Захар Прилепин: «Писатели-хулиганы, как правило, отличные ребята»
Беседа «без купюр» о прозе и поэзии современной российской жизни
Он никогда не рвался в столицу и сумел ее покорить в ранге писателя-провинциала. Тем более сегодня, обласканный славой, он не стремится стать москвичом. Прилепин вообще обходит стандарты, не стесняется в выражениях, имеет на все свою точку зрения и может вызывать совершенно противоположные чувства у людей, но только не равнодушие. Кажется, именно этого он и добивался.
— Захар, вы не раз говорили, что родились в простой семье: мама — медик, папа — учитель… Каким вам вспоминается детство?
— Истинная картинка моего детства входит в некий диссонанс с теми описаниями советской жизни, которые я обычно транслирую для широких масс. Я ведь учился в деревенской школе, где нас было всего четверо: мы с другом и еще две девочки. Это было практически индивидуальное образование, где одна учительница, в одном помещении, давала задание сначала нескольким ученикам первого класса, потом — второго и третьего. В этой глухой, уютной деревне Ильинка Рязанской области, где я родился, жило всего человек триста, поэтому воспоминания у меня сохранились самые светлые, пасторальные, похожие на калейдоскоп, популярный в ту пору, в который можно смотреть исключительно одним глазом. Это совсем не похоже на то, что описывали в своих произведениях Трифонов и Рыбаков, с их любовью к бесконечным переулкам Арбата.
— Как много вы переняли от родителей?
— Конечно, многое. Я обожал отца, и когда его не стало, а мне тогда было всего семнадцать, это была самая большая трагедия в моей жизни. И по сию пору это так. Папа никогда не садился и специально не учил жизни, как должен вести себя якобы «нормальный мужик». Это вообще было бы глупо. То, как он жил изо дня в день, и являлось для меня идеальным примером. При том, что он выпивал. Правда, он не был запойным алкоголиком, а просто выпивающим интеллигентом, образца Кайдановского, Даля, Высоцкого… Он у меня 1946 года рождения, и они одного, послевоенного поколения люди, которые очень быстро как-то поистратились… Отец обладал несметным количеством человеческих талантов, которыми я не обладаю ни в коей мере. Я только книги умею писать. А отец и публицистику писал, и стихи, и рисовал, и скульптуры лепил, и вырезал красивые фигурки из дерева, и играл на баяне, аккордеоне, гитаре, балалайке… Он в принципе многое умел — построить дом, запрячь лошадь, пропахать сохой землю, починить трактор… Он владел всем тем мастерством, которым владели люди, жившие в девятнадцатом веке и имевшие натуральное хозяйство. И, мама, кстати, тоже. Она ухаживала за гусями, курами, утками, и поскольку у нас не было водопровода, ходила стирать белье в реке, как это было принято издревле. Естественно, я привык к такой обстановке, хотя когда мне исполнилось десять лет, и мы всей семьей переехали в город Дзержинск, рядом с Нижним Новгородом, воспринял изменение ситуации положительно и вроде бы забыл о деревенском опыте. Но как оказалось, не навсегда.
— Интересно, вы и ребенком проявляли лидерские качества?
— В классе был где-то в тройке лидеров. Но если сейчас я валяю дурака и действительно пытаюсь всеми руководить, тогда это было точно неосмысленно.
— На сегодняшний день вы многодетный папа — четверо детей. Расскажите о них — какие таланты, возможно, замечаете?
— Старший сын Глеб, ему тринадцать лет. Второй сын Игнат, ему семь. Дочке Кире шесть лет, и вот месяц назад у нас родилась Лиля. А что касается их способностей и будущего… Я не стараюсь изо всех сил вырастить умных победителей мира. Это невозможно. Это безумное соревнование, в котором никто не выигрывает.
