Захар Прилепин: «Человек — существо патологическое»

Известный писатель Захар Прилепин встретился с брянскими читателями и почитателями в областной библиотеке имени Ф.И. Тютчева в четверг, 9 декабря. Говорили в основном за жизнь, за литературу, ну и совсем немного о политике. Захар терпеливо и вдумчиво отвечал на вопросы, много и с удовольствием рассказывал о своей жизни и книгах, а также артистично производил впечатление искреннего, веселого и сильного человека. Было интересно.

Послушать известного писателя, поспрашивать его обо всем и подписать у него книжки в облбиблиотеке набрался целый читальный зал слушателей. Были здесь и организованно приведенные студенты, и члены брянской писательской организации, и просто любители современной прозы. Захара Прилепина такое скопление разношерстного народу впечатлило:

— Ух ты! — весело среагировал он на входе в зал. — Здрасте!

Публика заалела щеками, смутилась и вместо ответного приветствия зааплодировала.

— Я представления не имею, в какой форме нам строить наше общение, поэтому мы поступим следующим образом. Я буду чего-нибудь говорить про себя, чтобы доказать вам, что вы не зря потратили свое время. То есть я буду хвалиться. А потом вам надоест это слушать, и вы меня будете перебивать и задавать какие-то вопросы, — весело сообщил всем Захар. Народ благодарно безмолствовал, то есть регламент был одобрен. И Прилепин повел сольную партию.

В данный момент я являюсь редактором нижегородского представительства «Новой газеты». Все знаю про журналистику, про российскую политику знаю многое, со многими политиками я встречался, в том числе и с премьером Владимиром Путиным, и с господином Сурковым. Некоторую часть своей жизни я занимаюсь литературой — написал то ли семь, то ли восемь, то ли девять книг, не помню. Но еще большую часть своей жизни я занимался деятельностью, никак не связанной с литературой, — я был командиром отделения ОМОН. Когда я сюда шел по фойе, ко мне подошел молодой человек и говорит: «Я из УВД, хочу вас сфотографировать». А я еще занимаюсь и политической деятельностью, и взгляды мои на политику в России, скажем прямо, не всегда совпадают со взглядами государственными. А тут — милиционер, я как-то напрягся. Но оказалось, он из других побуждений…

Родился я в рязанской деревне Ильинка 35 лет назад в семье учителя. Папа мой был директором школы, преподавал историю, а мама — медсестрой. В деревне Ильинка на исходе советской власти я и провел свое детство. Году в 86-м наша семья перебралась в город Дзержинск Нижегородской области. В те времена это был один из крупнейших химических гигантов европейского уровня. Там было 25 мощных предприятий, очень развитая социальная политика. Так что мои левацкие политические взгляды прежде всего ориентированы тем, что я, как последний ребенок советского поколения, от Советского Союза ничего плохого не получил, только хорошее. Последним советским ребенком я себя числю, потому что я закончил школу в 1991 году, это был последний год, когда принимали в комсомол. То есть я был октябренком, пионером и последним комсомольцем Советского Союза. Поэтому я и исповедую взгляды «красного оттенка».

Потом я занимался самыми разными вещами. Закончил филфак Нижегородского государственного университета, Школу публичной политики. Было такое у ныне сидящего Ходорковского предприятие, которое называлось «Открытой Россией», и оно учило молодых политиков по городам и весям. Я пошел туда просто из любопытства, чему российские либеральные деятели учат молодежь по всей стране. После окончания работал в ОМОНе шесть лет. Около полугода провел в Чечне во время первой чеченской кампании. И вот году в 98-м я решил сменить работу. Уволился, потому что тогда произошел дефолт, у меня родился первый ребенок, и денег не хватало. Перебрались из Дзержинска в Нижний Новгород, и я стал искать там работу. Совершенно случайно, встретив одного своего знакомого на улице, стал журналистом, начал издавать газету.

