«Не пасынок, а самый ненаглядный сын…»
Всё чёрное у Есенина — это от усталости и загнанности. Поэзия его преисполнена светом и благом
В издательстве «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ» вышла новая книга Захара Прилепина «Есенин. Обещая встречу впереди». На страницах «ЛГ» писатель рассказывает о работе над биографией и размышляет о надуманном противоречии между имажинизмом и «крестьянской поэзией».
— Захар, меня поразил один факт есенинской биографии, на котором вы делаете особый акцент. После смерти близкого друга Гриши Панфилова Есенин посылает его отцу свои стихи, ставшие эпитафией: «Покойся с миром, друг наш милый, / И ожидай ты нас к себе». А далее следует такое резюме: «Но всякая смерть помимо того, что она — боль, ещё и — наказ. Смерть приказывает: иди». Так получается, что именно смерть сделала Есенина — Есениным и самым русским из всех русских поэтов?
— Никаких однозначных ответов на такие вопросы быть не может. Ну что я скажу: смерть Панфилова сделала Есенина поэтом? Это же глупо. Его сделало поэтом очень многое: его род, его детство, трагедия, связанная с разладом родителей, его дар божественный и ещё многие, многие вещи. И смерть Панфилова — да, она важна.
— Цитаты, приведённые в биографии, убедительно доказывают: самоубийство было необратимо, как рок. Эта страшная опустошённость в финале жизни — неумолимая расплата гения за дар: «Пусть вся жизнь моя за песню продана». А что бы могло спасти Есенина в этот роковой миг?
— Мог зайти Эрлих или Устинов и дать Есенину отсрочку. Но вообще он был, безусловно, обречён.
— В самом начале книги есть такой эпизод. Двадцатилетний Сергей Есенин со своим наставником Николаем Клюевым в 1916 году приезжают из Питера в Москву, готовясь её покорить. Заходят в храм Христа Спасителя, перекрестились. «Оба притихли. От стены шагнула схимница в чёрном платке и, указав на Есенина, велела спокойно: Уходи отсюда, висельник». Захар, почему «жаворонок Серёжа Есенин» уже в двадцать лет стал «обречённым висельником»?
— Это надо у схимницы спросить, как она догадалась. На этот вопрос ответ тоже не в человеческой логике располагается. Почему? Да потому. Я тысячу страниц написал, чтобы проследить всё это день за днём.
— По вашему убеждению, девизом Есенина было: «Славу надо брать за рога!» Рогатая слава — чёрт, которому поэт заложил свою душу? Он и отразится в зеркале в образе «чёрного человека». Насколько чернота демонического двойника Есенина оттеняла ангельский свет его подлинника?
— Ну, это игра слов, и не вполне правомерная в данном случае. Есенин всё-таки не Дориан Грей. Он за песню отдал жизнь, а не душу. Один неглупый человек и поэт сказал гениальную вещь: у Есенина даже богооставленность — тёплая. Это просто поразительно сказано. Всё чёрное у Есенина — это от усталости и загнанности. Поэзия его преисполнена светом и благом. Там ничто ничего не оттеняет.
— «В свои двадцать два Есенин сам претендовал на первенство». Чем объяснить это вечное стремление к лидерству? Мешало оно есенинскому творчеству или поэту всё шло на пользу? Даже одержимость бесовщиной славы?
— Да почему сразу бесовщиной-то? Он писал стихи и хотел, чтобы их читали люди. И добивался этого. И где тут бесовщина? Стремился вожаковать — потому что имел для этого основания, и, скажем, в крестьянском направлении никто на эту роль и не мог претендовать — ни Клюев, ни Орешин, ни Клычков. Другой вопрос, что они и Есенина-то не очень хотели слушаться, но это отдельный разговор. Если б Есенину удалось создать после возвращения с европейско-американского вояжа объединённый фронт крестьянских поэтов и имажинистов — это была бы крайне любопытная история. Но товарищи Есенина решили, что справятся без него. Не справились.