Посмотрите вокруг: огромное количество людей, делающее ставку на успех, — они, стремящиеся стать великими спортсменами или писателями, частенько проигрывают и крайне тяжело переживают поражение. Ставить перед своими детьми столь высокую планку — ошибка. Как и убеждение отпрысков в том, что они самые лучшие. Уверенность надо вселять в чадо не таким образом — иначе, став не первыми, они будут близки к отчаянию. Детей надо растить в спокойной, любящей обстановке, расширять их кругозор, образование. Надо мечтать только о том, чтобы видеть их счастливыми, и уметь быть довольным тем, что они уже имеют. При таком подходе их удачи будут только радовать.
Вот у меня Глеб, например, чемпион района по вольной борьбе, в своем подростковом возрасте он прочитал уже тысячи две книг, блестяще знает математику, кроме того, он лучший ученик по французскому языку в своем лицее. Я не вижу его знаменитым борцом, литературным критиком или переводчиком, но считаю, что максимальные возможности для элементарного зарабатывания на жизнь в будущем я ему должен обеспечить.
— Мы беседуем на Международной книжной ярмарке, где многие сетуют, что юная поросль стала меньше читать. Каким образом, на ваш взгляд, можно увлечь ребенка книгами?
— На нечитающих детей жалуются, как правило, нечитающие родители. Если ребенок от двух до пяти лет видит папу и маму с книгой, причем они эту книгу ему читают вслух, то он обязательно сохранит эти первые ощущения радости, испуга, удивления, и они будут связаны именно с печатной продукцией, а не с телевизором, радиоприемником или компьютером. Вот у нас в доме телевизор никто не включает. Только если мультики детям ставим иногда… Но так как у них не выработалась привычка все время смотреть на экран, то они и не испытывают никакой зависимости, как многие другие дети, чьи родители с помощью телевизора пытаются от них отвязаться и организовать собственное свободное время. Это не та вещь, которая развивает. Только планомерное чтение различной литературы с родителями дает ребенку крепкую веру в то, что именно книга — источник знаний. Между прочим, мы с женой начинаем детям читать еще когда они ничего не понимают, не умеют разговаривать… Знаете, у моего старшего сына первое слово было «папа», второе «дай», третье «мама», а четвертое — «почитай». И вот выработать эту привычку с самых ранних лет я считаю наиважнейшим делом.
Целая жизнь уходит непонятно на что
— Вы живете в доме в лесу, у заповедника, у реки Керженец, исповедуете явно патриархальный быт и наверняка знаете формулу обыкновенного человеческого счастья…
— У нас там хорошо — нет ни Интернета, ни телефонной связи, благодаря чему нас с женой ничто не отрывает от семьи. Мы можем устраивать музыкальные вечера — Маша (жена, — «РД») закончила музыкальную школу и прекрасно играет классику на фортепьяно. Я тоже играю на инструментах — отец научил. Нам есть чем заняться. Мы даже в этом году планируем забрать Глеба из школы и перевести на домашнее обучение. Мне кажется, сегодня родители должны обязательно дистанцировать своих детей от суеты, шума мира. Кстати, взрослым это будет нелишне сделать и для себя. А то мои коллеги вон только и занимаются тем, что набирают свою фамилию в Интернете и внимательно читают про себя все ссылки: политические, порнографические… И женщины этим же занимаются, тоже сутками сидят на сайтах знакомств и в прочих социальных сетях. Так целая жизнь уходит непонятно на что.
— Не могу не спросить: как вы познакомились с этой прекрасной женщиной, подарившей вам двух сыновей и двух дочек?
— С Машей мы ровесники и оба филологи — окончили один вуз, учились на одном курсе. Только она сразу поступила на дневной, так как поумнее меня, а я сначала пошел на вечерний, потом устроился в ОМОН, два года участвовал в боевых действиях в Чечне, а будущая моя жена в ту пору активно занималась бизнесом и была одной из первых бизнес-леди у нас в городе. А сошлись мы, наконец, только на пятом курсе, когда уже закончили переходить с вечернего на дневной и обратно, — встретились и совпали. Маша рассказывала, что обратила внимание на человека на экзамене, чьи волосы создавали на голове настоящий ореол. Тогда у меня были роскошные, светлые волосы, чуть-чуть с сединой (улыбается). Она попросила у меня лекции по философии, собственно, с этого все и началось… Ну, а я просто не мог пройти мимо, поскольку девушка была ошеломительна, совершенно не похожа ни на кого вокруг, с параметрами 90-55-97! Вы представляете, что это такое?! Яркая, сексуальная брюнетка с большой грудью и тонкой талией — настоящая инопланетянка! (Улыбается.) И вот уже четырнадцать лет нашему браку.