И вот однажды я для себя решил, что заниматься только журналисткой деятельностью мне скучно. Хотелось себя более реально зафиксировать в жизни и пространстве. Я решил, что наверно, напишу-ка я книжку. Настроился писать про любовь — потому что это ж самое интересное, про любовь. Потом подумал, что так много про любовь я не знаю, поэтому решил, что немножко будет про любовь, немножко про войну. Так и получился роман «Патологии». Я его отправил по электронной почте Дмитрию Быкову. Он прочитал мой текст и сказал: «Захар, ты настоящий писатель, давай, пиши дальше». И я подумал, что, наверно, это не самая плохая работа — писать книги. Ну и занялся этим делом. Написал роман «Санькя» про молодых русских революционеров, которые не очень довольны тем, что происходит в России. Несколько книжек про своих сотоварищей по миру литературы и ОМОНу, «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». Биографию советского писателя Леонида Леонова, которая вышла в серии ЖЗЛ. К несчастью, она очень дорогая, стоит рублей 500. Но это единственный минус этой книжки, а так я ею очень доволен…

Пока я занимался написанием книжек, у меня в жизни происходили события самого реального толка. У меня родились второй сын и дочка, и мы с женой как-то не намерены на трех детях останавливаться, а намерены продвигать демографическую ситуацию в стране, которая находится не в самом лучшем положении. Дети стали подрастать, и я для себя решил, что лучшее воспитание — это собственный пример родителей. Так что все трое моих потомков читают лет с четырех-пяти. Мой старший сын — ему 12 лет — он прочитал, может, 12 тысяч книг, огромное количество. По книжке в день читает. Я как-то подслушал, как он разговаривает по телефону с приятелем: «Ну, если соотнести эти составляющие, должен тебе сказать, что вывод из этого можно сделать следующий…». Я думаю, какой кошмар, зачитался мой сын, и отправил его на вольную борьбу. Он скоро стал чемпионом района, и я ему сказал, что ну теперь можешь читать все, что угодно, так как ты всяко решишь свои проблемы. Второй сын и дочка тоже читают хорошо.

Но вот со старшим еще одна история недавно приключилась. Мы много слушаем дома современной музыки — рок, рэп, — и сын как-то наслушался и решил тоже написать стихотворный текст. Написал один, отнес в школу, получил пятерку, написал другой — еще одну пятерку. Сел писать третий, потом задумался, подходит ко мне и спрашивает: «Пап, а за что больше платят, за стихи или за прозу?». Я понял, что парень очень точно понимает правильное отношение к литературе. Потому что я безо всякого кокетства скажу. Я писал совершенно искренние книги об очень важных вещах. Но я бы никогда не стал бы писать книги в стол и заниматься писательством, в то время когда мои дети — голодные. Поэтому я их активно и навязчиво продаю и здесь, и за границами моей Родины. И я этого совершенно не скрываю, это моя работа. В какой-то момент у меня стало это получаться. Я лауреат то ли 14-ти, то ли 16 литературных премий, и все я их получил. Потом я получил премию «Всекитайская интернациональная премия за лучший зарубежный роман года» за «Саньку». И некоторое время думал, что если миллиард китайцев купит мои книги, то я сразу стану миллиардером…

Русская литература XIX и отчасти XX века является одним из самых важных фондов России, русской государственности и русской нации. У нас может кончиться нефть и газ, но эта мощь в сфере культуры XIX-XX веков — это дар ни с чем не соизмеримый. Я всю русскую классику люблю. Там один автор гениальнее другого. Одна из самых любимых книг у меня — это «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Как сказал про нее Эдуард Лимонов, эта книга написана за пределами человеческих возможностей. Что касается современной литературы, безусловно, книжные магазины сегодня завалены зачастую самой неимоверной белибердой. Но эта ситуация типична не только для сегодняшнего дня. Массовая литература всегда была популярней элитарной. Тираж у пушкинского журнала «Современник» составлял от силы 500-700 экземпляров. Скажем, поэт Надсон был в свое время намного популярнее, чем ваш земляк Тютчев, а некая Вербицкая в разы известнее, чем Чехов, Бунин и Зайцев вместе взятые. Это обычная ситуация в литературе. Но сегодня у нас есть писатели, книжки которых войдут в историю. Например, Михаил Тарковский, который пишет упоительную прозу с абсолютно точным слухом на русское слово, на образ, на суть бытия. Сложный болезненный писатель Александр Терехов, который написал «Каменный мост». Алексей Иванов — очень сильный писатель. Еще масса имен.

