг, написанных горожанами для горожан и про городскую жизнь. Не вся Россия живет в городах, если что.

Так много планов, задумок, что я могу даже сказать, какую книгу буду писать лет через пять. У меня есть три-четыре текста, над которыми я, если бог даст, буду работать и через десять лет. А есть тексты, которые, я знаю, превратятся в книги в ближайшие три-четыре года. Сейчас я заканчиваю сборник под условным названием «Восьмерка». Там будет восемь больших рассказов. Такие флэшбеки в 90-е годы. Не то, чтобы я в очередной раз призываю осмыслить 90-е, но мне самому интересно разобраться, что же тогда происходило, потому что для меня очевидно, что это было невероятно интересное время, и люди постепенно понимают, что это именно так — несмотря на нищету, бандитов, разруху и прочие ужасы.

Еще я сейчас собрал огромную коллекцию стихов Эдуарда Лимонова, около 700, совершенно бесплатно этим занимался, для себя. И там много неизданных текстов. Ну, и молодых продвигаю. Все-таки я и по возрасту, и по опыту уже представитель «старшего поколения» для тех, кто сейчас пишет свою первую книжку.

Нормально.

Аркадий Суховольский, Newslab.ru- 6 июля 2011