— Как я понимаю, вы домостроевец, и Мария про бизнес забыла?
— Да. У нас же огромное хозяйство, помимо четверых детей еще три кота и громадный (85 кг) сербернар Шмель, сын чемпиона мира. Так что за всеми надо следить. Но обязанности у нас с женой поделены поровну, и я могу сказать про себя без ложной скромности, что меня спокойно можно оставлять с младенцами — я легко справляюсь. Жена мне вполне доверяет в этом вопросе. Например, прошлым летом я целый месяц жил один с тремя маленькими детьми и отлично обеспечивал питание, досуг и жизнедеятельность нашей семьи.
Я не разделяю мнения «можешь не писать — не пиши»
— Уверена, что только ленивый не спросил вас, куда вы потратили сто тысяч долларов — премия «СуперНацбест», но и я интересуюсь этой же темой.
— А на наш дом, который мы достраиваем, улучшаем. Почему-то все думают, что Прилепин мегабогатый, а у меня нет денег даже купить квартиру в Нижним Новгороде, которая стоит пять миллионов рублей! А нам бы хотелось все-таки иметь и городское жилье. Я не экономный человек, но и не транжира. Я много работаю, много трачу… У меня же еще мама-вдова, которая живет в доме в Рязанской области. Еще есть ряд людей, которым помогаю материально… И наш дом всегда открыт для друзей. Мы любим гостей, всегда с нетерпением ждем и Федю Лаврова, и Андрея Бледного, и Андрея Кузичева, и Дуню Смирнову, и Валеру Тодоровского, и еще многих других актеров, режиссеров, музыкантов… Разумеется, когда у нас живет человек двадцать, то деньги льются рекой, я их никогда не считаю, потому что мне приятно проводить время с товарищами.
— Как-то постепенно вы стали культовым автором: Кирилл Серебренников поставил спектакль по вашему произведению, сейчас Алексей Учитель снимает фильм «Восьмерка» по еще не вышедшей повести… Анализировали, за счет чего вам удалось стать модным?
— Стандартно пишущие люди рассуждают, исходя из следующих данных: насколько мой текст хорош или плох, насколько я одаренный в отличие от другого и пр. Но это далеко не все факторы. По моему мнению, понятие успеха, безусловно, связано с наличием природного дара, работоспособности, любовью к жизни, к литературе… Но немаловажно еще не быть ублюдком. Причем в самом широком смысле этого слова. Грубо говоря, если ты переимел всех женщин из своего окружения, бросил детей, то потом не стоит удивляться, почему не числишься в рядах великих писателей, хотя вроде и пишешь не хуже прочих… То есть это я к тому, что процесс выдачи и отдачи вполне органичен. Нельзя только брать постоянно.
— А в какой момент вы лично почувствовали тягу к писательской деятельности?
— В эту профессию пришел случайно и не разделяю мнения «можешь не писать — не пиши»: я могу не писать и прекрасно себя чувствую — пьянствую, гуляю, читаю детям книжки… Но все равно каждое утро сажусь к столу. А если бы в России была ставка на новое дворянство, гусарство, то я бы точно до сих пор был военным человеком. Не случайно же я шесть лет работал в ОМОНе — мне дико нравилось, и в будущем видел себя исключительно профессиональным военным. Этот труд мне кажется наиболее адекватным мужскому состоянию. Я до сих пор ностальгирую по тем временам. Когда я ушел из ОМОНа, то ощутил некую пустоту и сразу устроился на первую попавшуюся работу — журналистом. До этого писал лишь стихи в юности. Через год работы журналистом я заскучал и решил сочинить что-то крупное. Так родился роман «Патологии», за который я получил замечательный гонорар, обрадовался и написал еще одну книгу — так и пошло.