Я стараюсь не отвечать на вопросы о реальности персонажей из своих книжек. Потому что я занимаюсь не описанием собственной биографии, а написанием художественных текстов. Какое-то время я бравировал тем, что все мои тексты имеют какое-то отношение ко мне. Но когда я начал выступать в школах и дети у меня стали спрашивать, правда ли я убивал чеченцев, я понял, что не нужно о таких вещах рассказывать. В конце концов, какое это имеет значение? В конечном итоге текст всегда дает нечто большее, чем сама жизнь. Литература занимается не описанием фактов, а дает ощущение воздуха и атмосферы. И это самое главное.

За мат меня много ругают. Одно время я выражался матом, как маленький ребенок. В моих первых книжках было много нецензурной брани, потому что писал я про войну, про мужиков. Потом я понял, что они у меня слишком ругаются, и в переизданиях я то одно матерное слово уберу, то другое, то третье. В финале их там осталось всего пять-шесть, но от них я отказаться уже не могу. Просто совесть не позволяет. Там есть такие ситуации, где этот мужик должен сказать только так и никак иначе, уж извините. А потом я как-то стал в очередной раз перечитывать «Тихий Дон» и обнаружил, что там в каждом томе 25-30 матерных слов. Просто их там никто не замечает, и в этом ценность великого классического произведения. В новых моих книжках вообще никакого мата нет, так что можете их спокойно детям давать читать.

Напечатался впервые я просто. Отправил текст Дмитрию Быкову. Он издать попытался, но не смог. И тогда я его просто отослал по электронной почте в журнал «Север», который издается в Петрозаводске. И они взяли и напечатали.

Очень часто у людей, которые только начинают заниматься литературой, есть ощущение, что там засела какая-то банда своих и никому проходу не дает. На самом деле все это полная ерунда. Я вам совершенно искренне и точно говорю, что сегодня не нужно никаких редакторов поить коньяком, не нужно специально ни с кем знакомиться. Мало того, даже не обязательно приезжать из своего города в Москву. Все решает только качество написанного тобой текста. И все толстые журналы, все издательства — они просто роют землю в поисках хороших качественных произведений. Не всегда у всех все получается, но я до сих не встречал ни одного на самом деле замечательного текста, который по каким-то причинам «завернули». Если вы напишете «Тихий Дон» или «Конармию», то такие тексты пройдут и без блата.

Мои убеждения и мои тексты — это немного разные вещи. Политикой я занимаюсь, безусловно, но не в своих книжках, а на улицах — я организатор многочисленных «маршей несогласных», десятков, если не сотен пикетов и манифестаций. Это другая сфера моей жизни.

Что же касается литературы, то когда я пришел в нее, она была жестко разделена на патриотов и либералов. И они все были разделены по изданиям. Есть авторы «Нашего современника», есть авторы «Нового мира», есть — газеты «Завтра». И они никогда не будут друг с другом пересекаться. Мне показалось, что взгляды приходящих в литературу и разделяющих друг друга по лагерям становятся какими-то сектантскими. А в литературе и в политике нужно по возможности объединить весь мир в его полноте, а не быть либо западником, либо славянофилом. И я себе честно сказал, что я не буду сектантом. Я буду печататься и в «Новом мире», и в «Современнике». Я им всем себя навяжу. И вообще наличие последовательности взглядов и человеческая харизма — вещи в литературе куда более важные, чем какие-то упертые политические убеждения.