— Есенин — поэт парадоксов. «Розу белую с чёрной жабой / Я хотел на земле повенчать» — его жизненное и творческое кредо. Именно поэтому из крайности он метнулся в крайность: от новокрестьянских поэтов к имажинистам. Вы пишете об этом так: «Причина проста: он в тот момент продолжал считать имажинистов новаторами в куда большей степени, чем Орешина и Клычкова». А если бы не судьбоносная встреча с Мариенгофом, мог бы Есенин возглавить другую какую-либо группу? Или Есенин и «под маской имажинизма» оставался «крестьянским поэтом»?
— Я много пишу в своей книге о том, что противоречие между имажинизмом и крестьянской поэзией во многом надуманное. Об этом в своё время, куда раньше меня, догадался Сергей Городецкий, например, и отлично это аргументировал. У нас просто распространено вульгарное представление, что «крестьянская поэзия» должна быть про «осинки и росинки», а имажинисты — это какие-то извращенцы. Но всё это банализирует сложнейшую есенинскую историю и его поэтику, вмещающую в себя самым органичным образом самые разнородные на первый взгляд элементы. Но в конечном итоге они разнородными кажутся только потому, что мало читаем стихов и плохо их понимаем.
— В самом начале книги образ юного поэта ассоциируется с жаворонком, а в финале, когда речь идёт о последнем акте есенинской трагедии, возникает образ петуха, который «прятался в углу и затаивался, как приговорённый». В связи с этим вспоминается «маленькая поэма» «Метель», написанная в декабре 1924 года, где Есенин признаётся: «Я не люблю / Распевы петуха… Но я забыл, / Что сам я петухом / Орал вовсю / Перед рассветом края, / Отцовские заветы попирая, / Волнуясь сердцем / И стихом…» А почему об этой горькой и ироничной аналогии поэта с петухом в «Метели» вы даже не упомянули?
— У меня черновиков о Есенине и его стихах — ещё на один такой же том.
— Каким образом вам помогла «Летопись жизни и творчества С. А. Есенина» написать биографию поэта? Не мешали факты, представленные в «Летописи…», выстроить именно вашу концепцию судьбы поэта?
— Нет, они помогали, конечно. Там всё систематизировано, хотя есть несколько упущений. И без этой летописи я бы писал «Есенина» не три года, а лет десять.
— Подзаголовок книги «Есенин» — «Обещая встречу впереди». Это перефразированная строка из посмертного стихотворения поэта, написанного кровью. У Есенина: «Предназначенное расставанье / Обещает встречу впереди». Почему вы изменили одну из самых известных строк поэта? Как бы к этому отнёсся Сергей Есенин?
— Это название моей книги. «Обещая встречу впереди». Есенин, обещающий нам встречу и надежду на рай. Не думаю, что он был бы строг ко мне.
— В финале биографии Есенина меня поразило стихотворение в прозе — после смерти Есенин проходит через «врата Господни» и оказывается в раю: «Где расстилается Родина, вокруг которой он оказался не пасынок, а самый ненаглядный сын… И всё будет хорошо. Или нет». Чем больше пишешь о Есенине и чем глубже копаешь, тем бездоннее оказывается Вселенная судьбы поэта и его жизнетворчества. Правильно ли я понял смысл заключительной фразы?
— Да. И так тоже можно понять. Но смысл тот, что на поверхности — просто. Всё будет хорошо, мы надеемся, что Господь его простит. Но может и не простить. Мы не знаем.
— Я хотел бы вспомнить другую, не менее значимую строчку Есенина: «Большое видится на расстоянье». Ваша биография поэта — тому подтверждение.
— Спасибо на добром слове. Я надеюсь, что читатели этой книги проявят ту же самую въедливость, что и вы. Счастлив, что у меня есть такие внимательные и сопереживающие читатели.
Беседу вёл Валерий Сухов,
Пенза
«Литературная газета» № 9 (6727), 03.04.2020