— Слышала, что и Никита Михалков о вас как-то тепло отзывался, да и многие другие… Вы тщеславны, важно, кто хвалит?
— А вы знаете, что и Дмитрий Медведев сказал, что читает Захара Прилепина? Это мне соседи в деревне рассказали. Я, конечно, обижу Медведева и Михалкова, если отвечу, что мне неважно их мнение, но моей маме эти вещи очень приятны — она тает.
— Плюс самолюбие тешит количество врученных вам всевозможных премий…
— Правда состоит в том, что поначалу я, несомненно, жаждал признания. Помню, был страшно огорчен, когда меня «прокатили» с призом в первые мои полтора года в литературе. Ужо я вам еще покажу — подумал тогда. А позже, когда мне стало все равно, как на меня отреагируют, — тут награды сразу же и посыпались. На моем счету уже шестнадцать премий, если не ошибаюсь. А допустим, последние сто тысяч долларов я мог и не получить, поскольку пришел на мероприятие нетрезвым, когда объявляли победителя — вышел покурить, так как не был готов стать победителем, и появился уже в последний момент — как оказалось, в самый раз, иначе, если бы меня не было в зале, — деньги бы уплыли.
Воспроизвожу действительность безо всякого вранья
— Вы как-то сказали, что пишете элементарные вещи, — именно по этой причине в ваших книгах встречается ненормативная лексика? А ведь классики прошлого не использовали ее в своих нетленных творениях…
— Вы ошибаетесь. Возьмите «Тихий Дон» Шолохова — там в каждом томе есть мат. Просто он заменен точками, в отличие от современных изданий. Пушкин, Есенин тоже были известными сквернословами. При том, что они еще не общались с зэками, омоновцами, бандитами… Поймите, в определенные моменты люди разговаривают только так, и никак иначе. Это однозначно. И я воспроизвожу действительность без всякого вранья. Тем не менее при каждом переиздании убираю два-три лишних матерных слова из своих книг.
— Одно время вы работали политтехнологом, и вроде бы у вас неплохо получалось…
— Да нет, я не настолько циничен. За полтора года на этой должности сделал пару людей депутатами и мэрами городов. Я их продвигал во власть и одновременно торговался о том, чтобы моей партии дали офис, возможность легализации, и вообще чтобы нас не трогали. Мы же считаемся экстремистской, запрещенной законом организацией, в нашей партии люди за последнее десятилетие в общей сложности отсидели сто семьдесят лет… Так что сами понимаете…
— Мы с вами — поколение девяностых, а что скажете о нынешних выпускниках школы, какие у них преимущества перед нами?
— Они чрезвычайно мобильные и в отличие от нас быстро и легко адаптируются в любой языковой и социальной среде. Разумеется, я имею в виду не быдло, а лучших представителей. Но в то время, как лучшие образчики нашего поколения имели все-таки какие-никакие идеалы и не стремились немедленно ровно построиться, это поколение, при том, что без проблем учит иностранные языки, уезжает с чувством, что весь мир им не чужой, параллельно мгновенно улавливает социальную стратегию и, руководствуясь конформизмом и думами о карьере, к ней тут же подстраивается.
— Вы — абсолютно семейный человек, а тут как-то сетовали, что мечтаете написать семейную сагу, а она у вас никак не идет… Любопытно, почему?
— Она не пишется, наверное, потому, что в жизни присутствует. Вообще часто бывает, что христианские писатели, писатели-догматики, проповедники — такие отъявленные негодяи и развратники в жизни… Естественно, они никогда в этом не признаются, но я знаю. И наоборот: писатели-хулиганы, как правило, отличные ребята, хорошие отцы… Но не подумайте, что это я про себя (улыбается), — просто наблюдение.