Можете подумать, что я кокетничаю, но я не кокетничаю. Я не испытываю никакой смертельной тяги к писательству. Если бы мне за те десять книг, которые я написал, платили бы очень много, я бы точно не стал писать одиннадцатую еще лет десять наверняка. У меня нет этой страшной жажды «написать роман». Все вещи, которые я хотел сказать, я уже сказал. Есть такая фраза: «Если можешь не писать, то не пиши». Я могу писать, могу не писать, хоть и очень это дело люблю. Для меня литературный труд — одна из забав. Воспитание моих детей, к примеру, вещь куда более важная и интересная.

Однажды меня в числе группы молодых писателей пригласили к Владимиру Владимировичу Путину в резиденцию Ново-Огарево. Он тогда еще был президентом. Писатели говорили естественно про литературу. Пускай тиражи будут побольше, дайте денег на журналы. Он отвечал очень грамотно и качественно: да, всем все дам, все сделаю. Ничего с тех пор не изменилось, но тогда он был очень убедителен. А перед этим ко мне подошел человек из администрации президента и попросил не говорить о политике. Дескать, это же литературная встреча. Я соврал, и потом этого человека уволили. На встрече я задал Владимиру Владимировичу всего один вопрос:

— Владимир Владимирович, а вот каким бы вам хотелось остаться в памяти народной — милосердным правителем или человеком жестких поступков и действий?

— А что вам, собственно, не нравится?

Было это года четыре назад. Я стал ему рассказывать, что, к примеру, отношения с Грузией меня очень сильно напрягают, потому что мне кажется, что мы должны выйти из этой ситуации максимально достойно. Меня мучает то, что в Чечне мы отдали власть одному из кланов, а так и не смогли установить там свою собственную. Мне не нравится социальная ситуация в стране. Я все это говорю, а Путин все это записывает: «Чечня. Социальная сфера. Зарплата…» Десять пунктов у нас получилось, и он мне начал отвечать. Вот смотрите, говорит, зарплаты в России растут на 13% в год, эта цифра выше, чем в любой европейской стране. И вычеркнул зарплату. Грузия сама заслужила такое отношение к себе, и мы будем и дальше так с ней общаться. И Грузию зачеркнул. Чечня сама выбрала себе Кадырова, и мы не будем вести себя там, как американцы в Ираке. И Чечню вычеркнул. В общем, таким образом, он прошелся за пять минут по всем пунктам. И все проблемы в России в ходе нашего разговора были решены.

Почему я роман назвал «Патологии», я, честно говоря, не знаю. Наверно потому, что каждое искреннее человеческое чувство — любовное, политическое, любая страсть, — оно всегда находится на грани между нормальностью и ненормальностью, на грани патологии. И тут самое главное не обвалиться в ад и ужас собственной души. В общем, в своем первом романе я писал о том, что человек — существо патологическое.

Я испытываю жуткую боль от того, что сейчас происходит с деревней. Я сам из деревни, и у меня все корни деревенские. С одной стороны у меня родственники из Липецкой области. Я когда в Брянск приезжаю, у меня такая память детства просыпается. Потому что «г» фрикативное слышу и говор этот смягченный, южный. В Липецкой области там тоже так разговаривают. А другие родственники у меня из Рязанской области. И вот эти деревни, в которых я вырос, они сейчас просто в кошмарном состоянии. Деревня сегодня отторжена от страны, это нерентабельная территория. Я об этом постоянно говорю, но Россия сейчас впала в такое парадоксальное состояние. Можно сказать и показать просто полный ад и кошмар, все, что угодно. Что страна занимает первое место по торговле детскими органами, по количеству убийств и самоубийств — в тройке лидеров. Однако апатия человеческая нынче достигает каких-то маниакально-огромных размеров. Реакции никакой! Вот в этом проблема. В равнодушии. Можно расчесать все «раны» до крови, а ничего не происходит. Потому что любой скажет: ну чего ты чешешься? Не чешись, ладно уже…

НАШБРЯНСК.RU - 14 декабря, 2010